Живой Журнал. Публикации 2020 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я цыган не боялся вовсе — прежде всего оттого, что денег у меня не было, а в драки с молодыми ромалэ я не лез, потому как видел, как колют им карманы острые ножи. У них, конечно, была своя правда — тоже ведь люди. Но, спору нет, ночевать с ними в одной комнате я не пожелал бы никому.
Причина ненависти деревенских людей мне была тогда ясна — цыгане были чужими. Неизвестно чего от них ждать, хоть они давно не воровали коней — по крайней мере, здесь. Трактор и мотоцикл давно пришли на смену крестьянской лошадке, как о том пророчествовали классики.
Итак, я вышел из неприветливого домика с кассой и закурил.
Мой малый, но прочный опыт путешественника говорил, что в таких случаях нужно дать дороге перевести дыхание, а лишь потом дать подхватить тебя, то есть, попросту, не суетиться.
И точно — неподалёку обнаружился грузовик со спущенным скатом. Через пять минут я уже помогал шоферу менять колесо.
В награду меня повезли куда-то и, очнувшись от минутного сна в кабине, я вдруг обнаружил, что меня доставили в научный городок.
Я знал, что такое эти научные городки, по краю которых натянута колючая проволока, а на пропускных пунктах стоят суровые автоматчики.
Но это было явно другое место.
Пока я заторопился в туалет, несколько взболтанный долгой дорогой, мой спаситель принялся спорить со своим товарищем. Я, было, готовился заночевать у них в гараже. Но нет, оказалось, в гараже ночевать нельзя, должна была приехать какая-то комиссия, которая всё осмотрит и запишет, а эти комиссии всегда являются, как привидения — неожиданно и страшно. И вот они спорили, к кому меня отправить.
Оба сходились на том, что сейчас не спит только один сумасшедший, и вот он-то меня точно приютит. Шофер, принимавший неподдельное участие в моей судьбе, говорил, что приютит-то приютит, а наутро зарежет.
Мне это не понравилось до чрезвычайности, но деваться было некуда. Спать на лавочке мне не хотелось. Августовские ночи холодны, а Илья-пророк уже положил в воду камень, что означало приближение осени, с поправкой, разумеется, на новый календарь.
Меня провели через парк, где на меня сразу же замахнулся гипсовый Ленин, затем мы шмыгнули узким проулком между почти дачных заборов, и вышли к облупленному дому, архитектуру которого по всем городам центральной России обычно описывают как «пленные немцы строили».
Мой провожатый стукнул в дверь (рядом, внушая надежду, светилось окно), я поздоровался с сухоньким старичком в круглой чёрной шапочке. Из-за этой шапочки он действительно смахивал на сумасшедшего, но я знал, что такие странные головные уборы ещё не повывелись в пятидесятые годы, и даже видел такого профессора в фильме «Весна». Вот если бы кто вышел ему стеклярусом на этом головном уборе букву «М», тогда — да, это меня бы встревожило. Сумасшедших часто боятся, потому что они почти как мы, почти как люди. А при этом всё же люди, да не такие, непредсказуемые, с непонятной властью.
Но всё это я додумывал уже на узкой койке, проваливаясь в сон, как в болото.
Утро началось с петушиного крика.
Я встал и отправился исследовать место моего обитания.
Потолки были высоки, но облуплены, по стенам змеились трещины, и видно было, что поверх старых, залитых масляной краской, уже появились новые.
Никого в доме не было. Хозяин мой куда-то подевался, а я не горел желанием его искать.
Я привёл себя в порядок и стал думать, как покинуть это странное место.
На улице было солнечно, но не жарко.
С реки пахло свежестью.
На холме стояла барская усадьба, обращённая к реке фасадом, а ко мне — полукруглым двором. Посередине, в кустах, вместо клумбы стоял вчерашний Ленин.
Дальше, в начинающемся парке, сидел совсем другой каменный человек. Тоже бородатый, он был не в пиджаке, а в сюртуке, держал в руках одну книгу и зачем-то наступал ногой на другую. Пояснительная надпись отсутствовала.
Я обошёл усадьбу вокруг и обнаружил у парадного входа синюю академическую табличку «Институт растений». Рядом висела мемориальная доска неизвестному мне Герою Социалистического труда, что, как говорится, «жил и работал».
Что-то я такое раньше слышал, какая-то история с этим названием мне была известна, но вспомнить я её не успел.
Тут из двери выпорхнула прелестная барышня в белом халате и призывно замахала мне руками.
Я подошёл, чтобы объясниться, но она сразу же схватила меня за рукав и потащила внутрь.
— Быстрее! — шипела она. — Вы опоздали на целый час! У них вообще через десять минут собрание!
Мы бежали по лестнице (огромные балясины толщиной в телеграфный столб) на второй этаж, мимо нескольких портретов того самого бородатого человека, памятник которому я обнаружил в парке.
На одном полотне он был изображён на трибуне, на втором в какой-то мрачной комнате с решёткой на окне, а на третьем — пожимающим руку Ленину, и всё это наводило на весёлую мысль, что два памятника со скуки сошли со своих мест и принялись брататься.
Наконец, меня впихнули в приёмную, где стоял пулемётный треск электрической пишущей машинки «Ятрань».
По размерам она, и правда, была похожа на пулемёт. Сначала мне показалось, что машинка работает сама, но потом я сообразил, что за рукоятками этого пулемёта сидит секретарша-карлица. Я хотел было опуститься в продавленное кресло для посетителей, но тут меня толкнули в спину, и я не шагнул, а впал в кабинет начальствующего лица.
За большим дубовым столом сидело существо, похожее не на памятник, а на постамент.
Вернее, на тот камень, по которому вечно скачет Медный всадник.
Существо сделало приглашающий жест в сторону стула для допросов сотрудников, извлекло из-под бумаг коричневую тощую папку и метнуло её в мою сторону. Я цапнул папку и положил к себе на колени. Постамент кинул в меня гранитное указание:
— Текст сразу мне. Я завизирую. Есть ли вопросы?
Я открыл рот, но неведомая сила уже вынесла меня из кабинета и бросила под пулемётный огонь секретарши.
В щель закрывающейся двери я услышал:
— Ну и хорошо, что нет.
На пороге приёмной меня ждала всё та же прелестница.
— Теперь вас надо устроить, — озабоченно зашептала она.
— Да я уже устроился у какого-то старичка, — беззаботно ответил я и осёкся.
— Постойте… — с невыразимым ужасом спросила
