Глаз бури - Екатерина Мурашова

– Неправда ваша! – Таня глядела исподлобья и явно хотела отобрать у Софи свою руку. Софи была сильнее и не отпускала. – Вот на прошлую Пасху Селена (ее взаправду Аленкой зовут) замуж за чиновника вышла. Так он ее сильно полюбил… А Веру Засосову дворянин на полное содержание взял… А что до всяких негодяев, так Прасковья Тарасовна девушек своих в обиду не дает… А видали б вы, Софья Павловна, как на фабрике получку дают, так что после начинается… Как мужики напьются… Бабы, бывают, воют так, что заснуть невмочь. И совершенно за бесплатно…

– А что ж Аленка? Видал ее кто после? Счастлива?

– Прибегала к Даше. Дружили они. Все, говорит, хорошо, скучно только…

– Вот, это самое! Она же к другому привыкла. И прикинь, даже такой вариант, хороший. Вот живут они, поссорились немного. С кем же не бывает! Как, чем он ее корить станет? Только представь. А дети у них! Вдруг узнают…

– Я детей не хочу! – быстро сказала Таня. – Сестричек с маменькой поднимем и довольно. Не хочу! И вот что скажу: не надо этого, Софья Павловна! Я прежде долго думала, а теперь решилась, и вы меня с панталыку не собьете!

– А что ж маменька, знает про твою мечту? Ты ж ей сердце разобьешь…

– Она знает, – невозмутимо сказала Таня. – Плакала сначала, а потом сказала: что ж, чему быть, того не миновать. Поживешь хоть красиво, я сроду так не живала. Сестренок твоих замуж выдадим, а ты – в монастырь пойдешь. Бог милостив, отмолишь грехи-то…

– Бедлам какой-то! – пробормотала Софи.

Она вовсе не чувствовала себя побежденной и собиралась с мыслями, чтобы приступить к следующему этапу убеждения Тани.

Внезапно дверь, ведущая на галерею, с треском распахнулась. Таня испуганно вскочила, прижала руки к груди. Софи медленно обернулась, уже зная, что, точнее кого, увидит.

– Ты выйди сейчас! – сказал Туманов Тане.

Таня вопросительно взглянула на Софи, и та отчетливо прочла в ее взгляде удивительное. Если я сейчас попрошу «останься!», маленькая служанка ослушается приказа «благодетеля» и не уйдет. Чем бы ей это не грозило впоследствии. «Вот молодец, какая отважная! Кто б мог подумать!» – с невольным уважением подумала Софи. И вдруг сообразила, что эта вот личная отвага и независимость вообще характерны для людей, которыми окружал себя Туманов. Иннокентий Порфирьевич с его канделябром, упрямый Мартынов, странноватый, но забавный Иосиф, теперь вот Таня… «Наверное, и я вписываюсь в этот ряд», – вполне демократично подумала Софи (Оля Камышева наверняка зааплодировала бы ей за такую «недворянскую» мысль) и испытала род уважения к самому Туманову. Она хорошо знала, сколь многие люди, добившись чего-то собственными усилиями, предпочитают окружать себя безбожно льстящими им ничтожествами.

– Иди, Таня. Все хорошо. Мы еще поговорим с тобой.

Таня вышла, унося поднос с объедками. Туманов притворил за ней дверь, прошел в покои, но не сел, стоял, прислонившись к стене возле камина. Смотрел на картину, где два рыцаря волею художника обречены были вести свой вечный, никогда не кончающийся поединок. Софи привычно оценила его состояние и решила, что хозяин игорного дома, несомненно, выпил, но по своим меркам почти не пьян.

– Я бешусь, Софья, – негромко сказал Туманов. – Хотел напиться, пьяным упасть, как всегда, не смог…

– Что ж мне сделать? – спросила Софи. – Уехать теперь, чтоб вас не тревожить? Извольте…

– Я не хочу!

– Так что ж вам надо? Решайте скорее!

– Зачем ты так говоришь? – с упреком произнес Туманов. – Играешь со мной? Отчего дверь не заперла, как я велел?

– Так здесь же Таня была, вы видели. Я ложиться хотела, вспомнила, что проголодалась, не ела ничего. Попросила ее…

– Пустое! Отчего не заперлась?

– Да зачем мне с Таней запираться? Михал Михалыч! Что с вами? – Софи искренне удивилась тому, что Туманов, не будучи пьяным, не замечает и, по-видимому, не понимает очевидного. – Вы, должно быть, тоже устали. Вам лечь надобно и поспать часиков этак десять.

– Я не хочу спать! – Туманов потряс головой, словно отгоняя надоедливое насекомое. – Не хочу!

– Да что вы заладили: не хочу, не хочу! – измотанная бурным днем Софи исчерпала свой невеликий запас терпения. – Ровно дите малое! Раз уж пришли сюда, скажите побыстрее: что вам от меня надобно-то?

– А ты не догадываешься?

– Может, да, а может, и нет. Хочу от вас услыхать.

Туманов двумя шагами пересек комнату и молча притянул девушку к себе. Трудно сказать наверняка, какой реакции он ожидал, но последовавшая его явно удивила. Софи прислонилась щекой к плечу Туманова, оперлась на него всей своей тяжестью, расслабилась и едва ли не засопела.

– Софья! Ты не боишься? – задыхаясь, спросил Туманов.

– Не-а, – сказала Софи и сладко зевнула. – Я теперь доподлинно знаю, что вы – не страшный.

– Когда это ты решила? – подозрительно спросил Туманов, слегка отстранив Софи и пытаясь заглянуть ей в лицо.

– А вот тогда, – невразумительно ответила Софи. – Что ж дальше?

– Не играй со мной!!!

– Да я и не думаю играть, – девушка удивленно подняла брови. – У меня и сил-то на то нет. Я думаю, что…

– Мне плевать, что ты думаешь! Ты хоть что чувствовать можешь? Неужто вовсе ничего?!

– Чувствовать… – Софи честно прислушалась к себе. – В желудке тяжесть… Но это оттого, что ела много. Ноги гудят… Еще что-то… Не знаю… Вы наверное, про себя хотите? Руки у вас, Туманов, теплые и сильные. Не страшные совсем… Можно, я на вас вот эдак опять обопрусь? Коли вы уж все равно пришли и говорить хотите…

– Да не хочу я говорить!

– Опять «не хочу»? – легко засмеялась Софи. – Скучный вы сегодня, право…

– Скучный?! – прорычал Туманов. – Ну погоди, сейчас весело станет…

Туманов обхватил Софи, грубо прижал к себе и одновременно впился губами в ее рот. Девушка легко подалась к нему, разомкнула губы и провела языком по нижней губе мужчины, словно пробуя его на вкус. Туманов, изумленный, приготовившийся к яростному сопротивлению, слегка ослабил натиск. Видный Туманову темно-серый глаз Софи поблескивал любопытством.

– «Монтраше», урожай от 1870 до 1875 года, – сказала Софи.

– Что-о?!

– Вино, которое вы пили. Меня папа́ научил. Он пил в кабинете с друзьями или еще где, а потом я его на ночь целовала и по букету угадывала – что. Я здорово наловчилась, он меня потом своим друзьям, как уникум, демонстрировал. Они сами вино выбирали и заключали пари. Папа всегда выигрывал. Маман, когда узнала, большой скандал сделала…

– Ну, я думаю… – протянул Туманов.

– Ну ладно, давайте дальше целоваться, – вздохнула Софи. – Что ж вы остановились-то? Вы теперь не пьяны, как тогда, я драться не стану. Или вам не нравится?