Охотники за каучуком - Луи Буссенар

Давайте вернемся к гвианским робинзонам и прибывшим с ними из Марони неграм бони.

Командиры небольшого экспедиционного корпуса, разбив лагерь неподалеку от приозерной деревни, времени даром не тратили.

Они вели непрестанное наблюдение, великолепно организовали разведывательную службу, днем и ночью совершали отважные ловкие вылазки. Благодаря этому удалось узнать все тонкости диспозиции[166] противника и все обычаи подонков, жителей этого оплота бандитизма.

Им стало известно, где находится хижина госпожи Робен и ее детей, сколько охранников вокруг, узнали также, что Диого покинул деревню и отбыл в неизвестном направлении.

Это событие пришлось Робену, его сыну и их доверенному Никола очень по душе, хотя они и не представляли, кого за это благодарить.

Диого, вместо того чтобы направиться на юг, к Тартаругалу, уплыл на запад. Почему?

Впрочем, это не так важно. Главное, завтра его не будет в деревне, когда ровно в полдень отряд атакует ее и освободит госпожу Робен.

Наконец этот долгожданный день настал. Что он принесет, победу или поражение? Заранее никто сказать не мог, но все бойцы трепетали от нетерпения и задора.

Ранним утром они строем подошли к деревне, соблюдая все возможные предосторожности. Укрывшись за естественными препятствиями, заняли заранее оговоренную позицию и стали ждать приказа, вслушиваясь в каждый звук и всматриваясь в каждое движение.

Робен-отец разбил свое маленькое войско на три группы по десять бойцов. Было решено, что одним отрядом командовать будет он, другим — его сын Анри, третьим — Никола.

Последние два должны будут атаковать деревню слева и справа, пробежать по улице, подавляя по ходу всякое сопротивление, и одновременно приблизиться к хижине пленников.

Робен же тем временем направится непосредственно к хижине и захватит ее, ошеломив охрану внезапностью и стремительностью нападения.

По всей вероятности, все будет уже кончено к тому времени, когда к хижине подойдут два других отряда…

И вот без двух минут полдень.

Тридцать солдат, приставив к ноге оружие, неподвижно ожидали сигнала.

Старый инженер знал каждого из них, в каждом был уверен. Он медленно обошел строй, вглядываясь в лица, и звучным, приятным, сердечным голосом произнес:

— Вперед, дети мои. Выполните свой долг.

В ответ ни крика, ни слова, ни вздоха.

Оба командира отдали приказ:

— Вперед!

И два отряда бросились молча, как стая хищников, через поле маниоки, тростника и маиса.

— Наша очередь, друзья мои! — снова заговорил Робен.

И с ловкостью юноши кинулся первым, с саблей в одной руке и пистолетом в другой.

Нападающие бежали перпендикулярно улице и выскочили прямо к линии хижин. Но деревенские дома не примыкают тесно один к другому, как в городе. Они стоят свободно в окружении небольших садиков, обнесенных легкой оградой или вовсе без ограды, затененные фруктовыми деревьями.

Вот уже показалось жилище пленников, крыша из банановых листьев и высокий бревенчатый палисад[167]. Настоящая крепость.

Пятнадцать стражников, вооруженных ружьями, растянулись под деревьями, всем своим видом выражая внимание.

Ни один не закрыл глаза. Приказ Диого непреложен.

Заметив белого, выпрыгнувшего из укрытия подобно тигру, и вооруженных до зубов негров, следовавших за ним, охранники повскакивали, схватились за ружья и приготовились отражать атаку, несмотря на полную неожиданность появления врага.

Негр, бывший у них, видимо, за старшего, что-то громко прокричал, призывая стражу к оружию, вскинул ружье и прицелился в Робена.

Раздался выстрел, но «белый тигр» метнулся в сторону и ушел от пули, пронзившей плечо одного из солдат.

Раненый вскрикнул от боли и ярости, и тут же раздался устрашающий воинственный клич его боевых товарищей.

Робен снова бросился вперед.

— Бросай оружие! — приказал он тому, кто стрелял, тоном, не терпящим возражений.

Тот схватил ружье за ствол, намереваясь использовать его как палицу.

Тогда старик со стремительностью и ловкостью, которой позавидовал бы и двадцатипятилетний мужчина, кинулся на бандита с поднятой саблей. Лезвие со свистом опустилось на череп врага и раскроило его до самого носа.

— Так тебе и надо, подонок!

Стражники, замешкавшись на минуту, опомнились и начали целиться в бони.

— Ложись! — закричал Робен, падая плашмя на землю.

Бони, как бывалые солдаты, исполнили команду мгновенно. Стражники растерялись. Не видя больше перед собой людей — только черную линию, не имевшую ни высоты, ни объема, — они завертелись, отыскивая цель.

— Готовься… Пли! — скомандовал вновь Робен.

Раздался залп из десяти ружей — раненый тоже не вышел из строя, — и на охранников градом посыпались пули. Каждый из бони целился в своего врага, а потому десять негодяев рухнули на землю, одни сраженные наповал, другие — слишком тяжело раненные, чтобы продолжать борьбу.

Четверо или пятеро уцелевших побросали оружие и с воплями ужаса кинулись наутек.

С разных концов деревни слышалась пальба. Робен различал выстрелы негров по громоподобному звуку — ружья не слишком совершенные, в каждом заряде не одна пригоршня пороха, — узнавал более резкий, звенящий треск скорострельных винтовок.

— Как будто и там все в порядке, — пробормотал он себе под нос. — Только бы ничего не случилось с пленниками.

И, посмотрев на ограду метрах в трех от себя, добавил:

— Чтоб пробить такую стену, пушка нужна. Если б кто-нибудь отпер нам изнутри!

Инженер тут же подозвал одного из солдат, самого сильного и самого высокого.

— Прислонись-ка к стене и держись крепче.

— Слушаюсь, господин.

Робен проворно забрался негру на плечи, схватился за частокол, подтянулся и крикнул сверху:

— Мери!.. Где вы, дитя мое?

Совсем рядом раздался вопль ужаса, потом возглас счастья.

— Боже мой! Это вы, отец… Мы спасены!

— Откройте дверь, дитя мое… Быстро… Время не терпит.

Молодая женщина, задыхаясь от волнения, хотела уже выйти за ограду к стоящей в отдалении хижине, как вдруг негритянки, казавшиеся до той поры доброжелательными или, по крайней мере, безразличными, превратились на глазах в разъяренных гарпий[168].

Видя, что пленница вот-вот ускользнет, они набросились на несчастную, схватили ее за руки, готовые расцарапать в кровь лицо своими ужасными когтями.

Робен не успел еще толком забраться на стену и не мог помешать отвратительным фуриям[169].