Галльская кровь - Луи Буссенар

Keb Анри Буссенар

Галльская кровь

Он совсем не походил на эпического героя. Скромный, без претензий, одним словом — добрый малый.

Лельевр… Вряд ли вам говорит что-либо это имя. А между тем его обладатель заслуживает того, чтобы о нем знали все. Бесстрашный воин, один из тех «железных людей», подвиги которых рождают легенды.

Так кто же он, капитан Лельевр?

Просто… герой Мазаграна![1]

История донесла до нас подробности событий, в которые трудно поверить, настолько они кажутся нереальными, как бы перенесенными из другой эпохи, хотя происходили они не более пяти — десяти лет назад.

Итак, слушайте рассказ о человеке, для которого патриотизм и галльская доблесть — не пустые слова.

Перенесемся в те не слишком далекие времена, когда Франция фактически полностью покорила Алжир. Обстановка еще оставалась тревожной и даже опасной, так как необходимо было удержать завоеванное. Арабы, внешне усмиренные, на деле не давали ни дня покоя оккупационным французским войскам. То тут, то там вспыхивали бунты, с трудом подавляемые французами, вынужденными порой прибегать к жестким мерам.

Второго февраля 1840 года к деревне Мазагран внезапно среди бела дня подступило огромное арабское войско, насчитывавшее не менее двенадцати тысяч воинов.

Расположенная на Маскарской дороге, в двух километрах от Орана и в шести — от Мостаганема[2], деревня не имела надежных оборонительных сооружений. Единственным укрытием и одновременно преградой, защищавшей подходы к населенному пункту, служила стена сухой каменной кладки — казбах.

Гарнизон Мазаграна состоял всего из одной 10-й роты 1-го Африканского батальона, насчитьшавшеи сто двадцать три человека и уже основательно потрепанной боями и местными болезнями.

Возглавлял роту бравый капитан Лельевр, добывавший свои звания и звездочки с оружием в руках боевыми подвигами на поле брани.

…Когда прозвучал сигнал тревоги, у солдат роты только и было времени, чтобы броситься к казбаху, прихватив с собой немного воды и кое-какую провизию. Весь запас боеприпасов состоял из тонны пороха и патронов, по 350 штук на брата. Артиллерийскую поддержку обеспечивала одна полевая пушка.

С криками «Да здравствует Франция!» рота, водрузив на стену знамя, быстро заняла боевые позиции.

Две артиллерийские пушки, имевшиеся на вооружении арабов, с расстояния не более полукилометра обрушили смертоносный огонь на ненадежное укрепление французов. Под этим огневым прикрытием к нему устремились, подобно смерчу, полчища арабских пехотинцев и кавалеристов.

Надо отметить, это был достойный противник. Арабские воины, бесстрашные, фанатичные, подчиняющиеся железной дисциплине, смертельно ненавидели французов. Ядро наступавших составлял отряд регулярных войск Абд-эль-Кадира[3], которым командовал его племянник Мустафа-бен-Тами.

Сотрясающие воздух грозные крики и ружейные выстрелы, море белых бурнусов[4] с отблесками сабель и штыков — все это походило на апокалиптическое видение.

Беглый, умело направляемый огонь французских стрелков стоил наступающим больших жертв, но это не остановило арабов, уже почти вплотную приблизившихся к каменной преграде. Началась не прекращаемая ни на секунду ружейная стрельба.

Бой продолжался весь день и всю ночь. Каждый солдат старался как можно точнее прицеливаться, памятуя о необходимости беречь боеприпасы. И все же к утру следующего дня половина патронов была уже израсходована.

Тогда капитан Лельевр распорядился стрелять только по его команде.

— В штыковую! — что есть мочи крикнул он.

Арабы продолжали неистовую атаку и, заметив замешательство противника, с воинственными криками ринулись на укрепление французов.

Перекрывая грохот боя, раздался подобный звуку рога голос капитана:

— Огонь!

Казбах был весь в дыму и огне, круг нападавших становился все уже. Оставляя раненых и убитых на поле боя, арабы вновь ринулись в яростную атаку. С фанатичным блеском в глазах, неистовые и ожесточенные, они уже подносили к подножию каменной стены порох и длинные крюки, предназначавшиеся для штурма укрепления.

Однако мощный шквал огня осажденных отбил атаку. Арабов расстреливали уже не целясь, прямо в упор. Окровавленные штыки погнулись от бесконечных ударов. Французский гарнизон подвергался непрерывным атакам врага. Казалось, нападавшим несть числа.

Боеприпасы таяли, несмотря на строжайшую экономию. И тогда капитан приказал принести бочку с порохом.

— Им не удастся взять нас живыми, — сказал он, обращаясь к лейтенанту Маньену. — Если арабы ворвутся в казбах, я выстрелом из пистолета взорву бочку — и всех вместе с ней!

Французское знамя, пробитое пулями, обгоревшее, изорванное, по-прежнему гордо реяло над гарнизоном. Изможденные от голода и жажды, нечеловеческой усталости, черные от копоти и дыма, израненные защитники Мазаграна, четыре дня и четыре ночи сдерживавшие напор противника, стояли как неприступные скалы. С ними был их командир, капитан Лельевр, решительный и отважный, и это укрепляло дух бойцов.

А надежды на помощь — никакой! Командующий французскими войсками в Мостаганеме полковник дю Барай неоднократно пытался прорваться сквозь полчища наступающих, но все тщетно… Нехватка сил и опасность оказаться отрезанным каждый раз заставляли его, с болью в сердце, отступать.

Наступило 6 февраля. Защитники Мазаграна мужественно готовились принять смерть.

Нескончаемый грохот канонады, непрекращаемые атаки, дьявольские крики наседавших арабов — и ни минуты передышки! Ни минуты покоя!

По тому, как нервно капитан покусывал кончики усов и поглаживал рукой дуло пистолета, можно было не сомневаться, что он пришел к важному решению.

У каждого из осажденных оставалось не более пяти патронов.

— Итак, — проговорил он еле слышно, — завтра утром мы взорвем бочку пороха…

…Утренние солнечные лучи осветили мрачную картину разрушенного казбаха, окровавленных, измученных изнурительными боями, еле державшихся на ногах солдат. Французский флаг развевался по-прежнему гордо.

А вокруг, на всем пространстве перед почти разрушенным укреплением французов, — никого… Ни дикой вопящей орды, ни ружейных выстрелов и пушечной пальбы… Полнейшая тишина и покой царили над долиной, залитой ярким солнцем, которое уже никто не надеялся увидеть.

Отчаявшись взять штурмом жалкую крепость, арабы отступили, унося с собой около полутора тысяч раненых и оставляя на поле боя массу убитых.