Через невидимые барьеры - Марк Лазаревич Галлай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всякие люди встречались мне на космодроме. Не одни гении, конечно. Но все же процент людей незаурядных, высокоодаренных, во многих отношениях замечательных был там заметно выше среднестатистического. Большое дело закономерно притягивает к себе больших людей. Немудрено, что вокруг такого дела, как выход в космическое пространство, собралось много интересных, нестандартных, да и просто по-человечески привлекательных личностей. Некоторых из них я знал давно (Бориса Викторовича Раушенбаха, например, в течение добрых трех десятков лет – с тех далеких времен, когда мы вместе учились в авиационном институте и вместе делали первые попытки летать на планере). Других узнал, начав работать с космонавтами. С некоторыми познакомился, лишь приехав на космодром. Но непродолжительность личного общения не мешала быстро разглядеть в настоящем человеке настоящего человека.
Немалую радость доставляла мне каждая беседа с Алексеем Михайловичем Исаевым. В содружестве главных конструкторов, под руководством которых создавались ракета-носитель и космический корабль, он занимал одно из самых заметных мест.
– А вот он у нас тормозит все дело, – сказал про Алексея Михайловича Сергей Павлович Королев на кремлевском приеме по случаю полета Гагарина.
И сказал, в общем, совершенно правильно: конструкторское бюро, возглавляемое Исаевым, создало ТДУ – тормозную двигательную установку космического корабля «Восток», то есть то самое устройство, которое обеспечивало возвращение корабля из космоса на землю. Значение и ответственность этого устройства вряд ли нуждаются в комментариях.
Среднего роста, с большой (не только в переносном, но и в буквальном смысле слова) головой, прочно сидящей на полной шее, Исаев всегда как-то выделялся среди окружающих. Хотя вылезать вперед не любил. Напротив, как правило, старался держаться в тени. На заседаниях Государственной комиссии, неизменным членом которой он состоял, выступал редко и лаконично: ТДУ, мол, в порядке (а потом не без удовольствия комментировал: «Наша-то машина – одноразового действия. Пробный пуск не проведешь. А больше в ней и проверять нечего. Хорошо!»).
Конечно, Исаев был конструктором высшего класса, одним из выдающихся деятелей ракетного двигателестроения. И за плечами у него было немало дел, которые, при всей осторожности в обращении с бронзой, трудно назвать иначе как историческими: вспомним хотя бы первый советский самолет БИ с жидкостным реактивным двигателем, взлетевший с того самого поля, на котором сегодня расположен аэропорт Кольцово под Свердловском, 15 мая 1942 года. Среди многих имеющих хождение расшифровок индекса БИ (как показывает опыт, расшифровка индексов технических объектов – дело не намного менее сложное, чем, скажем, расшифровка письменности древних майя) наиболее надежной представляется мне такая: «Березняк – Исаев». Потому что именно Александр Яковлевич Березняк и Алексей Михайлович Исаев выдвинули перед главным конструктором КБ (в котором тогда работали) В. Ф. Болховитиновым идею создания ракетного самолета, а потом сами руководили проектированием, строительством и доводкой этой уникальной машины, без упоминания которой не обходится ныне ни одна книга по истории мировой авиации.
Но не былые заслуги и не место, занимавшееся Исаевым в деле создания и развития ракетно-космических систем, определяли ту особую симпатию, какую он вызывал у окружающих. Прежде всего в нем привлекали черты чисто человеческие: доброжелательность, острая наблюдательность, органический демократизм, полное равнодушие к так называемому престижу и внешним приметам респектабельности, редкая нестандартность мышления… А главное, наверное, то, что он был, попросту говоря, очень хороший человек!
В наши прогулки по бетонке Алексей Михайлович вносил живую струю своего оригинального и в то же время очень человеческого восприятия всего, о чем бы ни заходила речь. И ассоциации по поводу сказанного другими у него возникали какие-то неожиданные. Однажды кто-то поделился новостью: некий главный конструктор назначил себе еще трех заместителей, чем довел общее количество своих замов до внушительной цифры в двадцать два человека.
– Я знаю, для чего он это сделал, – заметил Исаев. – Он хочет сформировать из заместителей две полные футбольные команды. Чтобы они играли, а он судил.
И вряд ли любые сколь угодно пламенные речи на тему о вреде штатных излишеств и недопустимости рассиропливания ответственности за порученное дела имели бы такую убойную силу, как эти «две футбольные команды».
Впрочем, гораздо охотнее Алексей Михайлович говорил о том, что (или кто) ему нравилось, благо человек он был чрезвычайно доброжелательный. Очень запомнилось мне, с какой теплотой он говорил, когда мы собрались осенью 1964 года на космодроме на пуск корабля «Восход», о Феоктистове:
– Какой все-таки Константин Петрович молодец! Ведь он с самого начала, когда у них в КБ только первые разговоры о полетах человека начались, рвался лететь сам. И аргументировал как! Врач, мол, первым пробует новое лекарство на себе. Или строитель моста железнодорожного, тот в былые времена всегда под мост становился, когда по нему первый поезд проходил… Но говорил это все Феоктистов только там, где мог ожидать реального решения. А попусту направо и налево не звонил. Не делал из этого дела рекламы. Вот даже я, – в этом месте своей речи Алексей Михайлович для убедительности тыкал себя пальцем в грудь, – даже я, можно сказать, прямой исполнитель заказов их отдела, а ничего об этом не знал, не подозревал. Часто встречался с Феоктистовым по всяким текущим делам. Уважал его светлую голову. Ценил, что он всегда четко знал, чего от нас хочет, и сформулировать это умел. Но что он сам прицеливается в космос лететь!.. Нет, что говорить, молодец! Большой молодец!
Марк Галлай, 1916 г.
С дедом Александром Григорьевичем Левинсоном. 1916 г.
Лазарь Галлай (отец Марка) после окончания высшего учебного заведения.
Начало XX века.
Лазарь Моисеевич Галлай, отец М. Галлая.
Инженер-экономист Ленэнерго.
Мама Марка – Зинаида Александровна Галлай.
Актриса разговорного жанра. Ленинград. Середина 1920 гг.
Марк Галлай (стоит слева) с московскими родственниками.
Середина 1920 гг.
М. Галлай. После выпуска школьной стенгазеты.
1930 г.
Марк Галлай в 1935-м в Москве на улице Спиридоновка
С родителями Зинаидой Александровной и Лазарем Моисеевичем. 1936 г.
Марк Галлай со своей матерью
Марк Галлай – курсант Ленинградского аэроклуба (второй слева)
