Лоренс Оливье - Джон Коттрелл

В конце сентября, вернувшись после десятидневного отдыха на итальянской Ривьере, мисс Ли обнаружила, что если кто и нуждался в отдыхе, так это сэр Лоренс. В начале месяца, из-за своей “изнурительной, требующей колоссального нервного напряжения” работы, он пропустил Эдинбургский кинофестиваль, где на торжественной церемонии ему должны были вручить Золотой приз Селзника 1956 года за выдающиеся работы в кино. С тех пор съемки на студии “Пайнвуд” окончательно зашли в тупик, так как Монро появилась в павильоне считанное число раз.

”Сэр Лоренс всегда вел себя как истый джентльмен, — вспоминал гример Мерилин, Уайти Шнайдер, — но тем не менее обстановка быстро стала напряженной. Оглядываясь назад, я понимаю, что дела шли гораздо лучше, когда рядом с Мерилин не было ее драматического репетитора. Но и с присутствием репетитора сэру Лоренсу приходилось мириться…

Гримируя Мерилин, я часто видел, что она на грани истерики. Она боялась предстоящего ей целого дня работы с этим блестящим, талантливым человеком. Сэр Лоренс старался ей помочь. Бывало, он говорил: ”Ну что ж, по-моему, превосходно”. А потом, как бы смиряясь с неизбежным: “Ладно, давайте повторим еще раз”.

Энергия Мерилин постепенно иссякала. Она все чаще плохо себя чувствовала, нервничала все больше. Но я никогда не замечал никакой перемены в сэре Лоренсе. Он всегда был готов к работе. И явно огорчен тем, что съемки отставали от графика”.

Джошуа Логан, снявший с Мерилин фильм “Автобусная остановка”, вспоминает: «Когда стало известно, что Ларри Оливье будет ее партнером и режиссером фильма, я стал регулярно писать ему о тех наблюдениях, которые сделал над Мерилин за время нашей совместной работы. Помню такой совет: “Только не выходи из себя от ее штучек. Единственное, что может испортить картину, — это если ты хоть раз потеряешь терпение и взорвешься от расстройства и злости”. В ответ Ларри писал: ”Я постараюсь последовать твоему совету. Я заставлю себя сохранять спокойствие. Я буду утюжить себя каждое утро до тех пор, пока не стану совершенно гладким, без единой складочки”.

В основном я объяснял, как талантлива Мерилин и как естественно она держится перед камерой. Казалось, она точно знала, что надо делать и о чем думать в тот момент, когда начинает крутиться пленка. Оливье отвечал: ”Она хочет, чтобы на съемках присутствовал отдельный постановщик диалогов — Паула Страсберг. Что ты об этом думаешь?”

К тому моменту я уже успел найти с Паулой Страсберг общий язык, при том, что никогда не допускал ее на съемочную площадку; это я и написал Ларри. Когда несколько месяцев спустя я пришел к Ларри на съемки, он набросился на меня: “Как ты смел посоветовать мне пустить сюда Паулу Страсберг! Она мешает просто чертовски”. ”Я же писал тебе, что ноги ее не было у меня в павильоне”, — ответил я. Он ошеломленно взглянул на меня и сказал: “Правда? Как же мне пришло в голову, что она всегда присутствовала? Тогда извини, это я сам виноват”. Потом я спросил: ”Ты хорошо ладишь с Мерилин?”

На лице у него появилось обиженное выражение. ”А что ты делал, если она отворачивалась от тебя, как от пустого места, когда ты объяснял, как ей играть сцену, и уходила на другую сторону площадки поболтать с кем-нибудь из парикмахеров?”

Я ответил: “Ларри, я просто никогда не показывал ей, как играть”».

По свидетельствам всех очевидцев, сэр Лоренс прилагал максимум усилий к тому, чтобы, следуя советам Логана, сохранить хладнокровие. При всем его умении красочно выругаться, речь его обычно оставалась по-рыцарски безупречной. Но режиссер, столь привыкший к собранности в работе, не мог бесконечно терпеть беспорядок и суматоху. ”Ему приходилось мириться с ужасными вещами, — вспоминает актер Дуглас Уилмер. — Она вечно опаздывала, а однажды, когда мы снимали сцену коронации, леди Сибил Торндайк, уже облаченная в тяжеленное одеяние, была вынуждена прождать ее невероятно долго. Лоренс заметил: ”Не считаете ли вы нужным извиниться перед леди Сибил?” Мерилин взорвалась: “Извиниться!” И она резко повернулась на каблуках и бросилась вон. Но примерно через полчаса она соблаговолила извиниться самым милым образом, на что Сибил величественно ответила: “Ничего, дорогая. Мы все очень вам рады — рады видеть вас здесь”.

Но сэру Лоренсу пришлось учиться терпению — сердиться на нее не имело смысла. С нее все сходило как с гуся вода. Как-то утром он, не выдержав, обрушился на нее: “Ну почему ты не можешь приезжать вовремя, так тебя растак?” “А, так, значит, у вас в Англии тоже так говорят?" — последовал ответ

По мнению Эсмонда Найта, из-за мороки с партнершей страдала игра самого Оливье. ”Лоренс, который всегда великолепно знал текст, был верен себе в начале съемки, но дело доходило до тридцать второго или тридцать третьего дубля, когда Мерилин наконец произносила реплику верно и звучало долгожданное: "Стоп! Звук нормальный? Камера в порядке? О’кей. Снято". Что ж, к этому времени даже великий Оливье имел несколько утомленный вид. А Мерилин, модель par excellence, выглядела отлично, просто идеально. И приходилось останавливаться именно на этом дубле, потому что он был первым, который у нее получился”.

Леди Сибил вспоминала: ”Ларри ужасно ссорился с ней, и как-то я сказала ему: ”Что ты волнуешься? Она знает, как ей играть, так же, как это всегда знал ты. Это актриса с врожденной интуицией. Оставь ее в покое”. Он ответил: "А мне все равно. Есть одна или две вещи, которых я от нее все равно добьюсь”. Но ему так и не удалось окончательно настоять на своем. В сущности, Мерилин просто не воспринимала режиссера. Она знала, что может, а что — нет, и все тут”.

Съемки в "Пайнвуде” продолжались уже три месяца. Категорически настаивая на политике закрытых дверей, сэр Лоренс не внушал особой симпатии прессе, но избегать дополнительных задержек и любых отвлечений было необходимо. Несмотря на это, Мерилин по-прежнему занимала видное место на страницах газет, особенно после того, как получила приглашение на Королевский кинопросмотр, где должна была быть представлена королеве. Звездам рекомендовали одеться с подобающей скромностью, но для Мерилин существовало только одно надежное средство не затеряться в толпе знаменитостей. Втиснувшись в предельно облегающее платье из золотой парчи с глубоким декольте, она бросила приличиям крайне соблазнительный вызов. Это превратило церемонию представления ко двору в занимательное приключение и позволило Мерилин затмить даже столь щедро одаренную природой звезду, как Анита Экберг, которая почувствовала себя в некотором роде обманутой, ибо скромно задрапировала свои широко известные прелести.