Пастырь добрый - Попова Александровна

— Дети Хамельна — это что же, был эксперимент? Какой? По управлению большой группой людей?

— Судя по всему… — пленный машинально пожал плечами и вскрикнул, когда сломанные кости в руках и ребрах подвинулись с места; несколько мгновений чародей лежал, опасаясь дышать, вновь закусив губы. В уголке его единственного глаза показалась блестящая капля, медленно скатившаяся по виску на холодную грязь.

— Сперва крысы — как проба, — продолжил вместо него Курт, — а после — дети, как следующий этап опыта и… как месть за не уплаченное по договору? Он всерьез полагал, что ему могут заплатить чем-то, кроме доноса в Инквизицию?

— Ведь я сказал — с придурью… — едва слышно согласился чародей. — Большие умения всегда достаются не тем, кому надо… тебе в том числе…

— Почему сегодня нас просто не убили? — спросил Курт, разглядывая зажатый в пальцах нож. — Почему моему сослуживцу не метнули нож в сердце, почему меня просто не пристрелили? Почему сперва пытались, а после — с Дитрихом затеяли драку, а со мной — это погружение в мое прошлое?

— Тебя надлежало испытать — по возможности… Убивая, проверить, если представится такой случай, насколько ты защищен и от чего; и тех, кто с тобою, попутно. Мало ли что, мало ли, как все повернется в будущем — быть может, когда-то снова столкнемся с тебе подобным, и надо знать, на что такие способны…Поначалу я решил не рисковать, но когда вы разделились — подумал, что справлюсь. Не справился. Впервые — не справился…

— Так что же теперь, — с мягкой укоризной вздохнул Курт, — расскажешь мне, как ты это делаешь?

— Расскажу, — согласился чародей тихо. — Тоже — чтобы знал, на что ты напоролся… Я не погружаю в воспоминания, как ты решил. И не насылаю иллюзий. Я — выводящий на пути. Не доводилось слышать о таком?.. Нет, вижу… Если выживешь — отчитаешься своему начальству в том, что открыл новый класс малефиков… — усмешка коснулась окровавленных губ и сгинула. — Еще минута — и ты остался бы там всецело. Душой и — телом.

— Там? — запоздало спохватившись, что в голос проникла растерянность, переспросил Курт, и тот усмехнулся снова:

— Не в прошедшем для тебя времени; загляни кто в те годы, он не увидел бы там двух Куртов Гессе. Но ты оказался бы в таком же месте, в том же окружении, все тем же вшивым сопляком, что обитал на кельнских улицах… Где это было бы? Не скажу. Просто не знаю… Я знаю, что исчезают из нашего мира те, кого я вывожу на путь его мыслей, тревог, страхов… вижу ли я, что их окружает?.. да, вижу. Видел и тебя. Читаю ли мысли? Не совсем. Просто понимать начинаю кое-что из них…

— Иными словами, не ты избираешь, что именно видит и чувствует твоя цель?

— Нет, — улыбнулся чародей с вновь возвратившейся на миг снисходительностью. — Ты сам выбрал свой самый большой страх. Выводы — делай… не огня ты боишься больше всего…

— А Дитрих? Что за пересмешник ему достался?

— Они называют себя «кровавыми шутами». Я не смогу много о них сказать… Я их недолюбливаю и никогда не вникал в их уловки… Знаю, что лучше всего с ними не связываться, и этого мне всегда было довольно…

— Лучше не связываться? Дитрих, однако, уделал вашего кровавого шута за каких-то пару минут.

— Повезло, — отозвался тот уверенно и умолк, сжав губы и снова пытаясь удержать кашель в тяжело гоняющем воздух горле.

— Отдышись, — разрешил Курт снова, — я подожду минуту.

— Нет, — хрипло отозвался чародей, со стоном выталкивая слова сквозь зубы. — Сейчас. Спрашивай, что еще ты хочешь знать, сейчас…

— Как скажешь, — согласился он, кивнув на нож в своей руке: — Этот паяц и два бойца, что с вами сегодня были — их имена.

— Не знаю. Не помню. Те двое — я обращался к ним «эй, ты!» или в таком духе… если бы я всякий раз запоминал этих Францев, Ханцев и прочую мелочь…

— Но этот шут? Его-то имя тебе известно?

— Вицбольд. Так его мне представили… не буду настаивать, что имя настоящее[136]… хотя — чем черт не шутит… Настоящего я не знаю. До этой операции я не был с ним знаком…

— Хорошо; а кто был в Кельне? Их имена тебе известны?

— В Кельне был я, — ответил чародей коротко и, подняв взгляд к Курту, повторил: — Я. И еще двое… один из них шут…

— А третий?

— А третий… — ненадолго голос окреп, и взгляд единственного глаза впился в истязателя намертво, — третий, парень, это как раз тот, кто тебе нужен. Тот, кто «главный», кто операцию задумал, спланировал, контролировал и — возглавлял ее; тот, кто получил о тебе сведения и рассказал мне. Не знаю, откуда он их добыл и как. Имя? Бернхард. Больше я о нем не знаю ничего.

— Бернхард… — повторил Курт медленно, следя за тем, как белеет и без того бледное лицо чародея. — Это имя, nomen fictum[137], фамилия?

— Не знаю, — откликнулся тот вновь ниспавшим голосом. — Майстер Бернхард — так он требовал к себе обращаться… я был далек от желания узнавать больше…

— У тебя есть семья, Янек Ралле? — вдруг спросил Курт, надеясь, что резкая смена темы позволит ему увидеть возможную ложь в лице человека перед собою; мгновение тот лежал молча и неподвижно, только в единственном глазу медленно разгорался прежний злой огонек.

— Нет, к счастью, — выговорил он, наконец. — Я один, как и ты… как и ты, я знаю, что друзья и семья — непозволительные излишества… У меня нет сестер и братьев, у меня нет жены и детей, которых потащат на костер за то, что делаю или думаю я.

— Но, тем не менее, где-то ты живешь и чем-то занимаешься в Германии? Где и чем?

— Я студент, учусь богословию в Хайдельберге… — улыбнулся чародей чуть заметно, и Курт едва удержался от того, чтобы обернуться на подопечного, совершенно затихшего где-то за спиною.

— Но ведь не через богословов-сокурсников ты связываешься со своими, верно? Наверняка я смогу узнать пару имен, если постараюсь.

— Не сможешь, — ответил тот, ни на миг не замявшись, и снова умолк ненадолго, впуская в легкие холодный предвечерний воздух. — Я сам ни одного не знаю… и они не знают моего, не ведают, кто я и откуда — ведь, как знать, в эту минуту, быть может, кто-то из них в другом конце Германии висит на дыбе и всеми силами пытается объяснить, как выгляжу и какие особые приметы имею я… И я не связывался с ними. Бернхард связался со мной сам, он сам знакомил меня с теми, с кем предстояло работать.

— Как вы выследили нас? То, что нас надо ждать у могилы — тоже сказал всезнающий Бернхард?

— Я — выводящий на пути, — повторил чародей с улыбкой. — Отслеживающий пути… видящий пути… Я просто видел вас; мы просто шли за вами — но на таком расстоянии, где я мог видеть вас, а вы не могли видеть меня. Ни о могиле, ни где она, ни об этой древней старухе никто из нас не имел ни малейшего понятия… Даже Бернхард…

— Как он о тебе узнал? Где вы встречались?

— По-всякому… в трактирах, за пределами города… Я не смогу сказать тебе, где его обиталище, если ты это хотел услышать… А как узнал… Он не говорил мне.

— Где он сейчас? Это ты ведь знаешь? Ведь должны были вы как-то снестись, убив нас и завладев флейтой? Где он?

— Хочешь совет, мальчик из академии?.. — чуть слышно прошептал чародей. — По-настоящему искренний и добрый совет?.. не ищи его… Не надо тебе знать, где он…

— Иными словами, — уточнил Курт вкрадчиво, — ты отвечать отказываешься?

— Нет… — усмехнулся тот, вновь едва сдержав кашель, и мгновение лежал недвижимо и молча. — Нет, — повторил он уже на пределе сил. — Оба мы знаем, что больше я не вынесу даже оплеухи; ты мастер своего дела… Я отвечу, если ты действительно хочешь узнать… Но не советую. Он тебе не по силам. Прими совет — беги и прячься… «Fuge, late, tace»[138], парень… Возвращайся в Кельн; Крысолова ты изгнал, и дети не будут больше гибнуть, ты завершил свое дознание… Подавай прошение в ректорат, бросай следовательскую работу, уходи в архив и не высовывайся… и тогда, быть может, у тебя будет шанс выжить — шанс прожить еще несколько лет, если не станешь лезть не в свои дела…

— Пусть он так опасен, ваш майстер Бернхард, — кивнул Курт, — но в таком случае — неужели ты не хочешь, чтобы он расквитался со мной за тебя? Скажи, где искать его. Твой совет я выслушал; теперь я хочу услышать ответ на свой вопрос. Где он?

— Недалеко от Хамельна, — ответил чародей, помедлив мгновение. — В пустой деревне… Наверняка твой подопечный знает о ней. Пильценбах.

— Пильценбах… — повторил он размеренно. — Сколько он будет ждать вас там, прежде чем уедет?

— Довольно для того, чтобы ты переменил решение… Подумай — ты едва справился со мной. Бернхард сделает из тебя даже не отбивную — пустое место…

— Так сколько он будет ждать?

— Еще два дня… У тебя есть время передумать.

— Что он умеет, этот Бернхард?