Ответ Империи - Олег Измеров

– Я не против, – ответил он. – У меня здесь пока не так уж много знакомых.

– Тогда это где-то на следующей неделе. На сегодня что планируете?

– Отдохнуть и переживать ситуацию. Посмотрю, может, из бытовых мелочей чего не хватает, посуды… а, терку надо купить, в универмаге, наверное, есть. Как говорят, займусь хозяйством, хотя оно здесь хорошо налажено. Погода все равно плохая. Возможно, запишусь в видеотеку: хочется ознакомиться с новым советским кино.

– Ну что ж, желаю отдохнуть. На работу завтра не проспите… Вопросы какие-нибудь есть?

– Есть, – ответил Виктор, – а почему у вас гипермаркетов мало?

«Зачем я это задал? Хотя действительно странно. Товаров много, а ни одного нового не построили…»

– Надоели брежневские универсамы, – улыбнулась Светлана, – народ, очереди, запах подсобки, ящики, и нет того, что надо… Шучу. Гипермаркет – это культура личного автомобиля. Человек едет на личном авто и берет много. Гипермаркеты искусственно подстегивают потребление личных машин, а у нас их ограничивают из-за экологии. Вместо этого у нас развивают мелкие магазины в пешей доступности. Помните, в «Бриллиантовой руке»: «Наши люди в булочную на такси не ездят»?

«Только что об этом думал».

– Теперь наши люди могут ездить в булочную на такси. Состояние позволяет. Но незачем. Все рядом, что-то редкое можно по сети заказать. В магазине или прямо из дому.

Она сказала «из дому», с ударением, на «и́з», а не «из до́ма», и от этого старого, известного в Брянске речевого оборота сразу повеяло чем-то домашним.

– А сервис в мелких магазинах хороший, потому что конкуренция. Только не конкуренция самих магазинов, иначе будет хаос, а конкуренция торговых фирм за профильные магазины в каждом районе. То есть если в молочном упадет СОЭ – совокупная общественная эффективность, – то поддержку выиграет другая фирма, предложившая лучший рабочий план-обязательство по СОЭ, а сам молочный останется. А какие магазины нужны, это определяют три стороны – комитеты жильцов, отдел торговли райисполкома и предложения фирм.

– Интересный подход, – хмыкнул Виктор, – а как они это СОЭ определяют?

– А СОЭ – это компромисс между непосредственной прибыльностью магазина, с одной стороны, и создаваемой общественной прибыльностью. Методика сложная, но когда пошла компьютеризация, это все стало возможным считать. Теперь понятно?

– Да, – согласился Виктор, – вполне.

Пока что он определенно понимал то, что в его жизни начинается новая полоса и придется опять к чему-то приспосабливаться. И еще он хотел узнать, как это сразу и участие и невмешательство, но подумал, что на улице ему вряд ли будут об этом рассказывать.

«Ладно. Сами увидим. Придет время, разъяснят».

– И еще одна мелочь. Вам возвращают ВЭФ – если вы помните, это мобильник. Вы его найдете в своей квартире в секретере, второй ящик, слева в ящике. ПО обновили, теперь, если звонит кто-то из наших, первая восьмерка номера будет без одного пиксела сверху. Ну, вроде как дефект. Это значит, что канал защищен. Будьте внимательны.

– Уяснил… А если хакеры?

– Без «если». Ну, всего вам, а то я тоже спешу.

– Дом, дети?

– Дом, дети, личная жизнь, – виновато улыбнулась она. – Мы еще успеем поговорить. До следующего!

– Всего доброго! – машинально ответил Виктор, а сам подумал: «Да уж, куда я от вас тут денусь…»

Глава 3

Пипифакс в подъезде

– Здорово, сосед! Будем знакомы, Григорий Иваныч, меня вот к вам тут заселили.

– Очень приятно. Виктор Сергеевич.

– Не военный пенсионер, случайно? В приемке на сто одиннадцатом работать не доводилось? Был там один товарищ, ну до чего ж похожий, прямо вылитый.

Риденку Виктор увидел еще в коридоре – тот ходил с леечкой и поливал свои цветы. Был он совсем не похож на бодигарда – невысокий, щуплый, хоть и жилистый, и спереди на лбу у него была большая залысина. В постперестроечном кино бытует такой типаж сотрудников КГБ, и почему-то там их изображают противными; однако Риденко выглядел простым и добродушным, и его можно было скорее принять за советского бухгалтера или экономиста из планового отдела. То, как он поливал цветы, добавляя воду в тарелочки, а потом обстоятельно опрыскивая их листья из пульверизатора со всех сторон, выдавало в нем человека пунктуального. Неподалеку по коридору женщина выгуливала годовалого ребенка, а с другой стороны от них, чуть подальше, две пенсионерки обсуждали новости, найденные в сети, видимо, так и не привыкнув к чатам, а может, и привыкнув, просто случай поболтать подвернулся. Могли слышать.

– Нет, – ответил Виктор, – там не работал.

Он подумал, надо ли здесь говорить, что работал в Гондурасе, но Риденко уже сам перевел тему:

– В шахматы, случайно, не играешь?

– Да я как-то слабо. Давно не играл.

– Так я фору дам! Даже ферзя, если что. Я, знаешь, привык с детства, еще со школы в кружок ходил, а тут контингент незнакомый… Так что если настроение будет, заходи. Я блиц научу играть.

– А, ну если фору… Конечно. Я понял.

– Мне теперь на пенсии особо спешить некогда, так что я почти всегда дома. Мемуары пишу. Дела из практики там всякие, ну вот как «Рожденная революцией» хочу написать. Если выйдет, конечно.

…Войдя домой, Виктор по своей постсоветской привычке врубил пультом телик, чтобы нарушить звуками пустоту жилья; он так часто делал, когда дома никого из семьи не было и становилось непривычно тихо; затем он открыл холодильник и стал распределять по полкам продукты, которыми так и не удалось похвастаться в Российской Федерации.

По первой шел телемост с США; как при Горбачеве, его вели Познер и Донахью. Правда, обстановка в студии скорее напоминала «Суд времени» с Кургиняном.

– Тем, кто недавно к нам присоединился, напоминаем, что тема сегодняшнего телемоста – «Экономический механизм, свобода или плановость». Фил, продолжайте, пожалуйста.

– Yes, really[22], – начал Донахью; впрочем, лучше, если читатель, как и зрители романовского СССР 1998 года, услышат его в переводе.

– Да, действительно, – начал Донахью, – в последние двадцать лет мы видим в СССР значительные изменения. Можно взять такую область, как производство легковых автомобилей. Я не могу здесь употребить слово «прорыв», потому что советские автомобили не соответствуют представлениям западных покупателей об автомобиле девяносто восьмого года…

– Но это потому, что у нас разные потребности, – заметил Познер.

– Хорошо. Вместе с тем я вижу, что советский автомобиль стал очень качественным и надежным. Я вижу исключительное качество изготовления: когда я в своем путешествии по СССР ездил на вашей машине «москвич», потребность посещать автосервис была значительно меньше, чем та, к которой я привык у нас в США. Машина рассчитана на меньшие скорости на дорогах, но это уже ваша ограничительная политика. Честно говоря, я бы хотел, чтобы у нас продавались автомобили вашего производства.

– Ну вот видите. Вы же сами признаете, что социализм позволяет выпускать современные и качественные товары даже в такой традиционно американской отрасли.

– Но, Владимир, если мы посмотрим на ваши реформы, вашу модернизацию, то это просто отход от социализма, отход от тех принципов, которые декларировал Сталин. Вы раскрепостили частную и корпоративную инициативу, у вас появился рынок акций. Да, он пока еще не свободен, но со временем вы придете к выводам, что свободное движение капитала позволит лучше повысить эффективность, быстрее реагировать на изменение потребностей, а всякие инновации получат объективную оценку инвесторов, которые будут вкладывать в них средства в соответствии с ценностью. Вы идете к капитализму, как и Китай, просто мы понимаем, что пока вы не можете сказать это открыто.

– Извините, Фил, но я вынужден констатировать, что вы так и не поняли разницы между нашей экономикой и вашей. У нас бизнес, предприимчивость, личная и коллективная инициатива служат обществу, а у вас общество служит не личности, как вы провозглашаете, а служит деньгам личности, личной наживе.

– Но у нас на Западе есть государства и социальная политика. Не все сводится только к прибыли. В любом штате, в любом маленьком городке, если политик не обеспечит рабочих мест, не обеспечит социальной помощи старикам, инвалидам, не будет развивать пожарную охрану, приводить в порядок дороги, допустит загрязнение окружающей среды, он утратит доверие избирателей. Демократия дает обратную связь, благодаря которой создаются общественные блага. Государство, как Робин Гуд, берет у богатых и раздает бедным.

– То, что вы говорите, – это теория, вроде нашего старого учебника по политэкономии, второй том. В жизни вся ваша политика – это такая большая попытка Остапа Бендера притащить инвесторов в Васюки. Вместо серьезного изучения, что и как надо развивать для богатства страны, – провести олимпиаду или чемпионат мира, вывесить иллюминацию, устраивать на площадях лазерные шоу, пустить скоростной поезд, собирать встречи в верхах и саммиты и обещать, что на эту яркую блесну с перышками будут клевать жирные финансовые крокодилы. Чтобы при этом не утратить, как вы говорите, доверия избирателей, ваши политики кидают перед выборами разные подачки. Примерно как компания, которая не может снизить цен и повысить качества сервиса, но привлекает покупателя чем? Устраивает лотерейки, дарит шарфики и кружечки с фирменной эмблемой, спасает редких животных, занимается мелкой благотворительностью. Устраивает такое казино, которое сделает богатым и счастливым только хозяина казино.