Возлюбленная колдуна - Дебра Дайер

— Все только к лучшему, тетя Софи, — сказала Лаура, уверяя себя, что приняла разум­ное решение, согласившись выйти за Филиппа. Но ее душа бунтовала против практичного решения разума; она чувствовала, как сжима­ется сердце в груди, пронзая ее болью. — Мы с Коннором принадлежим двум разным ми­рам. Если бы я никогда не встретилась с ним, я бы стала женой Филиппа. И сейчас, когда Коннора нет рядом, я не вижу причин, чтобы откладывать свадьбу.

Глава 29

Лаура смотрела из окон спальни на све­жевыпавший снег, который лучи света превра­щали в поле алмазов. Это было так прекрасно! Отличный ясный день, подходящий для свадьбы — ее свадьбы. Странно, но она ничего не чувствовала, стоя у окна в подвенечном платье и ожидая, когда пройдут последние мгновения ее свободы. Она как будто оцепенела, замерзла изнутри.

— Лаура, милая, я хочу…

— Тетя Софи, пожалуйста, пусть все оста­ется как есть. Больше говорить не о чем.

— Лаура, ты не сделаешь этого!

— Дом полон гостей. — Лаура оглянулась через плечо на тетю, выполнявшую роль по­дружки невесты, свою единственную наперс­ницу. Платье из льдисто-голубого сатина под­черкивало темную синеву глаз Софи, гладкую белую кожу ее лица. Она выглядела такой красивой и такой печальной, как мать на по­хоронах дочери. — Я не могу отменить свадь­бу. Нет, не могу.

— Можешь.

Лаура пересекла комнату, волоча фату из сатина цвета слоновой кости по роскошному ковру, расшитому золотыми, зелеными и бе­лыми нитями.

— Не беспокойтесь за меня, — сказала она, крепко обнимая Софи. — Все будет в полном порядке.

Софи дотронулась до ее щеки.

— Надеюсь, что ты найдешь свое счастье, мое прекрасное дитя.

«Она дала мне шанс найти счастье», — по­думала Лаура. Но теперь, когда Коннор ушел, ничто не имело значения.

— Спускайтесь вниз. — Лаура взяла Софи под руку и повела ее к двери. — Я хочу не­много побыть наедине.

— Лаура, подумай о том, что ждет тебя впереди. И помни, что ты еще можешь спас­тись.

После ухода Софи Лаура долго смотрела на дверь, и правда только что сказанных слов звенела в ее мозгу. Из ледяной тюрьмы, ко­торой она окружила свои чувства, сочилась боль, 9бжигающая боль, которая угрожала разрушить ее тщательно возведенный фасад спокойствия.

— Другого выхода нет. — Она глубоко вздохнула, пытаясь укрепить в своем реше­нии. — Я не могу изменить себя. Это верное решение. Да.

Ей в ладонь уткнулся холодный нос. Лаура опустила глаза и увидела рядом с собой Цы­гана.

— Не смотри на меня так. Я делаю то, что обязана сделать.

Цыган наклонил голову, глядя на Лауру так, как будто понимал все, что должно было скоро произойти.

— Тебе понравится жить с моим отцом и тетей Софи. — Лаура села перед псом на корточки, не беспокоясь, что помнутся брюс­сельские кружева, которыми был обшит весь перед платья. — А я как можно чаще буду приходить к тебе в гости.

Цыган положил большую лапу на кружева, покрывающие колени Лауры, глядя на нее уг­рюмыми глазами. Лаура чувствовала привя­занность собаки, верную дружбу, которую та предлагала ей с того момента, как Лаура уви­дела ее.

— Я тоже буду скучать по тебе. — Лаура погладила Цыгана по голове, чувствуя, как глаза наполняются слезами. — Но ты не смо­жешь жить со мной. Филипп не любит собак.

Из горла Цыгана вырвался тихий глухой вой. Собака повернула голову, уткнувшись в ладонь Лауры.

— Я знаю. Я тоже не хочу уходить. — Лаура чувствовала, как трещат внутри нее ледя­ные стены, угрожая обвалиться. Но она не может позволить своим чувствам управлять ею — только не сегодня.

Лаура сняла лапу Цыгана с колена и встала, разглаживая помятое платье.

— Ты должен понять, — прошептала она, глядя в печальные глаза Цыгана. — Я делаю только то, что должна сделать.

Из музыкальной залы доносилась мелодия Мендельсона, свадебный марш из «Сна в лет­нюю ночь». Звуки, издаваемые струнным квар­тетом, звенели в ушах Лауры, застывшей на пороге. Солнечный свет лился через шесть вы­соких окон, отбрасывая на все золотистый от­блеск, и придавая комнате странную нереаль­ность. Лаура чувствовала оцепенение, бес­чувственность, как будто перед ее глазами проходил чужой сон.

Люди повернули к ней головы, когда она переступила порог под руку с отцом, и шепот восхищения пробежал по толпе из двухсот че­ловек, грохоча, как барабанная дробь, вместе с ревом крови в ее ушах. Ряд за рядом бла­городнейших людей Бостона вставал при ее приближении.

Сквозь белый тюль вуали она заметила лорда Остина Синклера, стоявшего в боковом проходе. Его лицо было таким же угрюмым, как в тот день, когда она сказала ему об исчез­новении Коннора. И, кроме того, она чувство­вала его неодобрение. Она отвела взгляд от правды, которую читала в его серебристо-го­лубых глазах, глядя на арку из белой сирени, возвышающуся в конце прохода, по которой смутным пятном маячил Филипп.

— Еще не поздно, — прошептал Дэниэл, сжимая ей руку. — Ты можешь все отменить.

Может ли? Боже милосердный, неужели она может обратиться ко всем этим людям и сказать им, что она совершает чудовищную ошибку?

Обернись!

Обернись!

Обернись!

Эти слова звенели в ее мозгу, как молитва. Но она все равно шла вперед, как механическая кукла, передвигая ноги и ступая по полу, не чувствуя его.

Аромат белой сирени окутал ее, когда она подошла к алтарю. Она чувствовала сладкий запах на языке, впитывала его с каждым вдо­хом. Приторная сладость. Ее пустой желудок сжался в кулак, к горлу поднялась обжигающе едкая желчь. Филипп Дотронулся до ее руки, и она едва справилась с желанием закричать.

Голос священника жужжал в ее ушах, как надоедливая муха, едва ощутимый за грохо­том крови. Мысленно она слышала далекие звуки пианино, вальс Штрауса, наполняющий этот самый зал, где Коннор вел ее в танце.

Коннор!

Неожиданно она поняла, что ее окружает тишина, что все смотрят на нее. Сквозь вуаль она видела темный силуэт священника на фоне яркого окна. В ушах стучала кровь.

Они ждали — все собравшиеся, чтобы при­сутствовать на бракосочетании. Она должна сказать слова, связать себя клятвой.

Сквозь темные пятна, туманившие ей взор, она увидела, как нахмурился Филипп. Она раскрыла рот, но из него не вырвалось ни звука. И тогда она стала медленно погружаться, тонуть в благословенном мраке бесчувствия.

Теплый ветерок пролетал по долине, пока­чивая цветы на длинных изумрудных стебель­ках. Лаура подняла лицо к солнцу, упиваясь теплом и светом, и произнося безмолвную мо­литву благодарности. Она боялась, что никог­да больше не найдет сюда путь.

Она обернулась, и маргаритки и лютики закачались, задетые подолом ее белого шел­кового платья. Вокруг, как всегда в этом тайном раю, поднимались горы, как грубые черные алмазы, пронзающие небо. По отвес­ному утесу струилась вода, каскадом падая в блестящий кристально-чистый пруд. Ниче­го не изменилась. Только сейчас она была одна.