Пропавший легион. Император для легиона - Гарри Тертлдав

– Какое сообщение ты принес? – спросил трибун.

– Сначала дай воды, умоляю. Почти целый день я скакал с пустой флягой, – сказал Артапан, показывая ему свою флягу, висящую на поясе.

Он глотал несвежую воду так, словно это было старое, выдержанное вино.

– Пусть боги благословят тебя за это. А теперь ты должен доставить меня в город. Ономага атаковали. Это произошло в одном дне от Марагхи. Мы не можем двигаться вперед и назад нам не отступить. Без подкрепления мы пропадем.

– Он просто рвется в бой, а? – сказал Гай Филипп с подозрением. – Если бы я собирался заманить армию в ловушку, я сочинил бы именно такую историю.

Марк поразмыслил. Йорды вполне могли схватить гонца и пытать его, пока он не выдаст пароль. И все же…

– Если этот парень действительно на службе у Императора, то в Клиате найдутся солдаты, которые его знают. Он же не дурак, он должен догадаться, что подобное донесение будет проверено. И если это правда… если только это правда… – медленно сказал трибун, – тогда Маврикиос получил то, о чем мечтал и Йорд вышел для решающей битвы.

Он быстро повернулся к Артапану, но кочевника уже след простыл. Нетерпеливо ожидавший конца разговора (который велся на непонятной ему латыни), он решил направить лошадь в истощенный войной город.

– Ну вот, его и след простыл, – сказал Гай Филипп не без облегчения, радуясь, что ответственность была снята с его плеч. – И все же Маврикиос, как ты заметил, слишком хитер, чтобы сунуть хвост в муравейник.

Судя по всему, Император принял донесение Артапана весьма серьезно, и скоро это стало очевидным. Возбуждение, охватившее трибуна, стало передаваться его солдатам.

– Тогда выходит, что камор действительно настоящий, – предположил Квинт Глабрио.

Скавр пожал плечами:

– Так или иначе, скоро мы это узнаем.

Несмотря на попытку взять себя в руки и успокоиться, Скавр не мог подавить волнения, когда увидел Артапана, сына Пратака, сидящим рядом с Императором в доме, который был резиденцией гипастеоса. Другой кочевник с перевязанным плечом сидел по правую руку от Артапана. Скавр и Гай Филипп опустились в кресла. Любопытство, подогретое предыдущей встречей с каморским разведчиком, привело их в резиденцию гипастеоса в числе самых первых.

Деревянные стулья, обтянутые мягкой кожей, несомненно, были принесены сюда из императорской палатки. Офицеры сидели за длинным тяжелым столом темного дерева, выглядевшим так, словно он стоял здесь уже несколько столетий. Он явно был сделан в Васпуракане и чем-то напоминал хорошо укрепленную усадьбу Гагика Багратони. Принцы привыкли жить в постоянной боевой готовности, и стремление всюду находить опору и твердость отразилось и в их искусстве.

Вероятно, в свое время йорды использовали кабинет гипастеоса в качестве своего штаба: стол был покрыт щербинами и царапинами, которые оставили мечи, и грубым орнаментом. Один рисунок повторялся чаще других – двойная молния с тремя ответвлениями. Марк ничего не знал об этом символе, пока Нефон Комнос не сел рядом с римлянином.

– Грязные свиньи. Они ставят клеймо Скотоса везде, где проходят, – сказал видессианин.

Трибун вспомнил темную икону в комнате Авшара и понимающе кивнул.

Маврикиос ударил рукой по столу, призывая всех к вниманию. Тихое гудение голосов стихло. Без долгих предисловий Император объявил:

– Баанес Ономагулос столкнулся с большими силами Йорда. По его словам, без нашей помощи он не сможет продержаться долго.

По рядам пробежал удивленный шепот. Император не объявлял заранее причину совета. Марк почувствовал удовлетворение от того, это известие не застало его врасплох.

– Кто передал сообщение? – спросил кто-то.

Гаврас указал на разведчиков-каморов.

– Вы можете благодарить этих двоих – чтобы доставить нам весть, они проскользнули сквозь вражеские полчища. Спатакар, – он указал на перевязанного камора, – только что добрался до нас и привез письменное донесение от Ономагулоса. Печати на донесении настоящие, их проверили. Но проверили подлинность не только печатей. Спатакар и его сосед Артапан хорошо известны своим соплеменникам здесь, в Клиате. Короче говоря, господа, произошло то, чего мы все ожидали.

Гай Филипп коснулся руки Марка и прошептал:

– Ты был прав.

Он мог и не шептать. Вся комната наполнилась возбужденным гулом голосов, все говорили одновременно: одни обсуждали услышанное, другие задавали вопросы Императору. Голос Туризина перекрыл шум:

– Да, может быть, этого мы и ожидали. Но что до меня, то я бы подождал еще немного.

– О Фос, только не это, – простонал Нефон Комнос.

Скавр опять удивился неожиданному повороту в отношениях между двумя братьями. Туризин всегда был горячим и несдержанным, в то время как Маврикиос предпочитал ждать развязки событий и исповедовал осторожность. И все-таки сейчас именно Император призывал к действию, а Севастократор говорил о сдержанности. Марк не мог понять такой перемены.

Туризин, добившись внимания всего совета, продолжал:

– Я бы дважды подумал, перед тем как посылать к Баанесу Ономагулосу всю нашу армию из-за одного только донесения. Возможно, он очень опытный офицер, но, к сожалению, весьма медлительный и нерешительный.

Баанес – трус, так Марк перевел эти слова для себя. Римлянин не слишком хорошо знал Баанеса, но намеки Севастократора казались ему необоснованными. Трибун припомнил долгую ревность Туризина к товарищу брата, и для него все стало намного яснее. Нефон Комнос, хорошо знавший обоих Гаврасов, сразу же все понял, едва Туризин раскрыл рот. И, разумеется, это было ясно Маврикиосу. Он сердито буркнул:

– Если бы вместо него там были Комнос и Багратони, ты тоже призывал бы к терпению?

– Нет, – сразу же отозвался его брат. – А если бы наш добрый друг Ортайяс был там, – он не скрывал, что терпеть его не может, – ты бы тоже бросился спасать его с таким жаром, да?

Маврикиос стиснул зубы:

– Ты бьешь ниже пояса, Туризин, и хорошо знаешь это.

– Так ли? Посмотрим…

Севастократор задал каморам Ономагулоса несколько вопросов, и из ответов стало ясно, что положение видессианских частей, остановленных возле Марагхи, и в самом деле не столь уж тяжело. Однако этот допрос напоминал Марку работу хорошего адвоката, который умеет вытянуть из свидетелей только те факты, которые ему нужны. Туризин одержал легкую победу, посеяв в совете достаточно сомнений, и в конце концов решение было отложено.

– Свары, – коротко сказал Гай Филипп, когда они с трибуном шли в римский лагерь. Он вложил в это простое слово столько чувства, что оно прозвучало грязнее любого ругательства.

– Ты говоришь так, как будто римляне застрахованы от этого, – ответил трибун. – Вспомни, когда Сулла и Гай Флавий воевали с Митридатом – много ли внимания они уделяли планам друг друга? А когда они наконец объединили свои силы, к Сулле перешло столько солдат Флавия, что тот покончил с собой от такого позора.

– И правильно сделал, скажу я тебе, – тут же отозвался Гай Филипп. – Он, мерзавец, призывал к бунту против своего командира! Он хотел захватить власть над армией, свинья! Он… – Центурион остановился и скроил гримасу, полную отвращения. – Хорошо, ты прав, я понимаю, что ты