Высокие башни - Томас Костейн

Прокурор стоял на своем.

— Это, наверное, мудрый шаг, но мы должны действовать очень спешно.

— Через несколько дней на нас обрушится множество новых поселенцев, — продолжил губернатор. — Нам понадобится жандармерия, дабы избежать беспорядков в городе. И это лишь малая толика того, что вас тревожит. Я сразу займусь этими делами.

Он пристально взглянул на своего посетителя.

— Мсье де Балне, я очень огорчен и разочарован теми людьми, которых нам присылают. Бог знает где их вербуют, но я уверен, что переселенцы не бедняки и не отщепенцы, нуждающиеся в срочной перемене жизни, свежем воздухе и пище, которую мы им тут даем. Приехав в Луизиану, я считал, что Новый Мир примет бедняков, которым нет места во Франции или в Европе. Однако теперь я понимаю, что мы можем заселить весь этот огромный новый континент и тем не менее проиграть битву трущобам.

— Но люди из городов… С ними будет сложнее справиться, чем с теми, с кем мы сейчас имеем дело, — заметил прокурор.

После ухода мсье де Балне в дверь постучал служащий и сообщил, что часть провизии, присланной на судне из Франции, оказалась негодной.

— Мы только что открыли бочку с солониной, ваше превосходительство, и чуть не задохнулись от отвратительного запаха.

Де Бьенвилль побагровел от злости.

— Государственным подрядчикам наплевать, если мы все умрем с голоду, — заявил он, овладев собой, — их интересуют только прибыли. О них они думают прежде всего. К счастью, вскоре прибудет продовольствие на судах из Новой Франции. Там мой брат все оплачивает сам, значит, мы получим нормальные продукты.

— Ваше превосходительство, вам известно, что судно из Канады задерживается уже на две недели, — заметил служащий. — Губернатор побледнел и выглянул в окно, чтобы собраться с силами, прежде чем отвечать.

— Вы правы. Судно из Канады задерживается. Наверно, я слишком большой оптимист.

Когда служащий ушел, де Бьенвилль отложил в сторону бумаги и поднялся.

— Меня не будет в течение часа, — предупредил он секретаря, поспешившего подать ему шляпу, — всего один час.

Он отправился по дороге, вдоль которой росли кипарисы и у которой пока не было названия. В недалеком будущем ее назовут рю де Шартр. Дорога шла на запад, и в конце улицы стоял дом, возведенный с тщанием. Дом занимал большой участок земли и даже был обнесен грубым забором. Это низкое строение у трех сторон опоясывала галерея, кипарисовые деревья слоняли ветви над крышей, как бы защищая его. Построенный из бревен, проконопаченных испанским мхом, дом все равно выглядел красивым, и губернатор восхищенно улыбнулся, подходя к воротам.

— Филипп! — позвал он.

Стук молотка прекратился, и Филипп появился в дверях, не выпуская из рук молотка. Новая жизнь пошла ему на пользу. Он немного поправился и подзагорел.

— Доброе утро, — сказал Филипп. У него на лице появилось выражение надежды и страха. — Мсье Жан-Батист, вы уже что-нибудь знаете о корабле?

— Пока нет. Но я уверен, что не стоит волноваться. Путешествие долгое, и неблагоприятные ветры могут его затянуть. Мы скоро о нем услышим.

Филипп перевел дыхание и произнес:

— Надеюсь, мсье Жан-Батист. Губернатор понимал беспокойство Филиппа.

— Филипп, она тебе очень дорога… Я за тобой наблюдал и видел, что последнее время ты сам не свой, — он кивнул. — Мне она тоже очень нравится.

Филипп не проявлял оптимизма.

— Сейчас не дуют сильные ветры, и меня тревожит тот факт, что они все еще не приплыли.

— Я хочу поговорить о доме, — заявил губернатор, желая прекратить неприятный разговор. Он рукой махнул. — Филипп, мне по вкусу дом, который ты строишь для меня. Это хорошее помещение для официальных служб. Сказать по правде, ты разработал идеальный тип здания для Луизианы. В нем будет приятно находиться летом, и он весьма величественный. Мы должны начать перевозить сюда мебель, которую мне прислали со склада. Надо опередить тех, кому придет в голову отдать этот дом миссионерам или передать его для общежития холостых офицеров.

— Я рад, что он вам нравится, — ответил Филипп. — Карп и я позаботимся о мебели, как только вы нам об этом скажете, мсье Жан-Батист.

В воротах показался солдат и направился к губернатору.

— Ваше превосходительство, вас ждут.

Мсье де Бьенвилль не обратил внимания на столь знакомое требование. Ему хотелось еще поговорить о собственном доме.

— У меня очень красивая мебель. Для этой комнаты есть хрустальная люстра, столик розового дерева и красивые ковры…

— Ваше превосходительство, — повторил солдат, — вам пора возвращаться. Одна леди отказывается сойти, пока не увидит вас.

— Леди отказывается? — губернатор ничего не понимал. — Что за леди? И откуда она отказывается сойти?

Солдат покраснел и начал заикаться. Ему было трудно все объяснять самому губернатору.

— Она приплыла… я имею в виду леди на втором корабле. Багаж прибыл с первым кораблем, и он до сих пор еще находится на берегу. Леди сидит на багаже и отказывается спускаться. Хочет видеть вас.

— Что ж, придется подойти и узнать, кто эта дама, и почему она так странно себя ведет?

Мсье де Бьенвилль отправился на пляс д'Арме в сопровождении солдата. По дороге губернатор размышлял о развитии города, о строительстве церкви Святого Людовика. А еще нужно было найти удобное и безопасное место для порохового склада и подумать о том, как оборудовать набережную, чтобы в случае необходимости отразить нападение с моря.

Хотя Новый Орлеан оставался маленьким скоплением деревянных домиков и пустых улиц, он все больше начинал походить на приграничный город. На пляс д'Арме было многолюдно. Неподалеку располагалась единственная таверна, и там кипела жизнь, как в любой гостинице в Париже. Несколько человек молились в часовне под брезентовым навесом. Громкие голоса и смех, песни неслись со всех сторон.

«Мы постоянно и быстро разрастаемся», — с гордостью заключил губернатор, проходя официальное здание и поворачивая на площадь.

Теперь кучка багажа существенно увеличилась в размере. Там были потрепанные сундуки, мешки, парусиновые сумки с почтой, несколько весьма странного вида саквояжей и даже небольшой комод. Он находился в самом центре поклажи, а на самом комоде восседала дама.

Солдаты стояли у входа в бараки и наблюдали за ней. На площади собирались свободные от работы мужчины и тоже пялили на нее глаза. В Новом Орлеане не часто можно было видеть леди, а если кто-то сидел прямо на комоде на городской площади и отказывался сдвинуться с места, — это удивительное зрелище никак нельзя было пропустить.

Солнце палило так яростно, что наблюдатели истекали потом и казались страдающими от жажды, однако дама забралась с ногами на комод и плотно обтянула их юбкой. Несмотря на жару, на ней был надет алый плащ-накидка, который назывался кардинальским, и она откинула капюшон, выставив на обозрение восхищенной толпы массу тщательно завитых рыжих кудрей. Накидка была расстегнута на шее, и из-под нее виднелось обтягивающее черное платье.