Высокие башни - Томас Костейн

Землю уже окутывали сумерки, когда Фелисите отправилась побродить по общинному выгону между портом Лашин на западном краю города и домами на рю Сен-Пьер. Новые здания наступали на прежде открытое пространство и закрывали вид на монастырь Братьев Реколле на севере. Фелисите эти постройки не нравились, потому что все вокруг сильно изменилось. «Наверно, когда-нибудь люди полностью застроят весь общинный выгон», — подумала она с горечью. И пусть ей больше никогда не придется увидеть огражденный город под горой, девушке хотелось, чтобы он оставался таким, каким она его запомнила навсегда.

Фелисите намеревалась выехать пораньше, но ее задержали многочисленные дела. Она должна была собрать свои вещи, а баронесса заболела. Потом барон вдруг понял, что все заботы опять падут на его плечи, и провел с ней несколько напряженных часов, просматривая различные донесения и документы. Сейчас было уже поздно, и девушка спешила домой.

Фелисите шла по улице Сен-Сакрамент и всматривалась в очертания семинарии. Ей хотелось еще раз увидеть высокую фигуру доброго старика, управлявшего семинарией многие годы. Но увы… его больше не было в живых. Девушка поспешно миновала улицы и переулки, прилегавшие к рыночной площади, и у нее отлегло от сердца, когда она услышала голос караульного, выкликавшего время на рю Капиталь. Она подождала, когда сторож подойдет ближе, помахивая зажженным фонарем в так шагам.

Он сразу ее узнал.

— Мадемуазель, это вы, — сказал он, укоризненно качая головой. — Я так и знал. Правда, правда, мадемуазель, потому что хотел вас увидеть до вашего отъезда.

Это был тот самый сторож, который рыдал у дома ле Мойн в день, когда донеслись слухи о смерти Д'Ибервилля. Он поднес фонарь к ее лицу.

— Мадемуазель, вы что-то бледны. Так не пойдет! Вы должны быть на свадьбе с розами на щеках. Вас удивляет, почему я так говорю? Я вам скажу, мадемуазель. Меня всегда волновало все, что связано с семейством ле Мойн. Я родился в один день с Пьером и в ту же самую минуту! Поэтому я чувствовал себя одним из них! Да, мадемуазель, истинная правда! В тот момент великий Д'Ибервилль и я походили друг на друга, как горошины из одного стручка. Но он был Пьером ле Мойном, которому слава суждена с колыбели. А я что? Я был никем. Он надо мной смеялся и даже постоянно придумывал для меня разные прозвища. Я же… я боготворил землю, по которой он ходил, — смущенно улыбнулся сторож.

К ним быстро приближался человек, идущий по рю Сен-Пол. Фелисите узнала в нем барона. Он увидел ее и резко остановился:

— Слава Богу, это ты!

— Да, мсье Шарль. У вас дурные новости? — встревожилась девушка.

— Я начал волноваться, когда не нашел тебя дома, и стал ждать час, потом другой. Ты не возвращалась, и я отправился на поиски.

Сторож Пьер всегда был очень тихим и покорным днем, но с наступлением ночи становился весьма смелым и напористым. Он считал, что охраняет город, и ответил барону:

— Я могу вам сказать, почему мадемуазель задержалась. Она прощается с Монреалем.

— Да, мсье Шарль, я хотела все повидать еще раз. Я так люблю этот город! Пусть эта чудесная картина всегда останется в моей памяти!

В эту минуту они проходили перекресток на улице Сен-Жозефа, и девушка остановилась.

— Взгляните! Это окошко сапожника. Мне хотелось бы туда заглянуть напоследок.

Алсид Ласурс, сапожник, установил перед домом будочку, где лежали образцы обуви, чтобы люди могли их увидеть, а потом что-либо купить для себя. Там же он выставлял обувные колодки своих покупателей, поэтому в городе часто говорили:

— Этот человек, наверно, разбогател, потому что Алсид выставил его колодки.

Когда Фелисите исполнилось пятнадцать лет, и у нее перестала расти нога, Алсид сделал и для нее сапожные колодки и тоже выставил их в своей будочке. Они оставались там до сих пор, и Фелисите много раз останавливалась перед ними и, читая потускневшую надпись на карточке, думала: «У меня красивые ноги».

Ночной сторож предупредил ее желание. Он подошел к будке и поднес поближе фонарь.

— Колодки стоят в правом углу, — заметила Фелисите. Однако это место теперь было занято огромными колодами человека, быстро разбогатевшего в последнее время.

— Он переставил их в другой угол, — решил сторож, выше поднимая фонарь.

Но Фелисите сразу обо всем догадалась. Сапожник Алсид никогда не менял местами колодки, просто сейчас он понял, что она больше не будет у него заказывать обувь, и поэтому убрал ее колодки.

Девушка разочарованно вздохнула:

— Конечно, он не должен забывать о своей выгоде, но теперь у меня нет никаких сомнений в том, что я уже больше не принадлежу Монреалю.

Барон позвал сапожника.

— Алсид, выйди к нам! — он наклонился к Фелисите и сказал: — Я его отругаю за это!

Девушка сразу начала протестовать.

— Нет, нет, мсье Шарль. Мне не хочется никаких неприятностей в мою последнюю ночь здесь.

Сапожник был старым, подслеповатым. Он вышел из будки со свечой в руках и заговорил дрожащим голосом:

— Алсид, ты стал совсем дряхлым и ничего не помнишь. Ты опять забыл закрыть ставни, — он поднял свечу выше и посмотрел на стоящих рядом людей. — Господи, у Алсида украли его колодки?

— Нет, — коротко ответил барон. — Отсутствует только одна колодка. Скажи нам, что ты сделал с колодкой мадемуазель?

Сапожник взглянул на Фелисите и заморгал глазами.

— Что сделал Алсид с колодкой мадемуазель? Сейчас я вам все покажу.

Он повернулся и вошел в темное помещение, где обычно работал. Через секунду мастер возвратился с аккуратно запакованным свертком. Он протянул пакет перед собой, не видя, где стоит девушка.

— Ваши колодки, мадемуазель. Как только я узнал, что вы далеко уезжаете, первым делом подумал: «У мадемуазель не будет более аккуратных колодок, чем те, которые для нее сделал я, надо непременно отдать ей эти колодки». Захватите их с собой, мадемуазель, и когда вам понадобятся новые туфли, возьмите колодки и ступайте к сапожнику. Скажите ему так: «Эти колодки были сработаны Алсидом Ласурсом, лучшим сапожником во всей Новой Франции. Я хочу, чтобы вы сшили туфли точно по этим колодкам». Мадемуазель, предупредите сапожника, чтобы он все делал точно по колодке, и тогда у вас будут красивые и удобные туфли.

Фелисите взяла сверток, подумав, что у нее уже не осталось места в сундуке, и ей придется перекладывать багаж.

Вслух она сказала:

— Мсье Алсид, у меня нет слов. Вы очень добры.

— Сапожник легко может узнать своих заказчиков по их ногам, — начал рассуждать Алсид. — Он за глаза так их и называет — «мсье Огромные Мозоли» или «мадам с Легким Подъемом», или «Старые Растоптанные Подошвы». Мадемуазель, я всегда думал о вас как о «Юной Легкой Оленихе», потому что ваши ножки маленькие и стройные. Мне рассказывали, что вы стали красивой юной леди. Честно сказать, я мог бы вас не узнать, если бы вы со мной не заговорили, но если бы мимо меня прошли сотни ног, я без ошибки выбрал бы ваши ножки.