Талли - Паулина Симонс

— Конечно, помню, — сказала Талли, чувствуя желание встать, закурить еще сигарету… уйти, может быть.

— Я надеюсь, что ты не разочаровалась во мне, Талли. Я не хочу, чтобы ты разочаровалась во мне.

— Я не разочаровалась в тебе, Джулия Мария Мартинес, — сказала Талли и подумала: «Я разочаровалась в ней. Будь она проклята».

— Мне понадобилось два года, чтобы потерять интерес к учебе, — продолжала Джулия. — Когда-то это было для меня все, а теперь — ничто. Я больше не могла делать вид, что мне это нужно. Потому и бросила университет. И еще… Мне только двадцать. Я ведь еще смогу вернуться к учебе, ты так не думаешь?

«Нет, — подумала Талли. — Раз уж ты ее бросила, ты никогда к этому не вернешься. Против тебя статистика, друг мой». Но вместо этого она сказала:

— Конечно, ты сможешь вернуться. Если захочешь.

— Это так, будто… — Джулия умолкла и высморкалась. — Для нее это было все, помнишь? Вся ее жизнь была посвящена учебе. Она брала частные уроки, занималась с репетиторами, она училась музыке и балету, ее всегда окружали книги, книги, книги. Она собиралась стать врачом. Она хотела стать врачом всегда, сколько я ее знала, а ведь я узнала ее раньше, чем тебя. Когда нам было пять лет, она, как врач, осмотрела меня и сказала, что когда вырастет, будет врачом и хочет этим заняться как можно раньше.

У Талли взлетели брови, и она повернулась в темноте к Джулии. Это уже любопытно. У нее даже немного улучшилось настроение, но тут Джулия снова заплакала, и момент был упущен.

— Она была самой умной и самой прилежной из нас, — всхлипывала Джулия. — У нее была цель, и она шла к ней. И все же, все же… когда ей пришлось столкнуться с этим, ее призвание, ум, устремления, ее жизнь — все пошло к черту! Все оказалось недостаточно важным! Вот я сижу здесь и никак не могу понять, что всех ее достоинств оказалось недостаточно, чтобы перевесить его.

Джулия замолчала, и Талли была этому рада. Она устремила взгляд в небо и попробовала найти Большую Медведицу. Вон Полярная звезда… «Разница между ею и нами, Джул, в том, что мы хотим жить, — подумала Талли. — Вот Малая Медведица…»

— Талли, как ты думаешь, она хотела жить? Думаешь, хотела? Она была готова упасть и надеялась, что кто-нибудь подхватит ее, а мы… мы не подхватили. Ты так думаешь, Талл?

— Нет, Джулия, — уверенно сказала Талли. — Она не ждала, что кто-нибудь подхватит ее. Она ни к кому не взывала и не собиралась с этим играть. В том то и дело, что она не хотела, чтобы кто-нибудь пришел и вернул ее к жизни. Я не встречала никого, кто так хотел бы покончить с жизнью, как этого хотела она. Она хотела мира своей душе. Она выстрелила себе в голову из пистолета сорок пятого калибра и ничего не ждала — она хотела упасть.

Джулия всхлипнула. Талли нашла глазами Большую Медведицу и зажмурилась.

Шли минуты.

— Я не рассказывала тебе о последнем экземпляре в моей коллекции снов? — притворно весело спросила Талли.

Джулия вытерла лицо.

— Нет. Расскажи.

— Первый раз он приснился мне два Рождества назад, после того, как ко мне явилась Шейки — вся в слезах оттого, что Джек уезжает. Так вот. Как будто бы я живу в студенческом общежитии, и моя мать приходит проведать меня. Я веду ее в мою комнату, чтобы познакомить с соседкой, которой там не оказалось. Мы стоим посреди моей комнаты, и вдруг у меня начинают трястись колени, я понимаю, что вся в поту. Я чувствую запах крови. Резкий, отталкивающий запах крови. Я не могу произнести ни слова и боюсь пошевелиться. Тогда я медленно осматриваю комнату и понимаю, что воздух в комнате непрозрачный, в нем повис густой туман, и туман этот розовый — розовый от частичек крови, плавающих в воздухе. Я, как в замедленном кадре, поворачиваюсь к матери и беззвучно спрашиваю ее: «Ма, ты чувствуешь запах?» И она говорит: «Нет». Я говорю: «Ма, ты видишь это?» И она говорит: «Нет». И уходит из комнаты. Я остаюсь одна, и мне так страшно, что я боюсь смотреть, но чувствую, что запах откуда-то исходит, от чего-то в моей комнате. И я как будто знаю, что в комнате лежит тело, окровавленное тело у меня под кроватью. Я набираюсь храбрости, потому что думаю: это всего лишь сон, это нелепо. Я опускаюсь на колени перед своей кроватью, приподнимаю покрывало, заглядываю туда и кричу. Потому что у меня под кроватью лежит голова Дженнифер и истекает кровью.

Джулия дважды перекрестилась.

— О Боже, — сказала она, — помоги тебе Господь!

— Аминь, — сказала Талли.

— У тебя еще что-нибудь такое же ужасное, что ты хотела бы мне рассказать? Или это все?

— Нет, это все.

— Как же ты засыпаешь по ночам, зная, что тебе может присниться такое? Как ты спишь?

— Плохо, — призналась Талли. Она закашлялась. — Однажды, проснувшись после очередного сна, я стала так отвратительна себе самой, что оделась и поехала к Святому Марку. И остаток ночи спала там.

Джулия перекрестилась, прежде чем спросить:

— Талли Мейкер, пожалуйста, только не говори мне, что ты смогла заснуть на… на…

— Гм-м, — сказала Талли. — Церковь-то была закрыта.

— Талли!

— Джулия, я заснула. Прямо на земле. И мне было хорошо. Когда я проснулась, надо мной стоял отец Маджет и читал молитву. Почему-то это меня огорчило даже больше, чем сон.

— Талли, извини, — сказала Джулия, — но это болезнь. Правда. Я еду на Солнечный Луг. И в конце концов о нем можно рассказывать людям. Но я готова поклясться, что ты немногим рассказывала эту историю.

— Немногим, — согласилась Талли. Но, по-моему, ехать на Солнечный Луг — все равно что топтаться на месте. Понимаешь?

— Знаю. Но ехать в Калифорнию — то же самое.

— Нет. Два года назад я целое лето просидела на заднем дворе у Трейси Скотт, и единственное, что я видела, — . это задний двор Трейси Скотт. Вот тогда я действительно топталась на месте.

— И ты вырвалась оттуда.

— Конечно, вырвалась. Когда поняла, что могу оказаться привязанной к ребенку навсегда. А я не хотела никого растить, даже цыпленка, не то что маленького мальчика. Нигде, но меньше всего — на заднем дворе у Трейси Скотт.

— Поэтому ты пошла учиться, и это решило все.

— Все. Учеба — это мой билет отсюда. На свою стипендию я поеду в Калифорнийский университет. Учеба — это мой пропуск для того, чтобы выбраться с заднего двора Трейси Скотт.

Джулия молчала. И Талли не хотелось спрашивать ее, о чем она думает, поэтому она просто смотрела в небо — такое глубокое и яркое, что у нее заболели глаза. «Звезды, — запела она, — иногда они появляются и исчезают быстро, иногда они появляются медленно… они исчезают, как последний отблеск солнца на клинке…»