Провинциальная девчонка - Джулия Гарвуд

– Ты что-то стала заикаться, младшая сестренка, – рассмеялся Джон Поль.

– А ну-ка помолчи, – приказал отец и уже мягче обратился к Мишель:

– Видишь, детка? Кэтрин вовсе не ненавидела нас. Просто была не слишком близка с родными. Да и к чему мы ей? Она была… другой, а мы служили напоминанием о тяжелых временах.

Мишель неожиданно сообразила, что Тео не имеет ни малейшего представления, о чем идет речь.

– Моей кузине было лет семь-восемь, когда ее мать вышла замуж за очень богатого человека по фамилии Боден. Они переехали в Новый Орлеан и почти оборвали всякие связи с нами. Я никогда не видела Кэтрин и даже не говорила с ней по телефону. Поэтому и поверить не могу, что она оставила нам наследство.

– Моя жена и мать Кэтрин были сестрами, – пояснил Джейк. – Ее звали Джун, но для нас всех она была Джуни. Бедняжка не была замужем, когда обнаружилось, что она забеременела. В те времена иметь внебрачного ребенка считалось позором, но по мере того как шло время, люди обо всем забыли. Только отец не забыл и не простил. Не поверишь, но он выгнал ее из дому. Тогда мы с Элли только что поженились и взяли Джуни к себе. Когда родился ребенок, в доме стало тесновато, но мы как-то обходились. Потом Джуни встретила того богатого парня, вышла замуж и уехала.

Умерла она, когда Кэтрин было одиннадцать. Я не позволял девочке забыть, что в Боуэне есть родня, которая ее любит, поэтому и взял за правило звонить ей раз в месяц, а иногда и навещать. Правда, она была не очень-то разговорчива, так что болтал в основном я, и все о своей троице, чтобы она знала кузенов. Кэтрин здорово поразилась, узнав, что Мишель собирается стать доктором. Она гордилась тобой, детка. Просто никогда об этом не распространялась.

– Кэтрин даже не пригласила тебя на свадьбу! – запальчиво возразила Мишель. – Уж я-то знаю, как ты обиделся.

– Вовсе нет. Кроме того, это была совсем скромная церемония в суде. Она сама мне сказала.

Мишель оперлась локтем о стол и принялась рассеянно навивать локон на палец, размышляя о внезапно свалившемся богатстве. Эти деньги – просто дар с неба. Более чем достаточно, чтобы отремонтировать клинику и нанять сестру.

Отец улыбаясь наблюдал за дочерью.

– Опять ты крутишь волосы! Знаешь, Тео, в раннем детстве, когда она была совсем крошечной, точно так же дергала себя за волосы и сосала большой палец, пока не засыпала. Сказать невозможно, сколько раз мне или Реми приходилось распутывать колтуны!

Мишель отпустила рыжеватые пряди и сцепила пальцы.

– Я чувствую себя виноватой, потому что не могу сказать ничего доброго о Кэтрин, и в то же время уже придумала, как потратить часть денег.

Отец подвинул Тео семейный альбом в красно-черную клетку. Тео открыл его и принялся просматривать снимки, а Джейк объяснял, кто есть кто. Майк пошла к холодильнику за диетической колой и принесла одну банку для Тео. Он надел очки и выглядел настоящим ученым мужем.

Положив руку ему на плечо, она спросила:

– Ты голоден?

– Еще бы, – отозвался он, переворачивая очередную страницу.

– Папа, Тео не хочет смотреть наши снимки.

– Ошибаешься, хочу.

Она поставила свою банку колы рядом с банкой Тео, выпрямилась и повернулась к брату:

– Джон Поль, приготовь мне и Тео что-нибудь поесть.

– Как же, дожидайся! – хмыкнул он.

Мишель подскочила к дивану и плюхнулась брату на живот. Но он заранее угадал, что она задумала, и успел приготовиться.

– Я сплю! – буркнул он. – Оставь меня в покое, черт возьми!

Но сестра, не обращая внимания на ворчливый тон, стала дергать его за волосы.

– Можешь поверить, что Кэтрин оставила нам столько денег?

– Нет.

– Уму непостижимо!

– Угу.

– Открой глаза! – потребовала она.

Джон Поль громко вздохнул, но все же сделал, как она просила.

– Ну что тебе?

– Можешь сказать о ней что-то хорошее?

– Еще бы! Она была эгоисткой, жадиной, занудой, одержимой…

Мишель ущипнула его.

– Я же велела сказать что-то хорошее!

– Она мертва. И лучшее трудно придумать.

– Бессовестный! Есть хочешь?

– Нет.

– Не правда, хочешь. Ты всегда голоден. Пойдем, помоги мне. Мишель встала, но брат успел схватить ее за руку.

– Когда Тео уезжает?

Такого вопроса она не ожидала. И теперь растерялась. Джон Поль застал ее врасплох.

– В понедельник, – прошептала она. – Вместе со своим другом Ноэ. В понедельник утром.

До чего же у нее грустный голос! Просто противно! Она не пыталась изображать храбрость, не притворялась, что ей все равно, потому что брата не одурачишь. Джон Поль знал ее лучше всех на свете и к тому же видел насквозь. Ей в голову не приходило солгать ему.

– Ты сильно сглупила, – прошептал он.

Мишель кивнула:

– Ты прав.

– Не стоило так подставляться.

– Знаю.

– Почему ты не сумела себя защитить? Он чужак.

– Все случилось так неожиданно. Что я могу сказать? Просто… так вышло.

– И?..

– Что "и"?

– И ты собираешься раскиснуть, когда он исчезнет?

– Нет, – пробормотала она и уже смелее повторила:

– Нет.

– Посмотрим.

Тео, не обращая на них внимания, рассматривал выцветший снимок молодой красивой женщины, стоявшей под деревом с букетом маргариток в руках. На ней было длинное платье из светлого органди, подпоясанное лентой, длинные концы которой свисали до земли. Короткие вьющиеся волосы обрамляли ангельское личико. Фотография была черно-белой, но Тео предположил, что волосы ее были рыжими, а глаза – синими. Будь прическа и одежда более современными, Тео подумал бы, что перед ним Мишель.

– Это моя Элли, – пояснил Джейк. – Хорошенькая, правда?

– Да, сэр, очень.

– Глядя на свою троицу, я в каждом вижу Элли. У Реми ее смех, у Джона Поля – любовь к дикой природе, а у Мишель – сердце.

Тео кивнул.

Джон"Поль направился было на кухню, но, услышав слова отца, остановился и перегнулся через плечо Тео. Потом Тео перевернул страницу, и Джон Поль отошел. На следующем фото были маленькие Реми и Джон Поль. Между ними стояла девочка. Мальчики выглядели так, словно только что вывалялись в грязи и были страшно этим счастливы. Чего стоили их гнусные улыбочки! Девочка, явно выросшая из платьица, не улыбалась. Наоборот, свела брови.

– Это Кэтрин, – сказал Джейк. – Она всегда носила платья, что бы там ни было. Это – одно из ее любимых, потому что на нем кружева. Помню, как она приставала к матери, чтобы зашила очередную дырку.

Тео продолжал листать альбом. Мать Кэтрин, должно быть, посылала снимки после переезда в Новый Орлеан, потому что он увидел не меньше двадцати фотографий Кэтрин. Девочка неизменно была в платьях, раз от разу становившихся все дороже. На одном снимке она стояла перед рождественской елкой с двумя одинаковыми куклами в руках. На другом – держала двух плюшевых мишек.