Путь слез - Дэвид Бейкер

Наконец Петер с оцепеневшим, угрюмым лицом отошел от остальных и подозвал Карла с Вилом.

– Друзья мои, – медленно проговорил он, – ваша сестра умирает. Братья опасаются, что ничего уже не изменить, хотя – кто знает наверняка? На мой взгляд, они умелые и сведущи, но паша малышка уж очень ослабла. Чудо… нам остается ждать только лишь чуда.

На этот раз Карл не стал требовать невозможного, а только поник лицом и, заплакав, прижался к брату. Вил тоже не мог сдерживать слез и обхватил ослабевшими от горя руками приникшего брата. Петер подошел к ним и обнял их обоих, и они вместе плакали.

Наступило новое утро, но Марии становилось все хуже и хуже. Всю ночь Карл с Вилом и Петером провели у ее постели. Брат Чиво принес для девочки целебный настой и легонько приподнял ее голову с подушки.

– Ну-ка, милая, выпей. Хоть чуть-чуть.

Веки трепыхнулись, и Мария открыла глаза и осмотрела тревожные лица вокруг себя. Она послушно приложила губы к ободу кружки и медленно отхлебнула.

– Море… вы должны… идти, – еле слышно прошептала она.

– А? – не расслышал Вил и наклонился к ней.

– К морю, вы должны идти к морю.

Вил передал слова девочки Петеру и Карлу и поцеловал сестру в лоб.

– Мы останемся с тобой, пока ты не поправишься и не пойдешь с нами.

Мария резко очнулась от забытья. Умоляющим голосом она повторила:

– Но вы должны идти, вы должны идти к морю, – произнесла она, закатив глаза и откинувшись назад. Все тихо переглянулись, но девочка снова открыла глаза:

– Карл, разве ты не видишь ангелов в саду?

Мальчик раскрыл рот, но слова застряли у него в горле, ибо сестра без чувств упала на постель. Чиво быстро приложил ухо к ее груди и облегченно вздохнул. Он обратился к Петеру:

– Девица уснула. Я обещаю служить при ней, пока не явится воля Господня.

Священник кивнул.

– Благодарим тебя, брат.

Он подошел к драгоценному агнцу и преклонился у ее постели. Он гладил ее по волосам и шептал горестную молитву, затем внимательно вгляделся ей в лицо. Старик весь дрожал и трясущимися губами поцеловал девочку в щеку.

Крестоносцы вышли из кельи и вернулись к товарищам, терпеливо ждавшим в саду. Они почтительно молчали, пока Петер не задал Вилу вопрос, которого они оба боялись:

– Итак, останемся и будем дожидаться ее смерти?

Брат оторопел от страшного звучанья слов, и медлил с ответом. Было ужасно думать, что в момент, когда сестра покинет землю, она будет совсем одна. Вилу захотелось, чтобы все живущие сейчас бодрствовали у ее изголовья, и кивнул.

Но Карл мягко возразил:

– Брат, и я бы остался. Но ведь ты слышал: она хочет, чтобы мы шли к морю. Верно, она очень хочет, чтобы мы шли. Словно ей было видение.

К тому же, если мы останемся, она ускорит свою смерть, дабы мы скорее продолжили путь! Это в ее духе, – он обратился к Петеру. – Ей-богу, Петер, не молчи!

Старик отвлеченно кивнул и оторвался от мыслей о загадочных словах девочки.

– Но почему именно море? – размышлял он вслух. – Не Палестина, не Иерусалим… и что еще за сад с ангелами?

– Но мы ведь не можем просто взять и оставить ее саму, – протестовал Вил.

Карл осмотрелся. Аббатство казалось очень мирным. Оно благоухало сладкими ароматами: повсюду росли цветы заботливых монахов.

– Ей бы здесь понравилось, – вздохнул мальчик и посмотрел на остальных.

Наперед отважно вышла малышка-Анна.

– Вил, я хочу остаться. Она – моя подруга, да и я еще слишком слаба для пути.

Но Петер вдруг ужаснулся расставанию с любимицей:

– Вил, – умолял он, – разве ты не можешь просто оставить эту затею? Все вместе отдохнем в этом блаженном месте и проводим ее с миром?

Вил посмотрел на Петера, потом на Карла, и, наконец, на Анну.

– Мы исполним желание Марии. Здесь же мы бесполезны, и только расстроим ее своим промедлением.

Без дальнейших слов он вернулся в лазарет и опустился на колени около сестры.

Он долгое время смотрел на родное лицо. Приятные и неприятные воспоминания прошлых дней переплелись в его голове, пока он снова не представил ее лицо той ужасной ночью в замке Верди. Вил тихонько всхлипнул и тесно прижался щекой к ее щеке, но когда его коснулось теплое дыханье Марии, он не выдержал и зарыдал. Он спрятал лицо у нее на груди и легонько покачивал ее, проливая горькие слезы.

– Прости меня, Мария, – всхлипывал он. – Прости, прости меня. Прошу! Ах, Мария, малышка Мария… извини меня. Я… я люблю тебя. Я очень, очень тебя люблю.

Дитя еле слышно вздохнуло. Она мирно спала, а ее душа готова была отлететь к ангелам. Губы ее подернулись синевой, щеки больше не пылали. Она лежала на своих волосах как на подушке из золотой пряжи.

В комнату вошел Карл и склонился на колени с другой стороны постели. Он зарылся лицом в ее соломенную подушку, смешав свои червонно-красные кудри с золотом ее волос. Он вспомнил Вейер и дни, проведенные у Лаубусбаха. «Она непременно должна жить!» – подумал он. Карл молился всем небесам, каждому святому, которого знал по имени, каждому ангелу, Деве Марии, Христу, Святому Духу и Отцу всего сущего. Он поднялся и провел пальцем по ее сухой руке. Он снял с пояса Георгов крест, который носил с собой, и положил его рядом с Марией.

– Любовь, сестра, любовь исцелит тебя… здесь или в ином, лучшем мире.

Затем он взял в руки ее крест и обратил лицо к брату.

– Вил, нам и впрямь лучше отправиться в путь, – без обиняков сказал он. – Ради всего святого, брат, давай пойдем с надеждой, что однажды мы встретим ее счастливой и увидим, как она танцует под солнцем.

Последних слов было достаточно. Вил кивнул и горячо попрощался с сестрой, поцеловав ее в лоб. Затем они твердым шагом вышли в залитый солнцем двор.

– Мы отправляемся! – огласил Вильгельм.

Петер ничего не сказал. Он никак бы не смог покинуть остаток отважного отряда, даже ради умирающей любимицы. Он удалился в тихое место, где уединился ото всех. Там, посреди пышного цветущего сада, он упал на колени и стенал в одиночестве. Его истощенное сердце разрывалось на куски от скорби, доселе неизведанной. Ветер подхватывал его вопли и уносил мимо городских крыш прямо к озеру вопли, похожие на мученические крики с Голгофы. Петер упал лицом вниз, разбитый, сокрушенный, безмолвный.

В полдень крестоносцы с тяжелым сердцем покинули Марию и заплаканную Анну и, спустившись, вышли из Ароны. Не прошли они и лиги на юг, как снова оказались у берега Lago Maggiore и пустыми глазами смотрели, как перекатываются его волны. Никто не думал тогда о святом призвании, Святом Походе… Карл тоскливо взглянул на деревянный крестик, который Мария так долго и верно хранила при себе, и с надеждой подумал, что они правильно поступили, продолжив путь без нее. Он медленно подошел к священнику, который бесцельно метал камешки в покрытое рябью озеро.

– Петер?

Старик не ответил.

– Я не требую чуда для Марии, но я не перестану просить о нем.

Петер кивнул.

К ним подошел менестрель и медленно подбирал слова. Падре, сердце мое отяжелело, оно неспособно нести такую боль. Бедные дети, – он вытер с глаз слезы и погладил себя по бороде. – Я никогда не переживал подобной утраты. Я вижу эти могилки у берега…

У Петера не осталось слов утешения, и он снова просто кивнул в ответ. Он исчерпал все свои силы, и душа его вконец извелась от скорби.

Вил ушел от товарищей и смотрел на зеленые горы, возвышавшиеся над озером, как мускулистые плечи великана. Небо отливало яркой бирюзой, солнце мягко пригревало, а воздух наполнял ноздри сладким ароматом, но ничего не утешало сейчас. «Верно, – подумал он, – нет на этой земле негодяя, по злодеяниям своим подобного мне. Я мнил о себе ложно. Я трусливый, себялюбивый, слабый. Я бессердечный. Как я посмел так обидеть ее?» Он сполз спиной по стволу дерева и сел у его корней в прохладной тени кроны. На память снова пришли картины из детства: Мария младенцем спит на руках у матери, резвится у печи в пекарне, ухаживает за больными утятами или собирает цветы. Тоска обуяла его вновь.

– Милая, славная Мария, – во весь голос, умоляюще попросил он. – Прошу тебя, дорогая schwester, коли слышишь, прошу, внемли мне: прости, прости меня. Я так сожалею.

Фрида принесла Петеру сырную корку и немного вяленой рыбы и оставила его наедине с его мыслями. Он безмолвно сидел нa берегу и смотрел, как солнце клонится все ниже и ниже к западу. Наконец он подошел к кромке воды и плеснул себе на лицо немного освежающей влаги. Взбодрившись, священник поискал глазами разбредшуюся паству. «Так не годится, – подумал он. – Никуда не годится».

На его голос все обернулись.

– Котт, meine kinder, komm, – позвал он и протянул к детям руки. Он подождал пока все соберутся вокруг него, обвел взглядом лица и ласково улыбнулся.

– А где Вил? – спросил Петер.

Дети посмотрели вокруг и пожали плечами. Гертруда протянула руку.

– Кажись, я видела, как он пробирался сквозь деревья.