Размышления о жизни и счастье - Юрий Зверев

У нас скоро юбилей — сороколетие со дня свадьбы. Уже десять лет жена ведёт кружок гимнастики.

Май, 2008 г.

Сходство

Я всегда невольно искал женщину, внешне, хотя бы отдалённо, напоминающую мою жену. Добрых и умных, то есть внутренне похожих, иногда встречал, но похожих внешне — никогда.

Наконец, нашел. И это не просто внешнее сходство — в лице этой женщины концентрация внутренней жизни с непреходящей ответственностью, умом, работоспособностью и добротой к окружающим. Внимательный взгляд, всегдашняя готовность выслушать человека и помочь ему. Природная нравственность и преданность раз избранному делу. Великое терпение и тихая убеждённость в правильности пути.

Такие внутренние качества с годами делают женское лицо всё более красивым и значительным. Именно такие лица украшает благородная седина.

Итак, я всё же нашёл женщину, на которую во всех отношениях похожа моя жена. Эта женщина — Наталья Дмитриевна Солженицына.

13 декабря 2008 г.

Племяннице ксюше, девочке трёх лет

28 апреля 1992 года, 5 часов утра, кухня на Светлановском проспекте, в Петербурге.

Сегодня у меня та редкая ночь, в которую приходит к человеку состояние просветленности. Проснулся в пять утра, лежу, думаю.

В теле полная гармония, ничего не болит. Голова светлая, душа не угнетена. Ощущение полного отдыха. Такое состояние бывает в детстве. Ребенок не чувствует своего тела, ему легко и спокойно, особенно если он окружен любовью.

В такие минуты даже неизбежное одиночество, к которому приходит человек в старости, не приводит к отчаянию. Рядом посапывает жена, нравственный компас нашей семьи. Пока она с нами, в доме живет душевный покой. Но она знает, что грядущее одиночество — неизбежность.

Даже хорошо воспитанные дети не спасают от него — у них идет своя жизнь. У нас есть пока только ты, Ксюша.

Как бы мы ни любили тебя, мы не сможем передать даже малую часть того, что нас волновало и радовало. Приходят другие времена, другие песни.

Это ваши песни, мы свои отпели. Теперь вам предстоит любить, радоваться, работать, растить детей, а потом, в старости, лежать в постели и думать о прожитом, о несделанном, о том же, о чем думаем сегодня мы. Жизнь идет по кругу. Меняются только декорации.

Что же бродит в эту ночь в моей душе? Грусть. Пусть даже светлая, но не радость, а грусть. Ничего из того, о чем мечтает в юности человек, он не успевает свершить. К старости оказывается, что мир, который он надеялся перестроить так, чтобы все стали добрыми и счастливыми, остался прежним. На земле все так же царят зло и беззаконие, льется кровь, страдают дети. Человек живет вечно под страхом войны, голода, болезней. Только в краткие часы любви, когда молодые смотрят в глаза друг другу, не замечая окружающих, страх отступает. Но те, у которых эти счастливые минутки уже позади, с тихой грустью и сожалением отводят глаза. Они знают, что ждет этих птенчиков, когда они выпорхнут из родительского гнезда и создадут свое.

Были святые минуты у нас, будут и у тебя, Ксюша. Наши, благодаря врожденной мудрости жены, разрешились счастливой и долгой (дай бог, чтобы она еще продлилась) жизнью.

Но везет далеко не каждому. Чтобы жизнь сложилась удачно, нужна огромная внутренняя работа, а у всех ли хватает на нее терпения? Чаще всего людям даже непонятно, о чем идет речь: "Какая еще работа, когда мы любим друг друга?" И они, молодые, по-своему правы. Нередко они потенциально несчастливы, но правы, ибо в них права природа.

Разбираться они станут потом, как делаем это сейчас мы, — всему свое время.

И все же хочется, чтобы ты, Ксюша, выросла чутким человеком. Хочется, чтобы наши духовные ценности хоть в малой степени стали твоими. Развитая душа — это интересная, наполненная смыслом жизнь. Мы, как можем, стараемся помочь тебе. Но наших усилий недостаточно. Многое будет зависеть от тебя самой. Мудрость дается богами избранным. Нам же, смертным, чтобы что-либо понять, необходима огромная любознательность.

Вот и солнце встало. На кухонном подоконнике лежат мои кисти, сохнет новый этюд. Опрокинутый чайник отдыхает на плите. Отчетливее доносится шум просыпающегося города. Лампу уже можно выключить.

Начинается новый день. Скоро проснется жена, и мы побежим в Сосновку на зарядку. Потом душ, завтрак и дневные заботы. Идет жизнь. Нет, не идет — летит на всех парусах.

От детства до старости — один шаг. Но понимаешь это только в конце жизни. У тебя пока немыслимо огромное пространство впереди: и радости, и мечты, и надежды. И главная надежда — на любовь. Как и у нас, и у наших бабушек, и прабабушек, и у миллионов тех, кого уже нет, и будет у тех, кто придет после нас.

И в этот краткий миг, который называется жизнью, люди напишут новые книги, изобретут тысячи нужных вещей, родят и вырастят детей.

И все-таки будут умирать с ощущением того, что сделано очень мало, что главное остается недосказанным.

В этом, видимо, и есть вечная загадка, которая стимулирует жизнь на Земле.

И снова страничка из дневника

(После новой поездки во Францию)

8 сентября 1995 года

Уже девять дней, как я вернулся из Парижа домой. Очарование города не отпускает. Но удивительно, что окружающие помойки, разбитые дороги, угрюмые лица тоже пока не угнетают. Окружающая действительность вдруг предстала в романтическом свете. Я понял, что наш парк Сосновка не менее красива, чем Булонский лес. Она и живая, и родная. Сосны и березы стали радовать больше, чем французские дубы и платаны. Утренняя роса на траве, туман в аллеях, бабульки, собирающие в пластиковые пакеты непритязательные сыроежки — всё берёт за душу, вызывает щемящее чувство тоски и жалости к маленькому нашему человеку. Ведь эти сыроежки не для развлечений. Это всерьёз, для еды, вместо редких овощей и забытых фруктов. В стране инфляция, деньги считаем на миллионы. Как жить, если минимальная зарплата 55 тысяч рублей, их пенсия 70-100 тысяч, а стоимость потребительской корзины — 250 тысяч. Это ли не геноцид народа?

До боли горько за тех, кто всю жизнь работал на государство, и кого оно так нагло на старости лет обмануло. А вокруг "Мерседесы", яркие ларьки, красные пиджаки… Нам говорят, что всё правильно, что у России нет другого пути к сытой жизни. Вероятно, это так, но это безнравственно. И оттого болит душа.

Но сейчас болит она как-то иначе, чем прежде, не озлобленно, что ли. Не знаю, что тому причиной: воспоминание о красотах Парижа или встреча с женой и маленькой Ксюшей. Обе они ждали меня, радостно встречали, у обеих чистые души и ясные глаза. Ксюша за лето выросла и похорошела. Ей уже шесть с половиной лет. Она стала разумнее, с ней легко договориться. Если она позволяет себе покапризничать с мамой, то с нами — никогда. "Я всех люблю", — сказала она мне. В ней кипит святое чувство жизни, постоянной радости и счастья оттого, что на земле есть мама, Нелечка и она сама.

Наша задача в том, чтобы это чувство жило в ней, как можно дольше. Если человек вырос в любви, помнит своё детство, всю жизнь он черпает из него силы.

Жена же — существо, не сравнимое ни с кем. "Правда, что Нелечка у нас ангел? — спросила шестилетняя Ксюша, которой мама рассказывала об ангелах.

— Правда, — самым искренним образом подтвердил я.

Возможно, это смешно читать. Я пишу субъективные сентименты. Но зачем же притворяться суровым мужчиной, если я так чувствую? Да, моя жена — для меня лучшая женщина на свете. Она самая добрая, самая умелая и самая разумная. Во-первых, так считают маленькие дети, а их не обманешь. А во-вторых, при элементарной наблюдательности к шестидесяти годам накапливаются сравнения. Ни в одной семье за всю жизнь я не видел такой доброжелательности, какую излучает Нелечка. Для неё не существует плохих людей. Если человек поступает плохо, она жалеет его: "Ну что ж, он не виноват, его так воспитали".

Деликатность её беспредельна. Она никогда не пожаловалась, что ей кто-то помешал, и, в то же время, даже своей музыкой боится побеспокоить другого. Ей хочется каждому помочь, сказать ласковое слово.

Честное слово, я до сих пор, вот уже двадцать шесть лет, не верю, что Нелечка — моя жена. Слово "моя" по отношению к ней я произношу с трудом. Она наша, принадлежит всем родным, всем, кто её знает и любит.

Кроме того, все, кто знают её, относятся к ней с глубоким уважением. Я давно убедился, что заслужить уважение, куда труднее, чем любовь. Любят за красоту, родственность, за доброту или щедрость, но уважают всегда за труд души. Душевный тонус, внимание к близким и серьёзное отношение к жизни посторонними обнаруживаются не сразу, поэтому и уважение сразу не приходит. Но когда это случается, людские души прикипают к такому человеку навсегда. Мы все, даже не замечая того, ищем в жизни Личность.