Размышления о жизни и счастье - Юрий Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вдруг понял, что почти не знаком с ее душевным миром. Привычная чистота в доме, горячий обед к моему приходу, всегдашняя благожелательная улыбка, внимательный взгляд — все это не просто так, не по привычке. В ней кипит невидимая работа, создающая в доме атмосферу уюта и душевного покоя. И, пребывая в этом покое, я не подозреваю об ее постоянном напряжении.
Невеселые мои мысли прервал тихий голос жены:
— В общечеловеческом масштабе неважно, какие отношения складываются у супругов. Развод всегда ужасен, но его можно пережить. Мне же хочется сделать из тебя человека для мира, для людей. Важно, чтобы ты умер с мыслью, что сумел справиться в себе с тем, что мешает другим жить.
В эту ночь я снова долго не мог уснуть.
Ноябрь, 199З г.
О "добрых" советах
Сегодня утром мы с женой долго размышляли о том, имеет ли человек право активно вмешиваться в чужую жизнь.
Я всегда полагал, что, отстаивая "истину", делать это не безнравственно. Жизнь есть жизнь. Близкие люди совершают ошибки в таком важном деле, как воспитание детей. Со стороны хорошо видны последствия этих ошибок. Один ребенок растет эгоистом, другой тираном, третий приспособленцем… Какими же они станут? Как будут растить своих детей? Казалось бы, как ни вмешаться вовремя, ни дать добрый совет? Человек не может спокойно наблюдать, как тонет ребенок, бросается на помощь. Однако известно, как болезненно принимаются людьми эти "добрые" советы. Советчики с их искренностью и логикой обычно становятся врагами. Почему? Я объяснял это просто: люди далеко не всегда умеют заглядывать в будущее, а потому им нужно помогать. И с еще большей энергией лез в бой, вбивая свою "проповедь" силком.
"Ничего, — думал я, — не понимают сейчас, поймут позже".
Надо сказать, что все свои нравоучительные опусы я читал жене. Она одобряла их искренность, но всегда противилась отправке адресатам.
— Это только твоя правда, — говорила она, — у других иная.
— Как же? — возмущался я. — Правда всегда одна. Правда — это же истина! Есть же опыт человечества.
— Конечно, я понимаю, ты желаешь людям добра. Что же, если не можешь не посылать, отправляй… Но все же…
Этого "все же" я не понимал и свои "проповеди заблудшим" отправлял.
Иногда с адресатом возникала полемика, но чаще дело кончалось взаимной неприязнью. Я же, считая свое дело правым, упорно долбил "заблуждающихся" своими моралите.
И вот наш сегодняшний разговор… Вряд ли я смогу передать его в подробностях, но сохранить главное постараюсь.
— Каждый человек, тем более, каждая семья, варит свою "кашу", — начала жена, — у одного она, к примеру, гречневая, у другого овсяная. Мне может не нравиться каша другого, но, если я попытаюсь влить свою в его котелок, получится нечто несъедобное. Каждая семья варит, как умеет. Их "каша" имеет привычный, а значит, оптимальный для них, вкус. Им другой не надо. Вот если своя им осточертеет, и они потянутся к твоей, накорми, научи, это пойдет на пользу. А насильно ничего не получится.
— Но как же так? А если, например, вместе с Богом ребенку внушается мракобесие?
— Значит, такой у них Бог, такая "каша". У меня, например, тоже свой Бог. И он мне очень помогает жить.
— Да? Это новость. Мы живем столько лет, а я этого не знал. Я, например, совершенно неверующий человек. Бог мне не нужен.
— Разве? Я в этом не уверена.
— В чем же твой Бог? Какой он?
— Он похож на светлый шар. В этом шаре поле, в поле растут разные цветы. Я стараюсь поливать цветы так, чтобы каждый не мешал росту другого.
— Что же это за цветы?
— Это люди. Каждый из них по-своему красив, по-своему индивидуален.
— Понимаю. Ты их поливаешь добротой.
— Не знаю, но этот шар всегда со мной. Я стараюсь не прокалывать его оболочку осуждением или злобой. Тогда в шар входит чужеродная атмосфера, и цветы начинают чахнуть.
— Может быть, этот шар — нравственное чувство?
— Возможно. Я ведь и сама расту на этом поле. Поступки, несогласованные с чувством, с совестью, — это проколы в шаре…
— Но разве можно избежать таких проколов?
— Трудно, конечно. Но надо не прощать себе, стараться анализировать их причины.
— Какие же проколы ты допускаешь?
— Трудно иногда удержаться от осуждения чужой жизни. Но люди не виноваты в своих ошибках. Социальные условия у нас ужасны. Нищета порождает злобу, в злобе тает любовь даже родителей к детям. А какое может быть воспитание без любви? Людей надо жалеть, не осуждать их. Жалеть и доброжелательно им помогать.
— Я понимаю, конечно…
— Понимания, друг мой, недостаточно. Нужно чувствовать. А чувство рождается только воспитанием в любви.
— Значит, то, что я понял в жизни и чему учил молодых, — не созидательно?
— Пожалуй. Поэтому я всегда противилась вмешательству в чужую жизнь. Но писать твои эссе следовало. Они всегда были подведением итогов, нравственным анализом ситуации. Но в общении с людьми нельзя смешивать свою "кашу" с чужой.
— Ты хорошо это объяснила. Может быть, тогда скажешь, в чем смысл жизни?
— Для меня он в том, чтобы не перечить природе. Его можно сравнить с жизнью дерева, стоящего на поляне. Пусть оно расцветает весной и увядает осенью, пусть состарится и умрет в свое время. Но главное, чтобы оно своей тенью не заслоняло жизнь других деревьев, а, напротив, оберегало молодую поросль.
— А почему ты сомневаешься в том, что я живу без Бога?
— В повседневной жизни о Боге многие не думают — не до него. Пожалуй, и я тоже. Но в жизни людей почти всегда есть нечто, что человек не может предать. Для одних это мать, жена, ребенок, для других — принципы, идеи. Это то, ради чего живет человек. Иначе говоря, это его святое. Но это и есть его Бог. Своими "благими советами" мы хотим подправить чужого Бога. Но он для человека совершенен, возникает естественное противодействие вмешательству. Подумай, и ты найдешь Бога в своей душе.
— Да, в этом смысле он есть. Я знаю, ради кого живу.
— И я знаю это. Спасибо.
О чтении
Моя жена любит вечерами устроиться под лампой на диване и просматривать газеты. Однажды я упрекнул её за пристрастие к этому чтиву:
— У нас столько непрочитанных серьезных книг, а ты тратишь время на ерунду.
— А почему ты думаешь, что я должна читать только серьёзные книги? — ответила она.
"Ого, — удивился я, — это что-то новое. На неё это непохоже".
— Я люблю и мемуарную литературу, и философию, — продолжала жена, — но я должна быть так же в курсе текущих дел.
И мне вдруг стала понятна наша ситуация.
— Думаю, что читать серьёзные книги тебе уже необязательно.
— Почему? — удивилась жена.
— Философские книги чаще всего далеки от реальной жизни. Художественная классика всерьёз тебя тоже уже не привлечёт, ибо ты человек мудрый, а, значит, живёшь и мыслишь теми гуманистическими категориями, которые пытаются разъяснить человечеству писатели-классики. Модные современные книжонки не для тебя, потому что ты не терпишь пошлости. Остаётся мемуаристика, но её нам теперь заменяют умные, хотя и нечастые, передачи по каналу "Культура". Об известных людях мы узнаём без всяких усилий, всего лишь нажав кнопку телевизора. Выходит, что читать тебе остаются сочинения собственного мужа, но так как ты их сама набираешь на компьютере, то они тебе и без того известны. Так что извини за упрёк. Газеты, хотя и дешёвая стряпня, но из них, по крайней мере, ты узнаёшь о художественных выставках.
— Это верно, но ты упустил музыку. Только она целиком поглощает любое чтение, только она питает сердце и ум, только она наполняет душу блаженством, несравнимым ни с какой книжной информацией.
Модная причёска
К моей жене тянутся дети всех возрастов. Она умеет с ними разговаривать с уважением. Дети не чувствуют себя подавленными, как это часто бывает у них в общении с взрослыми. Каждому из них она находит одобряющее слово. Может, это и есть её главный дар.
Однажды, придя на работу, моя жена увидела в углу плачущую девочку, которая долго болела и потому не ходила в детский сад. Её голова была повязана платком.
— Машенька, что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?
Маша подняла заплаканное лицо:
— Меня ребята дразнят. Говорят, что я лысая.
Во время болезни девочку постригли наголо.
— Не расстраивайся, идём на занятия. Тебя больше не будут дразнить.
Занятия с детьми жена начала с рассказа:
— Когда я была маленькая, я заболела, и меня постригли. Сначала я очень испугалась, что буду теперь походить на мальчика. Даже боялась идти в детский сад, но когда пришла, ребята подбежали ко мне и неожиданно стали любоваться моей головой. Она оказалась круглая и красивая. Ведь никто из них прежде не видел остриженной наголо девочки.