Девять принцев Амбера. Ружья Авалона - Роджер Желязны

Вскоре он сел на место кучера и рывком отпустил тормоз. А потом цокнул языком и легонько прихлопнул вожжами.

– Сейчас утро? – спросил он, не оборачиваясь.

– Да.

– Боже, неужто я проспал целый день и всю ночь?

Я рассмеялся:

– Нет. Просто я сдвигал Тени – ты спал шесть или семь часов.

– Не понимаю, но тем не менее не спорю. А где мы сейчас?

– Едем на северо-восток. Миль за двадцать от города и около дюжины – от усадьбы Бенедикта. С поправкой на то, что сместились на несколько Теней.

– И что мне делать?

– Просто правь по дороге. Чем дальше, тем лучше.

– Бенедикт еще может нагнать нас?

– Думаю, да. Потому-то и нельзя сейчас дать лошадям отдохнуть.

– Согласен. Нужно опасаться чего-нибудь определенного?

– Нет.

– Когда тебя разбудить?

– Никогда.

Он замолчал.

Ожидая, пока сон подчинит себе сознание, я, конечно, думал о Даре. Я все время думал о ней.

Для меня все это оказалось совершенно неожиданным. Сперва я даже не воспринимал ее как женщину; лишь оказавшись в моих объятиях, она заставила посмотреть на нее иначе. А секундой позже и мой спинной мозг принялся за дело, ограничив свободу разума, как говорил мне когда-то Фрейд. Алкоголь тут ни при чем, я выпил не слишком много, да он и не подействовал на меня. Почему же я хотел свалить ответственность на что-то еще? Просто чувствовал себя виноватым, вот и все. Родство наше слишком отдаленное, чтобы принимать его во внимание. Не в том дело. И я вовсе не воспользовался ситуацией – она знала, что делает, когда искала меня. Просто обстоятельства заставили меня усомниться в себе самом, прямо в процессе, так сказать. Я хотел добиться большего, чем ее доверия и дружбы, когда мы говорили с ней в первый раз и я вел ее потом через Тени. Я хотел, чтобы часть ее привязанности, веры и любви с Бенедикта перешли на меня. Я хотел, чтобы она была на моей стороне, союзницей в лагере возможных врагов. Я надеялся, что сумею воспользоваться ею, если дела пойдут скверно и в этом окажется необходимость. Все это так. Однако я не хотел признаваться себе, что все столь просто. Такое было, разумеется, и окрашивало мои действия в более чем неблагородные тона. С чего бы, интересно? В свое время я успел натворить достаточно куда как более пакостных вещей, и они меня не особенно беспокоили. Я боролся с этим чувством, не желая признаться себе в том, но ответ был ясен: девушка мне была небезразлична. Только и всего.

Это не Лоррейн, с которой мы дружили как два усталых ветерана, познавших мировую скорбь. И не Мойра, пробудившая во мне краткий порыв чувственности перед тем, как я второй раз ступил на Образ. Все было по-другому. Я и знал-то Дару слишком недолго, чтобы искать тут логику. За моими плечами столетия… но столетним старцем я себя не чувствовал. Наоборот. Я просто позабыл это чувство. Я не хотел влюбляться в нее. Не сейчас. Может быть, чуть попозже. А лучше – вообще никогда. Она мне совершенно не пара. Это же еще ребенок. Все, чего она может захотеть, все, что может показаться ей новым и интригующим, я успел вкусить невесть когда. Нет, все неправильно. Не следует влюбляться в нее. Нельзя позволять себе…

Ганелон, фальшивя, мычал под нос непристойную песенку. Фургон, покачиваясь и поскрипывая, повернул вверх по склону. Лучи солнца упали мне на лицо, и я прикрыл глаза ладонью. Тогда-то забвение ухватило и стиснуло меня.

Проснулся я уже после полудня в мрачноватом настроении. Долго пил, потом плеснул в горсть воды и освежил глаза. Причесался – пальцами. И оглядел окрестности.

Вокруг была зелень. Небольшие купы деревьев перемежались с заросшими высокой травой лужайками. Мы ехали по той же проселочной дороге, жесткой и относительно гладкой. Небо было ясным, небольшие облака то и дело с поразительной регулярностью затмевали свет. Дул легкий ветерок.

– Ты вновь среди живых. Браво! – сказал Ганелон, когда я перелез через переднюю стенку и уселся рядом с ним. – Лошади начинают уставать, Корвин, да и мне хотелось бы вытянуть ноги. К тому же я чертовски проголодался. А ты?

– Тоже. Поворачивай налево, в тенек, остановимся и передохнем.

– По-моему, следует проехать подальше.

– Есть какие-нибудь причины?

– Да. Хочу кое-что тебе показать.

– Вперед.

Так мы проскрипели еще полмили, там дорога поворачивала к северу. Поднялись на холм; за ним оказался другой, еще выше.

– Куда ты собираешься ехать? – спросил я.

– Вон на ту горку, – ответил Ганелон. – Возможно, с нее будет видно.

– Поехали.

Лошади с трудом тянули фургон по крутому склону, я вылез подтолкнуть сзади. Когда мы наконец взобрались наверх, пыль и пот испортили мне настроение, но зато я наконец окончательно проснулся. Ганелон осадил коней и поставил фургон на тормоз. Потом перебрался внутрь, а оттуда повыше – на крышу. Он встал, поглядел налево и, притенив глаза, позвал:

– Корвин, поднимись сюда.

Я полез сзади; присев на корточки, он протянул руку, помогая мне взобраться, потом указал вдаль, и я внимательно вгляделся в ту сторону.

Где-то в трех четвертях мили протянулась широкая черная полоса, слева направо, так далеко, насколько хватало глаз. Мы были на несколько сот ярдов выше этой штуки, и отсюда открывался хороший обзор на ее часть примерно в полмили длиною. Шириной она была в несколько сот футов. Полоса изгибалась и даже дважды поворачивала, но ширина ее вроде бы оставалась неизменной. На ней попадались и деревья, абсолютно черные. Казалось, там что-то шевелится, но различить ничего не удавалось. Возможно, просто ветер колебал черную траву. Но от нее исходило ощущение движения, словно это струящаяся равнинная река из тьмы.

– Что это? – спросил я.

– А я-то думал – ты знаешь, – ответил Ганелон. – Я решил, это часть твоего теневого колдовства.

Я медленно покачал головой:

– Я, конечно, почти отключился, но уверен, сотвори я что-нибудь подобное, непременно запомнил бы. А как ты узнал про нее?

– Просто пока ты спал, мы несколько раз проезжали неподалеку от нее, а потом отъехали в сторону. Мне почему-то эта полоса не нравится. Чувствуется что-то знакомое. Тебе она ничего не напоминает?

– К сожалению, напоминает.

Он кивнул:

– Словно тот проклятый Круг в Лоррейне. Вот на что она похожа.

– Черная дорога, – сказал я.

– Что?

– Черная дорога, – повторил я. – Я даже не знал, что это такое, когда она упомянула про нее, но теперь начинаю догадываться. Ох, не к добру это!

– Еще