Апостол, или Памяти Савла - Павел Сутин

Божественный Кай Юлий затеял пересматривать списки всадников, он намерен оставить лишь тех, кто унаследовал титул. Вас это не затронет, я о том побеспокоюсь. Мои добрые друзья в Верховной Коллегии нынче присматривают для Вас трибу. Вам пора участвовать в политике метрополии, друг Бурр, довольно с Вас Провинции. На зиму я арендовал для Вашей семьи виллу в Кампаньи. Все дела в Сирии оставьте Марку Светонию и готовьтесь к переезду. Заверьте в моем восхищении вашу почтеннную супругу, а сыну скажите, что в Италии его ждет великолепная псарня. Я помню, как Ваш мальчик любит охоту.

Жду Вас, претор.

Рим, десятый день октябрьских календ

правления Божественного Кая Юлия, года…»

Он шел по Каменному мосту, внизу чернели полыньи, справа светились вход в Театр Эстрады и окна знаменитого дома. На мосту дул сильный ветер, снежинки кололи лицо. А он быстро шел от Боровицкой, и ему хотелось пуститься в пляс. Мела пурга, тротуар заметало снегом. Он оставлял четкую вереницу следов, задирал голову, смотрел в подсвеченное московскими огнями небо.

«…дорого с суперобложкой – к черту суперобложку!.. Но нету суперобложки, и переплета нет… Немножко пройдет, немножко… Каких-нибудь тридцать лет…»

Он миновал «Ударник», вышел на Полянку. Ветер стих – как будто волшебной палочкой махнули, и пурга унялась. Плавно опускались крупные снежинки, и Полянка была пустой и белой-белой. По заваленной снегом дороге проезжали, пробуксовывая, редкие «Жигули» и «Москвичи». Проплыло такси с изумрудным огоньком на ветровом стекле.

«…Зеленые в ночах такси без седока…»

В желтом свете фонарей сыпал густой снег, и Полянка от этого была уютной, как старинная рождественская картинка. А ему хотелось бродить в чудесном городском снегопаде, в свете фонарей, по снежному безлюдью. Он думал о том, как удивится отец, когда возьмет в руки книгу, где на обложке – «Михаил Дорохов». И тоски он не чувствовал, и не было страха, что вся жизнь пройдет в ежедневных хождениях на работу и с работы. Завтра!.. Настоящий договор… А потом – гонорар, рецензии литературных критиков. Первая его сбывшаяся мечта… Первое его дело. Все сам сделал. От начала и до конца. Задумал и выполнил. А еще Штаты!.. Будет работать у Александра Давидовича Гольдфарба, не в самом скучном городе на свете…

Он задохнулся от счастья, нагнулся, подхватил комок чистейшего снега и растер по лицу. Холодные капельки побежали за ворот свитера. Дорохов засмеялся и смахнул снег перчаткой.

До дома было рукой подать, и он пошел медленно, хотелось подольше побыть под тихим снегопадом.

Он запел: «Тишайший снегопад – дверьми обидно хлопать. Посередине дня в столице – как в селе. Тишайший снегопад, закутавшийся в хлопья, в обувке снеговой проходит по земле. Он окнами домов на кубы перерезан. Он конусами встал на площадных кругах. Он тучами рожден, он окружен железом. И все-таки, он кот в пуховых сапогах…»

Навстречу прополз снегоуборочный грейдер, широкий стальной нож отваливал комковатые волны снега на бордюр, обнажая черный асфальт.

Дорохов подумал, что сейчас придет домой и выпьет рюмку коньяка. Непременно! «За успех нашего безнадежного предприятия». Первый, кому он подарит книгу – экселенц… А потом отцу пошлет. Ну и мужикам, конечно…

Гаривас скажет: «Вот те нате – хрен в томате! Вырастили Бабу-Ягу в родном коллективе!..»

А Тёма Белов скажет: «И молчал же, сволочь! Сидел, понимаете ли, кропал при лучине! Мы с ним пили, мы ему тайны поверяли… А он, гад – никому ни слова!»

Боря Полетаев скажет: «Дарственную изобрази. Внукам буду показывать. А ну-ка, внуки, скажу, глядите, засранцы: сам Дорохов мне книги надписывал».

Бравик вежливо покивает, посмотрит на обложку, скажет: «Обязательно почитаю, спасибо».

Ох, елки зеленые, как же все классно обернулось! Один только раз в жизни бывает у человека такая большая удача! И книга, и стажировка в Штатах… Еще же месяц тому назад ни черта не было… Психовал, терзался своей заурядностью… А теперь снег валит, настроение сказочное… Завтра поеду в редакцию, подпишу договор. Елена Даниловна – золотой человек! Редкий человек… Стоп! Какая еще Елена Даниловна? Сказано тебе – Лена. Хороший она человек, елки зеленые… А Курганова?! «Старик Державин нас заметил»…

До его дома оставалось полквартала. Он бросил в сугроб окурок и прибавил шаг. Сейчас он придет домой, нальет лободинского «Камю» – там еще рюмки на три…

«В десять тридцать по второй программе – „Вооружен и очень опасен“ с Банионисом. Сенчина там классно поет: „Нет золотой долины, все проигрыш и мрак! А выигрыш мужчины в счастливых номерах…“ Сяду перед теликом, выпью рюмочку, закурю папироску и расслаблюсь… Я победил! У меня выходит книга, и я еду в Штаты! И вообще, сколько еще всего впереди!.. Книга выйдет, Нью-Йорк своими глазами увижу… Бруклинский мост, Манхэттен, Музей Метрополитен, хот-доги буду покупать, по Центральному парку прогуляюсь…»

– Земеля, слышь, скока время?

Дорохов остановился. В проеме каменной ограды, стоял калик-моргалик в болоньевой куртке. Смешной такой, расхристанный, нетвердо опирался о крыло «Запорожца» и плавно покачивался туда-сюда. Кроличья ушанка еле держалась на голове, куртка расстегнута, шарфик висит на плече.

Дорохов вообще-то не любил это «скока время». Терпеть не мог быдлоту, пролов, без меры пьющих. В другой вечер и не обернулся бы, чесс слово. А, да ладно, благодушно сказал он себе. Какой-никакой, а человек, блин, разумное прямоходящее. Терпимее, блин, надо быть, как Никоненко говорит. Может, тоже какая радость у калика.

Снег падал, желтые фонари светили, так славно было на душе.

– Без пятнадцати десять, брат мой во Христе, – весело сказал он.

– Земеля, курить дай, – жалобно попросил алкаш, сильно качнулся вперед, но удержался за крыло, выпрямился. – Мне это, блядь… Мне в Кузьминки. Курить нету ни хуя…

– Ну покури, бедолага, – усмехнулся Дорохов.

Он шагнул в полутемный дворик. Тут, в Замоскворечье, хватало ветхих городских усадеб, в них ютились разные учреждения – домоуправления, прачечные, нотариальные конторы; дворы домов походили друг на друга – каменные заборы со следами лепнины, воротные петли без самих ворот, кряжистые вязы, мусорные баки и ржавые качели. Жалко ему вдруг стало дурачину этого расхристанного. В Кузьминки ему… Хорошо если милиция подберет, а то ведь упадет, дурак, да замерзнет насмерть.

– Ты давай, покури и к метро топай, – строго сказал Дорохов и протянул пачку. – И куртку застегни, чучело. Не май-месяц.

Хотел уже зажечь спичку, но калика вдруг схватил его запястья.

– Ты чего, мужик? – оторопело сказал Дорохов. – Сдурел? Ты это…

Алкаш держал руки очень сильно и втаскивал Дорохова в темноту двора. Тут Дорохов понял: мужик-то – не пьян… А чего он придуривается?

– Завязывай, мужик, – тихо сказал Дорохов и попытался вырваться.

И тотчас сзади подшагнула темная фигура, и деревянной крепости рука сгибом локтя захватила его шею. Он пытался крикнуть, от страха ослабли ноги. Шею держали жестко, не вдохнуть.

– Тихо, тихо, тихо… – зашептали в ухо.

Тот темный, второй, рывком подтащил Дорохова назад, в темноту.

– Тихо, тихо… – щеку обдало табачным перегаром.

Дорохов дрыгнул ногой, оскользнулся. Его ударили в спину, справа, удар был страшный, от боли перхватило дыхание, и в животе холодно укололо.

Эк! – вылетело изо рта.

Первый что-то достал из-под болоньевой куртки и без замаха ударил в живот.

Под ребрами что-то порвалось, булькнуло и стало жечь. Отнялись ноги, затошнило, на глаза нахлынула искрящаяся муть… Он почувствовал, как в пах течет теплое. Второй, за спиной, медленно свалил его вниз. Дорохов беззвучно всхипнул, рот зажали ладонью в мокрой кожаной перчатке, уплывающий голос ласково и суетливо прошептал: «Тихо, химик, не голоси…».

Дорохов лежал на боку. Он дергал ногой, ребро подошвы скребло по льду. Изо рта выкашливался тонкий полухрип-полулай. Горячая разрывающая боль в животе наполнила весь мир, добралась до горла, до глаз. Накатили темнота и необоримая слабость. Он заскулил, икнул и затих.

Список использованной литературы

Бадак А. Н. и др. Всемирная история. Римский период. М.: АСТ; Минск: Харвест, 2001.

Беккер Карл Фридрих. История древнего мира: Восток. Греция. М.: Олма-пресс, 2001.

Виппер Р. Ю. Очерки истории Римской империи. Т. 2. Рим и раннее христианство. Ростов-н/Д.: Феникс, 1995.

Гиро Поль. Быт и нравы древних римлян. Смоленск: Русич, 2001.

Даймонд Макс. Евреи, бог, история: на рус. яз. Тель-Авив: Библиотека – Алия, 1989.

Дубнов С. М. Краткая история евреев. Ростов-н/Д.: Феникс, 2000.

Заграевский Сергей. Иисус из Назарета. Жизнь и учение. М.: Алев-В, 2000.

Иосиф Флавий. Иудейская война. Мн: Беларусь, 1991.