Пылающий лед - Виктор Точинов

Сроки службы в армии и на флоте увеличились на двенадцать месяцев – впервые с 1967 года. Объявлялось, что мера временная, всего лишь на год, на два призыва, – никто не верил. Внутри страны железной рукой наводилась железная сталинская дисциплина – облавы на лодырей и прогульщиков в банях и кинотеатрах запомнились на долгие годы… В студенческих общагах пели на тоскливый мотив под гитару:

Придет война, и нас на западВ теплушках грязных повезут.И после первой ядерной атакиМой труп обугленный найдут…

А газеты, радио и ТВ трубили о мире во всем мире и клеймили поджигателей войны – надрывно, громко, куда громче обычного. Люди старшего поколения лишь качали головами – хорошо помнили те же самые мантры накануне предыдущей большой войны.

Мог ли Андропов закупить и припрятать генохранилище в преддверии грядущих событий? Генерал Кравцов считал, что вполне мог. Генсека даже злейшие враги не обвиняли в глупости и недальновидности, а возможный ущерб человеческому геному в результате резкого всплеска радиации не обсуждали в те годы лишь самые ленивые аналитики…

А затем случилось то, что случилось. Генсек болел долго, но умер неожиданно, – так, что люди гадали (шепотом, на кухнях): убили или залечили?

Генохранилище с коллекцией замороженных трупов в нагрузку – закупленное через сложную цепочку посредников и вывезенное окольными путями в Союз – оказалось в подвешенном состоянии… Никто не знал истинной цели проекта «Осирис», покойный генсек по старой своей гэбэшной закалке ни с кем не делился сокровенными планами.

Неповоротливая госмашина сработала по инерции – секретный груз, как и планировал Андропов, доставили на флоберг, на тот момент бесхозный. Придумка гениальная: тайник под носом у противника № 1, в месте, которое штатовцы считают чуть ли не своей территорией, – и тем не менее едва ли появятся на ней в ближайшие десятки лет.

А потом о тайном хранилище на «Т-3» забыли. Самым банальным образом забыли, как забывает хозяйка о банке с вареньем в дальнем углу холодильника… Сбылись мрачные пророчества из доклада Мальгина. Страны под названием СССР не стало. Покрытая пылью секретная папка кочевала из архива в архив. Никто не вспоминал о странной затее давно минувших дней.

Такая вот версия… Красивая, стыкующаяся со многими известными фактами, – но всего лишь версия. Игра ума…

Гораздо больше генерала Кравцова в настоящий момент интересовала игра другая – та, что разворачивалась сейчас вокруг флоберга и генохранилища.

Ирония судьбы – у Кравцова, пожалуй, сейчас самая полная информация о генохранилище по сравнению с другими игроками. И, пожалуй, самые обоснованные с юридической точки зрения претензии на сокровище. По праву наследования, так сказать.

Но при этом нет возможности дотянуться до выигрыша, до главного приза… Флоберг, дрейфующий сейчас в пяти градусах широты от полюса, – не Печора, вертолеты с десантурой не послать, далеко… И для конвертопланов далековато. Надо оборудовать промежуточные аэродромы, завозить туда горючку, – времени нет, счет идет на дни, а может, и на часы.

Самолеты долетят и даже вернутся, первый разведывательный рейс уже произведен… Флоберг обнаружен, по возможности изучен, точные координаты легли в память боевых компьютеров… Что еще можно предпринять, имея в распоряжении лишь самолеты?

Можно выбросить парашютный десант. Но есть один минус – билет у десантников будет в один конец, чтобы им вернуться с трофеями, придется опять-таки затевать возню с аэродромами подскока…

Существовал и второй вариант. Простой, логичный, очень неприятный.

Флоберг с самолетов можно уничтожить. Субъядерными бомбами.

Причем именно субъядерными и именно с самолетов. Если запустить баллистическую ракету с чем-то более серьезным, последствия дипломатам придется расхлебывать очень долго. И не факт, что расхлебают.

Если нет возможности выиграть, надо играть на ничью. Сделать так, чтобы победа и главный приз не достались другому.

Два стратегических бомбардировщика, поднятые с базы в Рогачево, несли дежурство в воздухе. Два «Ту-316», два реликта ушедшей эпохи, носившие имена собственные, подобно боевым кораблям: «Вольга» и «Святогор». Крылатые мамонты, или динозавры, или что-то еще давно вымершее… Других самолетов, способных достигнуть района полюса и вернуться, у России не было. Ни одного.

На борту «Святогора» – десантная парашютная капсула, а в ней отборные бойцы, «выдры».

Второй «динозавр» нес одну бомбу. Одну, но какую: МВБ/ОМБ-3000. Цифра в названии означала мощность заряда в тоннах тротилового эквивалента.

«Вольга» и «Святогор» кружились в воздухе, там же и дозаправлялись, пожирая горючее в баснословных количествах. Затягивать их боевое дежурство невозможно, да и бессмысленно. Что толку в штурме или уничтожении выпотрошенного флоберга?

По всем расчетам, команда Артистки уже на острове или на подходе к нему.

Мангуст на связь не выходит и, возможно, не выйдет никогда.

Генохранилище не должно попасть в руки Кауфмана.

Из этих трех тезисов следовал вывод: надо отдавать приказ «Ту-316» ложиться на боевой курс… Тому или другому самолету. Немедленно.

Но генерал медлил. Смотрел на портрет Андропова, словно ждал, что тот поможет, подскажет…

Приказ генерал Кравцов отдал час спустя, когда из Цюриха поступило сообщение о смерти Франка Айзерманна. К флобергу полетели оба воздушных гиганта, и какой из них сбросит свой груз, генерал не знал.

Не знал до того момента, когда сработал личный канал связи, вызова по которому генерал ожидал все последние дни.

Они говорили на старом добром французском – не на франкоканадском жуале и на на том убогом и загрязненном арабизмами новоязе, что в ходу у жителей христианских пригородов Эль-Парижа, – на настоящем, на языке Мольера, Флобера, Мопассана…

Денизе давненько не доводилось слушать живую французскую речь – в немецкоязычном Цюрихе она не в ходу. Пожалуй, после смерти Люс она ни с кем так долго не говорила на родном языке. Для мисс Мак-Грегор он родным не был, но владела им Люс прекрасно – на орбите разноплеменная золотая молодежь из разных Анклавов общалась между собой исключительно по-французски, демонстративно отгораживаясь от техников, пилотов и прочей обслуги, предпочитавшей английский в качестве языка общения.

– Мы не успели закончить погрузку…

– Да.

– И тем не менее на «Гермесе» сейчас больше дьюаров, чем мы договаривались, чем ты собиралась мне отдать.

– Да…

– Почему так? Что-то изменилось?

– Да.

– Остров обстреливают. Скоро здесь будет десант, и у нас мало времени. Твой вертолет готов?

– Мне не нужен вертолет…

– Хорошо. Ты рассчитываешь отбиться? Эти дьюары – аванс за помощь? Я едва ли смогу потопить субмарину, но загнать ее под лед можно попробовать…

– Не надо трогать «Брунгильду». Пусть плавает. У нее красивое имя…

– Пусть. Но что ты хочешь? От меня?

– Ты это сделаешь?

– Если это возможно. Если невозможно – попытаюсь.

– Не обманешь?

– Я никого никогда не обманываю. Уже много лет. Не вижу смысла начинать сейчас.

Он и в самом деле не лгал. Ни сейчас, ни вообще… Ни для каких целей. Зарекся в тот день, когда обнаружил в себе способность ощущать чужую ложь, любую, даже самую невинную… Иногда жалел, иногда очень хотелось солгать – во благо, во спасение… Но он не лгал.

– Ловлю на слове. На честном слове… Скажи мне, как тебя зовут.

– Это и есть твое желание?

– Да.

– Это тебе необходимо – именно здесь и именно сейчас?

– Да.

– Я в третий раз спрашиваю тебя: ты хочешь этого?

– Ты переспрашиваешь всех три раза, потом называешь имя и тут же убиваешь узнавшего?

– Нет. Привычка. Но ты не ответила.

– Да. Да! Да, черт возьми!!!

– У меня было много имен. Я отрекся от всех. Мать называла меня Андрей, Андрэ…

– Андрэ и Дениза… Эти имена неплохо сочетаются…

– Особенно на русском… Первые буквы складываются в интересную аббревиатуру… Но давай вернемся к делу.

Его французский звучал с акцентом, но все же это был французский… Говорить о делах на нем не хотелось. Хотелось говорить у другом…

– Хорошо. Вернемся.

– Там, снаружи, меня ждут люди, которым я кое-что обещал и не могу обмануть. И судно с материалами, которые не должны пропасть. У меня есть предложение для тебя.

– Давненько мне не делали предложений… с последнего всплытия «Зигфрида»… Я внимательно слушаю.

Она откинула капюшон и смотрела собеседнику прямо в глаза. «Дыродел» в меховой рукавице нагрелся, казалось, что металл обжигает ладонь… Крупнокалиберный «дыродел», но портативный, с коротеньким стволом и обоймой всего на четыре патрона. С ним Дениза добывала полярных медведей – один на один, с единственным патроном в стволе.

Сейчас обойма была снаряжена полностью. Потому что дичь, стоявшая перед Денизой Ло, была гораздо опаснее.