Лекарь безумной королевы + Бонус (СИ) - Пилипенко Мария

-- Предсказания – моя судьба. Не в моих силах изменить ее, -- едва слышно выдохнула Жинель.

-- Я и не прошу менять, -- лорд наклонился к ней еще ближе, так, что луна осветила его лицо и женщина увидела, как сияют предвкушением его глаза, -- ты продолжишь предсказывать. Но будешь делать это только для меня… для меня одного!

Они встретились взглядами и не могли оторвать друг от друга глаз.

-- Я давно уже не лани, -- наконец, выдавила она из себя.

-- Я тоже, -- усмехнулись в ответ.

-- Мне 34.

Лорд помолчал немного, видимо, озадаченный, но тут же нашел грациозный выход из щекотливой ситуации.

-- Мне больше, -- улыбнулся он.

-- Я играла в театре много лет.

-- Я играю всю жизнь.

Она прикрыла глаза. Час ее судьбы пробил!

-- Прежде, чем дать мне ответ, подумай дважды, -- услышала она шепот совсем рядом.

-- Это вам стоит подумать дважды, потому что назад пути у вас не будет.

Ответом ей был легкий, едва уловимый смех, а она все никак не могла налюбоваться лицом, все эти дни являвшимся к ней в запретных снах.

-- У меня есть условие, -- она коснулась горячей ладонью прохладных пальцев графа, сняла с них ледяной талисман и вложила его ему в ладонь.

-- Ты не будешь больше носить этот камень. Он высасывает твое сердце. Если не захочешь меня больше видеть – просто надень снова это кольцо.

-- Я так привык к нему, но…хорошо. Согласен, -- отважно согласился граф.

-- Подумай дважды, прежде, чем соглашаться, -- усмехнулась колдунья.

-- Согласен!

И она вдруг плавно перетекла со скамейки на пол у его ног, поймала губами палец без кольца, обжигая его такой откровенной лаской, от которой горячая лавина растеклась по его рукам, по груди, вползая прямо в сердце, и оттуда в кровь, обжигая его восторгом и желанием такой сил, каких от не испытывал даже в юности.

-- У меня много имен, но настоящее имя я открою только тебе. Ибо кто владеет моим именем, тот владеет мной и моей душой. Ты единственный, кому я его доверю… Мое имя Ифе, и означает оно «любовь».

И лорд забыл, где он и зачем. Потерялся во времени, видя перед собой только черные глаза, сияющие, будто звездные бездны. Жар ее ладоней, оплетающих его бедра, наполнил его огнем, вытесняя холод проклятого камня. Он задохнулся, принимая ее поцелуй…

Но тут кожаные шторки на окнах их черной кареты захлопнулись, и кони, как зловещие ночные птицы, помчали карету по ночным улицам, унося ее из города прочь.

Глава 55. Дорога к счастью

Наконец, настал тот день, когда лекарь Лефрен покинул замок Мунстоун.

Чем глубже продвигались Лестер и Фалина в Восточные земли, тем явственнее чувствовалось, что здесь суровая северная зима отступает, становясь мягче, теплее. И хоть до календарной весны было ещё далеко, но в воздухе уже витало что-то весеннее. Поначалу, их сани летели будто птицы. Но постепенно снег становился рыхлым и местами скудным. Все чаще на дороге появлялись проталины, и Лестер помог вознице заменить полозья кареты на колеса.

В лугах на пригреве то тут, то там уже показывалась голая земля, и на ней суетливо копошились стайки лесных пташек. Погода была солнечной. По ярко-голубому небу плыли молоденькие облачка, а птицы оглушительно щебетали.

Как-то они остановились в небольшом лесочке, чтобы отдохнуть от тряски и размяться.

Проверяя крепление багажа, Лестер заметил, что жена, не предупредив его, спешно направилась куда-то вглубь леса. Он забеспокоился и пошел следом, но вскоре все понял.

На лесной полянке около опушки снег местами растаял, а из-под земли показались первые весенние цветы. Фалина удивленно охала и ахала, склонившись к самой земле и рассматривая множество маленьких росточков. Не в силах сдержать восторга, она радостно замахала ему руками.

-- Лесси, Лесси, ты только посмотри! Тут цветы! Их так много, они скоро распустятся!

Лестер так и застыл, пораженный. Много лет его так никто не называл. Как же это мило звучит в устах молодой женщины. Вот настолько сладко звучит, что так бы и поцеловал ее в эти сладкие губки!

Лестер подошёл, честно пытаясь разглядеть хоть что-то в земле среди прошлогодней пожухлой травы. Но то ли глаза у него были уже не те, то ли от волнения, но только ничего он не видел.

-- Где? Не вижу ничего, -- прокашлялся мужчина, потому что от нежности сдавило горло.

А молодая жена, пальцами раскопав что-то у себя под ногами, показала ему малюсенький голубой подснежник с коротким стебельком, уже полураспустившуюся, пахнущий холодом и лесной сыростью.

-- Смотри!

А он и смотрел. На нее. На тонкие белые пальчики, что бережно поглаживали молодой росточек. На аккуратный носик, на аппетитные губки, дрожащие в счастливой улыбке. А глаза у нее сейчас были как зимне-весеннее небо, прозрачные и чистые, действительно как подтаявший лёд на реке.

Мужчина не удержался и прижал жену к себе.

-- Он пахнет?

-- Да. Снегом и … весной

А он, не сводя с нее глаз, поймал ее холодные пальчики и попытался согреть их, обдавая потяжелевшим, горячим дыханием.

И она забыла о цветке, засмотревшись на его губы.

Но тут рядом раздался голос возницы.

-- Ехать пора, если не хотите в лесу ночевать!

И они вернулись в карету.

А когда ночевали на очередном постоялом дворе, лежали, утомленные тряской и долгой дорогой, в чужой жёсткой постели, за окном вдруг повалил снег.

Уже засыпая, Лестер услышал тяжёлый вздох.

-- Ты что? Что случилось, Фалина?

Она лежала лицом к маленькому слюдяному оконцу, за которым бушевала метель, и вот снова вздохнула.

-- Снег...

-- И что же?

-- Ничего... Просто...Я вот думаю, а как там цветы? Они теперь замёрзнут?

Иногда она была такой пронзительно трогательной, что его сердце буквально заходилось от нежности. Ее кроткая наивность и уязвимость вызывали в нем умиление. Он и сам бы не мог объяснить, что он к ней чувствовал в эти моменты. Что-то настолько глубокое и прекрасное, что ему даже иногда становилось страшно от осознания глубины его чувств.

Он обнял ее сзади и опустил лицо в ее волосы. Вдохнул ее запах и закрыл глаза. Она всегда пахла его домом, его детством: лавандой и мылом, теплым, чистым женским телом, пахла спокойствием и сном, чем-то незыблемым, чего, он верил, никому теперь у него не отнять.

-- Нет...им тепло...снег для них, что пуховое одеяло. Теперь они будут спать до весны...И им будет сниться…

Он коснулся губами волос, провел ладонью по руке, забывая, о чем говорил, оставляя долгий поцелуй на плече. Оплел ее руками и придвинулся плотнее, наслаждаясь ее близостью и медленно разливающимся в крови желанием.

-- Что? Что им будет сниться? -- ей так нравилось, когда он такой. Горячий и нежный одновременно.

-- Им будет сниться прекрасная девушка, которая приходила однажды к ним на поляну. Девушка, которая всех любит и беспокоится обо всех. Девушка, сама похожая на цветок… Девушка, которую я люблю…

Он спустил с ее спины рубашку, проходясь губами по неразличимым в темноте следам, которые видело только его сердце.

Его руки сами легли ей на грудь, сжимая, рождая в его груди сладкий стон. И он снова прильнул губами к ее спине.

Все еще приходя в себя от его признания, Фалина не выдержала и развернулась к нему лицом.

-- Повтори, что ты сказал?

-- Люблю тебя…

Сегодня они занимались любовью неторопливо, долго и нежно. Она больше не была для него несчастной девочкой, которую никто не любит и которую он пожалел. В эту ночь она стала равной ему. Его единственной. Его любимой.

А на следующий день они, наконец, въехали в огромные высокие расписные ворота древнего города. Города Сирин, столицы Восточных земель.

***

Мальчишка был на редкость уродлив. С большой безволосой головой, покрытой шишками от ударов. С большим ртом и каким-то стариковским выражением лица. Ему было почти четыре, но выглядел он на два. Одежда болталась на нем, а из драных рукавов и штанин выглядывали тоненькие ручки и ножки, все в мелких царапинах.