Магнатъ - Алексей Кулаков

Покосившись друг на друга, генералы разом поскучнели, а у цесаревича появилось и окрепло предчувствие близких неприятностей:

— Дело чести, Ваше императорское высочество.

Пока член августейшей семьи мучительно подбирал приличествующие случаю слова, к нему пришла нежданная помощь: штабс–капитан граф Татищев вполголоса предложил пройти гостям в отдельный кабинет. Во–первых, чтобы не мешать будущему самодержцу земли Русской вкушать заслуженный отдых после целого дня утомительной службы. А во вторых, дабы уже там, без каких–либо помех и лишних ушей обсудить условия будущего поединка.

— Итак, господа, начнем. Как я понимаю, любое примирение меж сторонами?..

Граф Татищев приличия ради поглядел на остальных секундантов–преображенцев: командира четвертой роты штабс–капитана Кашерининова, затем и поручика второй роты Ожерова.

— Увы, но нет.

— Тогда наш доверитель определяет средством разрешения разногласий в первом случае офицерскую драгунскую шашку образца 1881 года, а во втором — шестизарядный револьвер Смита и Вессона калибром в четыре и две линии.

— То есть штатное оружие офицера русской императорской армии?

— Совершенно точно, господа.

— Но?..

Молчавший до этого генерал Пенский с едва заметным превосходством улыбнулся, глядя как поручик Ожеров пытается аккуратно возразить.

— Конечно, мы все помним, что кодекс ОБЫКНОВЕННО предписывает только три вида оружия: пистолеты, сабли и шпаги. Но согласитесь, господа, второй вызов ВЫХОДИТ за рамки обыденного, и наш доверитель имеет все возможности его не принимать? Однако же он пошел навстречу чаяниям ваших доверителей. А раз так, то мы имеем два поединка по особым условиям, кои и должны всемерно обсудить, а затем и утвердить. В противном случае… Боюсь, картель может и не состояться.

— Даже так?..

Штабс–капитан Татищев принялся лихорадочно размышлять, ничуть не сомневаясь, что любой отказ выставит несостоявшихся дуэлянтов–преображенцев в самом невыгодном свете. Ах князь, хитрец этакий! Симпатии общества в этом вопросе явно будут на его стороне — ведь причиной ссоры является именно сомнение Агренева в воинских качествах как Навруцкого, так и его сослуживцев, поэтому выбор боевого оружия вместо однозарядного дуэльного пистоля имеет определенные основания… И ведь как только и уговорил двух генералов на такое!.. Хотя командира семеновцев, судя по всему, долго уговаривать и не пришлось.

— Не соблаговолите ли изложить и остальные ваши предложения?..

Через полтора часа секунданты оружейного магната покинули слегка притихшее собрание, оставив некоторую часть гостеприимных хозяев в весьма растрепанных чувствах. Штабс–капитаны Навроцкий и Кашерининов были нехарактерно молчаливы. Еще четыре офицера совсем наоборот — немного возбуждены и самую малость смущены, узким кругом посвященных обсуждая довольно неожиданные условия картеля. Три поручика и один совсем юный подпоручик — еще недавно они буквально горели нетерпением и страстным желанием защитить честь своего полка… Собственно говоря, это желание так и не погасло, несмотря на крайне странные условия окончательно утвержденного картеля. Остальные гвардионцы, мучаясь от острого любопытства и не смея задать даже самый невинный вопрос, принялись искать утешения в привычных забавах:

— Господа, а не развеяться ли нам парой аршинов водки?

— Надеюсь, на каждого?

— Именно, господа!..

Из общей палитры эмоций выделялся один лишь цесаревич Николай Александрович, который был попросту растерян. Во–первых, он еще ни единого разу не сталкивался с дуэльной «прозой жизни». А во–вторых, августейший полковник слишком поздно вспомнил просьбу–рекомендацию царственного отца — насчет того, чтобы спустить дело с ссорой Навроцкого и князя Агренева на тормозах, в идеале добившись от них полного примирения. Он же, пустив все на самотек и положившись на волю обстоятельств, об этом деле попросту… Забыл. Поглядев по сторонам и увидев повсеместное оживление, цесаревич тихонечко вздохнул:

— Papa будет крайне недоволен!..

Довольно поздним утром первого июля одна тысяча восемьсот девяносто третьего года рядом с небольшим леском, шелестевшим своими листьями всего в двух верстах от Санкт–Петербурга, собралось очень представительное общество. Первыми на место прибыла молчаливая компания офицеров: два штабс–капитана и поручик — все в цветах Преображенского полка. Почти сразу к ним присоединился мужчина в сюртуке траурных тонов, в руке которого был пузатый медицинский саквояж. Ну а затем зелень пехотных мундиров разбавил генерал–майор в мундире лейб–гвардии Семеновского, поручик — «измайловец», и отставной ротмистр Пограничной стражи. Надо сказать, последний в своей довольно невзрачной форме выглядел этаким бедным родственником среди окружающего его гвардейского великолепия.

— Позвольте поприветствовать вас, князь. Я рад бы пожелать вам доброго утра — но увы, его таковым никак не назовешь… Вы позволите?

Проверив, чтобы под белоснежной сорочкой ротмистра не было ничего, могущего отклонить или даже задержать на славу отточенный клинок, граф Татищев учтиво кивнул. И уже собравшись отойти, уловил странную несуразность и замер, пытаясь понять — что это такое с глазами светловолосого аристократа. Они как будто бы… Мерцали?!?

— Князь, позвольте поинтересоваться вашим?..

Уже начав задавать вопрос, Сергей Николаевич вдруг остро осознал его полную неуместность. Какая к черту разница, как там себя чувствует дуэлянт? Да, Агренев вполне заслуженно снискал славу отличного стрелка, и в обычных обстоятельствах его шансы выглядели бы куда предпочтительней — но первая дуэль будет на клинках, а каких–либо талантов в искусстве фехтования за «сестрорецким затворником» доселе не замечено. В отличие от штабс–капитана Навроцкого, имеющего вполне заслуженную славу опытного рубаки. Но!.. Даже если чудо и произойдет, и князь сможет выйти на второй поединок — никто и ничто не сможет даровать ему, несомненно израненному и уставшему, победу. Не против четырех противников разом!.. Тем более что оружейный магнат ни единого раза не поучаствовал в «дружеских встречах» на аренах своего «Колизеума», а значит даже и мало–мальски полезного опыта приобрести не мог.

— Сергей Николаевич?..

— Кхм. Я бы хотел узнать… Как обстоят дела с вашим пари.

С явным удивлением поглядев на графа, отставной ротмистр чистосердечно признался:

— Благодарю, оно окончилось вполне благополучно.

— То есть вы?.. Кхм. Не будет ли наглостью с моей стороны узнать, во что обошелся вашему приятелю его проигрыш?

— Пустяки, триста тысяч.

Услышав за спиной сдавленный кашель, секундант — «преображенец» натянул на лицо маску деловитой невозмутимости и только после этого развернулся, узрев изрядно удивленного (если не сказать больше!..) темой беседы поручика Шиллинга.

— Пора!

К дуэльному распорядителю генерал–майору Пенскому отставной ротмистр и вполне себе находящийся на действительной службе штабс–капитан подошли одновременно — и если первый был преисполнен всего лишь терпеливого ожидания, то второй отличался едва заметной бледностью, вдобавок был предельно серьезен и убийственно хмур.

— Господа. Я в последний раз предлагаю вам примириться.

Выждав приличествующую паузу, командир Семеновского лейб–гвардии полка негромко скомандовал:

— К оружию!

Первым неприятным сюрпризом для Навроцкого стала шашка в руках противника — с позолоченной рукояткой, анненской «клюквой» и георгиевским темляком. Золотое оружие, награда истинных храбрецов! Второй же неприятный сюрприз заключался в том, как именно его обидчик выполнил короткую разминку. Слишком уж привычно–выверенными были все его движения…

— Господа. Позвольте напомнить вам еще раз: парирование и отвод ударов свободной рукой недопустимы, и если только подобное произойдет, секунданты тотчас привяжут ее к поясу. Так же, в том вполне вероятном случае, если чей–либо клинок придет в негодность, другому дуэлянту полагается немедля прекратить поединок и отойти три шага назад — до замены противником своего оружия. Нарушителю сего правила — смерть.

Вновь сделав паузу, достаточную, чтобы дуэлянты в полной мере прониклись сказанным, генерал рявкнул отменно поставленным командирским голосом:

— Изготовиться к поединку! Бой!

Сшихх. Сших–сшии!..

Несколько пробных ударов окончательно подтвердили все догадки преображенца — его противник был далеко не новичком в искусстве фехтования на длинных клинках. Причем (и это было хуже всего!) стиль князя был явно далек от классического.

— Х–ха!