Магнатъ - Алексей Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помолчав, отставной ротмистр Пограничной стражи оглядел особняк своего соратника. Затем обратил внимание на начавших скапливаться невдалеке зевак, тут же недовольно поморщившись и распорядившись о заселении в лучшую гостиницу Вологды.
— Гликерия Ильинишна.
Подавленная случившимся горем девушка немедленно приблизилась к князю:
— Когда она придет в себя, окажите ей всю необходимую поддержку, и передайте — я приду к ней сразу, как только освобожусь.
Остаток дня запомнился гувернантке какими–то отрывочными кусками: вот телохранитель бережно укладывает девочку на небольшую софу в гостиничном номере. Затем она прижимает Ульяну к себе, успокаивая голосом и прикосновениями, а та рыдает. Равнодушная предупредительность приглашенного врача, легкий запах валериановых капель, сжавшаяся в клубочек фигурка девочки под тоненьким одеялом, тяжелое молчание и ощущение собственной беспомощности… Когда пришел Александр Яковлевич, были новые слезы и (наконец–то!) благословенный сон — Уля все же уснула, крепко–накрепко вцепившись в мужскую руку. Следующие два дня были для Гликерии тоскливо–тягучими: замкнувшаяся в своем горе двенадцатилетняя сирота оживала только в присутствии попечителя, в остальное время предпочитая отмалчиваться или тихо лежать, закрыв глаза. Прибывшие на похороны родственники Савватея попытались было ее хоть чуть–чуть разговорить во время поминальной трапезы, но так ничего и не добились. Ни слов, ни хотя бы прямого взгляда. Впрочем, возможно они и сами сглупили, начав в ее присутствии обсуждать вопросы наследства покойного отчима, и попеременно называя ее то «бедной сироткой», то «богатой невестой»… На следующее утро после похорон Ульяна встретила зашедшего в их номер князя тенями под глазами и тихим вопросом:
— Дядя Саша, а… Ты меня не бросишь?..
Не знающая как реагировать на услышанное Гликерия только и могла наблюдать, как аристократ вдруг шлепнул свою воспитанницу по заду (довольно сильно, между прочим) и что–то недовольно сказал — что–то, от чего девочка явно ожила и согласно закивала:
— Не буду дурой. Никогда!..
— Вот и хорошо. Мы уезжаем сегодня, вечерним поездом. Но перед этим — мне будет необходима твоя помощь, Уля.
Большой купеческий особняк встретил их гулкой пустотой, занавешенными зеркалами, и резко–едким запахом какой–то медицинской химии.
— Когда проводили санобработку, немного перестарались. Мне он в руки не дается, остальным тоже… Хм, раз в доме его нет, стоит поискать на улице.
— Ой, Васька. Васенька!?!
Ошалевший от резких жизненных перемен и купания с хлоркой, дворовой кот буквально слетел с высокого карниза над одним из боковых окон, и в три длинных прыжка добрался до пришедшей за ним хозяйки. Одним махом взлетел по платью на грудь, протяжно и жалобно замявкал — а потом и жалобно пискнул, когда девочка слишком сильно прижала его к себе.
— Уля.
Направившаяся было на выход, спасительница кота послушно остановилась, едва слышно хлюпая покрасневшим носиком — вот только это были слезы радости, а не горя.
— Пойдем.
При их появлении на заднем дворе особняка едва слышно брякнула цепь, одним своим концом намертво закрепленная на кирпичном заборе, а вторым концом уходящая глубоко в собачью конуру.
— Шарик?..
Медленно, очень медленно из темноты появился большой пес. Поднял лобастую голову, принюхиваясь, махнул пару раз обвисшим хвостом и разочаровано опустил стоявшие торчком уши.
— Шарик, это же я!..
Вновь насторожив уши, пес неожиданно скакнул вперед, принюхиваясь. Легонько заскулил, чуть ли не повисая на натянувшейся в полную длину цепи, бешено замотал хвостом, сипло взлаял…
— Сидеть.
От властности команды едва не присела как сама Ульяна, так и сопровождавшая ее Гликерия. Тем временем князь без малейшей опаски подошел к зубастому охраннику, и спокойно надел на него глухой намордник и короткий поводок с ошейником–удавкой. Затем оттянул старый ошейник из толстой кожи и одним движением его срезал — правда, откуда в его руках взялся нож, гувернантка так и не поняла. Как и то, куда он затем делся.
— Нам пора.
Подождав, пока девочка и девушка покинут задний двор, Александр погладил привставшего (хозяйка уходит!) пса по голове:
— Такие вот дела, брат.
Осмотрелся напоследок, вздохнул и легонько потянул поводок:
— Пойдем, что ли, Шаробанище?..
Глава 14
В сумерках, когда моросящий дождь усилился до затяжного ливня, к вокзалу Воронежа подъехала троица всадников, тут же приковавшая к себе взгляды множества ломовых, буквально запрудивших привокзальную площадь. Они стояли тут с утра, мокли вместе со своими мохнатыми низкорослыми лошадьми на пронизывающем ветру и терпели уже давно ставший привычным голод. Ждали — потому что такие же вот гладкие и важные господа пообещали, что именно сегодня прибудет зерно для хлебных ссуд. Неужели дождались?..
Когда же новоприбывшие спешились, оставив своих жеребцов на попечение еще одного, непонятно откуда выскочившего господинчика, и прошли в привокзальный ресторан, по толпе возчиков поплыла, расходясь словно бы волнами, тягучая неприязнь и недоумение. А еще тихие матерки, скрашивающие долгое и тоскливое ожидание. Стоять было все труднее, вернуться же обратно по своим общинам, да еще с пустыми возами… И так уже половина изб с голыми крышами стоит — солома, бывшая на них, пошла на корм домашней скотине и четвероногим товарищам. А их хозяева все запасы желудей и лебеды съели, кое–кто же и семенное зерно в котел спустил, причем подчистую. А эти!.. Воистину, сытый голодного не разумеет…
— Добрый вечер, Александр Яковлевич.
Геннадий Лунев появление работодателя пропустил, занятый разглядыванием веселящейся компании по центру зала — зато двое его телохранителей оказались на высоте, вовремя заметив самое главное начальство.
— Добрый. Докладывайте.
Слегка осунувшееся лицо и легкие тени под глазами молчаливо свидетельствовали о том, что последние неделю–две князь Агренев спал очень мало. А нейтрально–сухой тон, вкупе с властными манерами отчетливо намекал на то, что его сиятельство не в духе. Причем давно и сильно.
— К настоящему времени организовано семьдесят пять столовых, всех приписанных к ним кормим два раза в день. Еще сорок–шестьдесят будет развернуто в самое ближайшее время. Кхм, если только выправится ситуация с зерном.
Хватило одного взгляда, чтобы Лунев–младший заторопился с пояснениями:
— На станциях неразбериха и затор, все стараются протолкнуть свои грузы вперед остальных — особенно представители земства и частные благотворительные организации. Вдобавок, хлебные барышники позволяют себе добавлять в зерно разные пустые добавки, подсовывать гниль, завышать цену, и приходится постоянно проверять…
Взрыв смеха, донесшийся из центра зала, ненадолго отвлек внимание оружейного магната от собеседника — чему последний был только рад. До чего же давящий и пронизывающий взгляд! Весь оставшийся доклад он был вынужден постоянно себя одергивать — потому что его тело словно бы само по себе стремилось встать и вытянуться по стойке смирно. Что было весьма странно и нелепо, так как молодой юрист и управленец к военной службе питал полнейшее равнодушие — если только не сказать больше.
— Что ж, я вас понял. Скоро должны придти первые вагоны с консервами и мукой, постарайтесь…
— Господа, тише!
Не обращая внимания на неожиданно громкий возглас из центра зала, оружейный магнат продолжил:
— Продержаться до их прихода. Что касается денег на зерно…
— Господа, слово Альфреду Альфредовичу!..
Лицо князя как–то непонятно дрогнуло, и он медленно повернул голову в сторону банкетного стола. Внимательно осмотрел весьма представительную кампанию, в которой, кроме городского чиновничества и губернского предводителя дворянства (все, как один, были в сопровождении своих вторых половинок), поблескивали золотыми эполетами лейб–гвардии Преображенского — смутно знакомый штабс–капитан, и ни разу не знакомый поручик. А во главе стола присутствовал некто, одетый в вицмундир чиновника министерства путей сообщения. Довольный и даже радостный, с полнехоньким бокалом в руке.
— Что касается денег на зерно, Геннадий Арчибальдович, то они будут. Из расчета на триста столовых. Пока триста. Справитесь?
— Несомненно. Но если мне будет позволено заметить?..
— Я слушаю.
— Александр Яковлевич. Гхм!
Директор Русской аграрной компании кашлянул и посмотрел по сторонам, словно надеясь увидеть что–то новое. Не увидел. Эх, ну до чего же ему не хотелось поднимать эту тему!
— Александр Яковлевич, даже тысяча столовых, при сложившихся обстоятельствах, будет всего лишь каплей в море. ВСЕХ мы накормить не в состоянии.