Современный румынский детектив - Штефан Мариан

— Предположим, что я откажусь… Я поднялся со стула.

— Тогда ты просто безмозглый болван, да к тому же и обреченный.

Мы стояли очень близко, лицом к лицу. Я догадался, что он пытается влезть ко мне в душу с настойчивостью взломщика.

Тихо играла музыка, время тянулось медленно. От напряжения меня знобило.

— Постой, дай подумать, — изрек он наконец.

На этот раз я уселся на диван. Хозяин сдвинул в сторону безвкусный натюрморт, скрывавший бронированную дверцу сейфа. Если бы он достал из-за картины пистолет, я не задумываясь послал бы его к прародителям. Не исключая такой возможности, я приготовился заранее. Диван был застлан пледом, который я натянул на колени. Теперь все зависело от того, вздумает ли он играть со смертью. Под пледом я нацелил на него великолепное дуло, смахивающее на то, которое навсегда принесло покой ограбленной им Рафаэле Манафу.

Дрожа от волнения, я внимательно следил за каждым его движением. Он долго рылся в своей секретной норе и наконец обернулся. Мои тревоги оказались, однако, напрасными. Это был чистоплотный субъект — такие не станут руки марать.

Он швырнул мне на колени тоненькую папочку. Поток холодного воздуха, ворвавшегося в комнату, пронизал меня до костей. Я взглянул на распахнутое окно. Парчовая штора надулась, вероятно, от сквозняка.

— Ты будешь снимать вот отсюда, но только то, что я позволю, — предупредил он меня. — Остальное получите, когда предоставите мне что-нибудь взамен. А пока листай и не падай в обморок от удивления!

Я с нескрываемой радостью смотрел на него. Наконец-то и мне повезло. В том, что у меня на коленях лежало настоящее произведение Рафаэлы, а не фальшивка, я был уверен на все сто процентов. Бросив мимолетный взгляд на аккуратные машинописные страницы, я заметил, что он уставился куда-то поверх моей головы, и моментально сообразил, почему надувались шторы: кто-то проник сюда через потайную дверь. Я мигом пригнул голову, так что удар пришелся по затылочной, наиболее прочной части черепа.

Меня огрели так сильно, что я потерял сознание. Я словно провалился в бездонный колодец и падал долго — долго, закручиваясь, как самолет в штопоре, пока наконец не различил впереди постепенно увеличивающийся огонек. Это было окошко в другой мир. Его закрывали золотые горы, которые мой сын пытался грызть своим щербатым ртом. Когда горы с его помощью уменьшились до размеров гусиного яйца, я очнулся.

Под потолком сияло ослепительное солнце. Голова моя раскалывалась, но я не пошевелился и не издал ни единого звука. В комнате разговаривали двое, и я узнал голоса. Один принадлежал Паулу Ариону, но когда я услышал писклявый голос второго, то едва удержался, чтобы не ляпнуть вслух его имя. Нервно жестикулируя, с увесистой палкой в руках по комнате расхаживал господин Мими Алботяну.

Последнее звено в длинной цепочке секретов и тайн было наконец найдено. Круг замкнулся. Теперь все объяснялось очень просто.

— Что нам делать с этим проходимцем? — проявил заботу о моем будущем любезный хозяин.

— Это твои проблемы, выпутывайся сам как знаешь. Мне надоело вытаскивать тебя днем и ночью из всяких историй, — рассуждал, изящно покачиваясь при ходьбе, старик Мими — самый фантастический игрок в покер, которого мне когда-либо доводилось встречать.

— Этот тип скоро начнет разлагаться и вонять, — высказал свое мнение Паул Арион. — От него надо срочно избавляться.

— Ты непревзойденный глупец, — похвалил его старик. Судя по всему, они друзья. Значит, мне крупно повезло:

приди сегодня Паул Арион на службу, моя судьба несомненно сложилась бы по — иному. Он уж узнал бы машину Алботяну, в которой я его поджидал.

— Эта падаль, — предсказал мою дальнейшую участь господин Мими, — должен стать наркоманом, В течение двух — трех месяцев, хочешь ты этого или нет, ему придется погостить у тебя. За это время он превратится в кусок мяса и забудет даже, как его зовут. Вряд ли когда-нибудь он сможет вернуться к нормальному существованию… Все, я смываюсь. Позаботься о себе и поменьше шума. Я уже немолод, и мне надо отдохнуть. А то, чего доброго, даже сигнал твоего сейфа не сможет разбудить меня. Прощай!

— Подожди немного! — остановил его хозяин. — Вчера вечером я настолько устал, что даже позабыл спросить, что ты сделал с той женщиной.

— Да ничего особенного, — зловеще рассмеялся Мими. — Шелковый чулок, повязанный у нее на горле, избавил ее от воспаления миндалин. А во всем виноват этот придурок, что лежит здесь. Он же и пожнет плоды собственных трудов. Ха — ха — ха! Теперь уже никто не сможет поставить под сомнение твое авторство. Вот ты какой гениальный!.. Пока!

Волосы у меня на голове встали дыбом. Я прицелился от бедра в лампочку и выстрелил. Она взорвалась, и комната погрузилась в темноту. Схватив папку, лежавшую у меня на коленях, и, сделав лучшее в своей жизни сальто, я выпрыгнул в окно. При этом, зацепившись случайно за шторы, сорвал их вместе с карнизом. Рыхлый снег принял меня, как покойника в саване, но я тут же вскочил и набросил стеснявшие мне движения шторы на голову господина Мими, высунувшегося в окно. Большими скачками, пригибаясь к земле, я пересек сад.

Позади раздались слабые хлопки — в меня стреляли из пистолета с глушителем. Какая-то собака завыла на луну, шествующую среди облаков, словно покойница с охапкой кровавых маков меж белых надгробий.

Я перемахнул через ограду и подбежал к машине Мими Алботяну, которую предусмотрительно оставил на боковой улочке. "Олд Кэп" послушно ожидал меня. Я рывком открыл дверь и, тяжело дыша, повалился на сиденье. Сердце выпрыгивало у меня из груди. Голова гудела, будто мельничный жернов, перемалывающий мысль о самоубийстве.

Я завел мотор и помчался. Папка лежала у меня на коленях, и от сознания того, что изобретение Рафаэлы наконец-то попало мне в руки, душа моя ликовала. Все складывалось отлично!

Страшно хотелось курить. Я пошарил в карманах и вспомнил, что забыл сигареты в доме двух бандитов. Не зажигая света, отыскал в пепельнице бычок поприличнее и зажал его зубами. В то же мгновение чья-то заботливая рука поднесла мне сзади зажигалку.

Глава XIV

У РАЗБИТОГО КОРЫТА

Я остановил машину в первом же переулке. Голова раскалывалась, во рту был привкус солоноватой горечи, мутило. Я дрожал от возбуждения, как в лихорадке.

Затянувшись, я нехотя обернулся. Из-за того, что меня второй раз насадили на тот же крючок, что-то во мне сломалось. К тому же я смертельно устал. Артист живет, пока им движет честолюбие. В этом изречении отчасти разгадка моего характера.

В тусклом свете луны я разглядел того, кто поднес мне зажигалку, и у меня душа ушла в пятки. На моем месте любой храбрец струхнул бы не меньше. Такие, как этот тип, боятся лишь одного — не отправить противника на тот свет первым же ударом.

Он злорадно скалился, точно "доброжелательный" сосед, который наблюдает, как вам на голову падает огромная сосулька.

— Даю тебе шанс, — прорычал он. — Сматывайся, пока не поздно. Ровно через минуту наши ребята будут здесь, и тогда тебе несдобровать.

Говорил он невнятно, с трудом ворочая языком, под пышными черными усами блестели крупные, как у акулы, зубы, и сжимал в руке довольно большой резиновый мячик.

И тут меня словно током ударило. Дошло наконец, что мне всю дорогу отводилась роль шавки, из тех, что роются в отбросах в поисках кости, а большой пес ждет ее как свой трофей, преспокойно наблюдая за собачьей возней из-за угла… Все закончилось совсем не так, как я хотел. Мои старания пошли насмарку, а сам я крупно влип и теперь даже не представлял, как смогу выкрутиться.

— Давай сматывайся! Чего застрял?

Он толкнул меня в плечо, и я чуть не влип в дверцу. Лихорадочный блеск его глаз говорил о том, что он давно вынашивает план мести и теперь с нетерпением готовится его осуществить.

— Не собираюсь я драться с тобой, дурень ты длинный! — охладил я его воинственный пыл. — Обещаю вести себя благоразумно и во всем подчиняться.

Не в силах скрыть разочарования, он что-то пробурчал сквозь зубы и перешел к выполнению своих обязанностей: вытащил меня из машины.

— Руки на голову! Шаг вперед! Резких движений не делать, руки не опускать.

На мне был только пуловер, и мороз мгновенно пробрал меня до костей. В переулке не было ни души. Окна в домах погасли, нигде не мерцал даже слабый огонек. Одно лишь небо казалось светлым. Странная луна, кровавая, как слеза воина, перед носом у которого захлопнулись врата Вальхаллы, проливала на землю тусклый, тревожный свет.

Великан прижал меня к стене и обыскал. Думаю, даже голодный медведь, обнюхивая свою жертву, вел бы себя гораздо доброжелательнее. Он не преминул заглянуть и под воротничок моей рубашки, хотя я готов был поклясться, что он не рассчитывал найти там ампулу с цианистым калием. Однако он ни на шаг не отступил от инструкции, как и положено профессионалу.