Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слышь, Гурьяша, – осторожно тронула его за руку Матрена, – спасибо тебе.
– За што? – неподдельно удивился Куракин, вовсе не считавший себя чьим-либо спасителем.
– За то, што сам ослободился и меня с дитем в неволе не оставил!
– Я-то тута при чем? – Гурьян попытался вывести женщину из заблуждения. – Домой вота возвернемся, Хосподу свечку за то поставь.
– Нету дома у меня, – вздохнула Матрена, – и муж, поди, в неволе сгинул.
– А ты веруй, што нет, – нахмурился Куракин. – Мож, он дома ужо. Взял вота и улизнул от нехристей.
– Сумлеваюсь я в энтом, – горько усмехнулась женщина. – Это токо нам повезло несказанно!
– Ешо не повезло, покудова края пути не видно.
Несколько минут ехали молча, думая каждый о своем. Успев привыкнуть к жизни в рабстве, они не чувствовали себя свободными. Не понимали, что все худшее позади, за стенами мрачной Хивы, которую они благополучно оставили. Что ждет их впереди? Вот именно будущего они сейчас оба боялись.
– Гурьяш, а ты куды апосля подашься? – обратилась к Куракину с вопросом Матрена. – До Яицка али ешо куды?
– На кудыкину гору, – отмахнулся казак. – Теперя я вольный. Куды токо пожелаю, туды и пойду!
– А как же я, Гурьяша? – не отставала женщина.
– Я-то пошто знаю.
– Ты меня што, апосля бросишь?
Куракин не ответил, он лишь сжал кулаки и плотно сжал губы. В это время караван-баши осадил коня у их повозки и, мило улыбаясь, спросил:
– Вы куда путь держите?
– Домой, – ответил Гурьян.
– Куда? – не понял торговец.
– В Яицк или на Сакмару, – нехотя уточнил Куракин.
– Э, нет, нам не по пути. – Караван-баши придержал коня и склонил голову. – Разбойников там много развелось, и мы в Яицк предпочитаем товар не возить.
– А вы куды путь держите? – насторожился Гурьян.
– В Орду Малую, – охотно ответил торговец. – Уже скоро пути наши разойдутся!
Пришпорив коня, караван-баши ускакал вперед, оставив Гурьяна и Матрену в полном недоумении. Казак с презрением посмотрел на сутулую спину возницы и, зло сплюнув, обратился к притихшей женщине:
– Зришь? Свобода наша куды дальше, чем мы думам!
– Думашь, не дойдем? – забеспокоилась Матрена.
– Хто ево знат, – неопределенно ответил Гурьян. – Ежели к разбойникам не угодим, глядишь, и дотопаем.
– А ежели угодим? – переходя на шепот, спросила женщина.
– Тады, могет быть, зараз опять в Хиве окажемся. – Куракин горько ухмыльнулся. – А мож, и в Бухаре самой, у эмира ихнего. Вот тама мы с тобой ешо не были!
Несколько суток караван медленно полз по степи. Беспечно скакавший по ханским землям караван-баши сделался вдруг осторожным. Усиленно вооружив охрану, он то и дело тревожно вглядывался в степь, а караван заметно ускорил свой ход.
Наступил вечер десятого дня. Холмы вокруг потемнели, а над степью пылала заря, постепенно переходя в золотистые тона, которые растворялись в бледно-голубом небе. От редких степных озер расползался легкий белый туман, а окрестности прямо на глазах утопали в серых неясных сумерках.
Караван-баши приказал остановиться у небольшой речушки и располагаться на ночлег. Выставив дозоры, он подошел к Матрене и Гурьяну. Вложив в руки казака ружье и саблю, караванщик спросил:
– Не разучился еще владеть оружием?
– Вроде нет, – ответил Гурьян.
– Тогда вот еще возьми. – Торговец передал ему мешочки с порохом и с пулями.
– Што, пути наши расходятся? – догадался Куракин.
– Да, – кивнул караван-баши.
После непродолжительного раздумья он вытянул из-за пояса пистолет и кинжал, которые передал притихшей у костра Матрене:
– На вот и ты возьми. Кто его знает, может, и тебе за себя постоять придется.
– А повозку нам оставите али заберете? – спросил Гурьян на всякий случай.
– Да, – кивнул караванщик. – Повозка и кони ваши. То, что в повозке, тоже ваше.
– А што тама? – удивился Куракин, как будто впервые увидев два огромных мешка, путешествовавшие с ними.
– Их султан подарил вам вместе с повозкой и лошадьми, – пояснил караван-баши. – Все, что при вас, – ваше.
Попрощавшись, торговец ушел. Матрена и Гурьян выразительно переглянулись и осмотрели подаренное оружие. Спусковые механизмы ружья и пистолета оказались в порядке. Кинжал и сабля добросовестно отточены. Отложив оружие, Матрена и Гурьян вернулись к костру и принялись за ужин.
– Боятся нехристи, – засовывая в рот кусок баранины, сказал Куракин. – Видать, разбойников развелось в степи, што травы.
– Хосподи, хоть бы нам их не видать, – вздохнула обреченно Матрена.
– Оне бы нас не разглядели, – уточнил Гурьян.
– Кака разница. – Женщина поежилась от холодного ветра и, отщипнув кусочек мяса, отнесла его дочери в повозку. Вскоре она вернулась и присела рядом с казаком: – Зябко што-то. Ночью, чую, мороз будет.
– У нас щас снегу навалом, – поглядев на звездное небо, предположил Гурьян. – Зима тама, дома.
– А скоко нам ешо добираться? Не знашь?
– Ешо стоко же, ежели не более, – ответил Гурьян. – А до Яицка, поди, ешо дальше.
Увлеченная разговором Матрена собиралась спросить у Куракина еще что-то. Она открыла было рот, но вопрос так и остался не прозвучавшим, так как женщина вдруг вытянула шею и тревожно прислушалась.
– Ты што энто? – удивленно посмотрел на нее Гурьян. – Померещилось што?
– Тсс… – Матрена приложила к губам палец и снова прислушалась.
– Што-то слышишь? – перешел на шепот Куракин, в мужественную душу которого тоже закралась тревога.
– Ты ниче не слышишь? – прошептала женщина, не отрывая взгляда от степи.
– Не-а.
– А мне слышится далекий топот лошадиных копыт.
– Померещилось? – предположил Гурьян, но на душе спокойнее не стало.
– Их много, – забеспокоилась Матрена.
– Ково?!
– Копыт.
Вскочив, женщина бросилась к повозке. Куракин проводил ее взглядом, но от костра не отошел. Тревога усиливалась, но причин для паники казак пока еще не видел.
Но скоро дело начало принимать крутой поворот. Готовившиеся ко сну хивинцы забеспокоились и схватились за оружие. Воздух наполнился криками встревоженных людей, которые начали разворачивать повозки, пытаясь отгородиться ими от приближающегося врага. Они не знали, кто приближается – враги или друзья, но горький опыт сопровождения караванов заставлял встречать посторонних во всеоружии.
– На вот. – Матрена протянула казаку ружье и саблю. – Ружо заряжено, гляди, своех с разбойниками не попутай!
– Хто здеся свое, акромя нас, – сказал Гурьян, сомнения которого улетучились. – Живо к повозке. Попытаемся убраться отсюда, покудова никем не замечены.
Накормленные овсом и хорошо отдохнувшие кони были привязаны к телеге. Казак с помощью женщины быстро впряг их в повозку. Взяв в руки вожжи, он взмахнул кнутом и, прокричав: