Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

– Разве не зрила ты, мама, што оне еле на ногах от ран держались? – поспешил с ответом Тимоха.

– Зрила то зрила, да вот все одно ты не мог один перенесть раненого отца до нашего укрытия, – не унималась Марья. – Мужики хоть и ранены были, но много их, и то не смогли Гавриила нести. За помощью к нам пришли, прикрыв ево надежно.

– А я вота собирался найти ево, прибодрить, пока вы пожалуете, – как всегда просто, солгал Тимоха.

– Сумлеваюсь я, сынок, в том, – вздохнула женщина. – До нападения иродов тя в лес на руках несли, а кады мужики изранены приползли и об отце обсказали, дак ты што лань молодая к горе поскакал.

– Понятно дело, за отца беспокоился, – изворачивался Тимоха. – Вас покудова дождешься.

Марья замолчала, обдумывая следующий, крайне беспокоивший ее вопрос. Тимоха даже не успел облизать пересохшие губы, как, словно гром среди ясного неба, прозвучал вопрос:

– Нюрин нож, которым, ты говоришь, отца добивали, не у нее, а у тя был.

– Ты што, мама. – Негодяй едва не задохнулся от приступа животного страха. – Нож у энтой змеюки был.

– Не бреши, поганец. – Женщина нахмурила брови и вновь заглянула в глаза сына. – Ты нож тот отцу ешо показывал, кады Нюрку оговаривал, што, дескать, тя зарезать им она собиралась.

– Ага, – закивал бестолково Тимоха, но спасительная мысль быстро поспешила на выручку. – А кады отец высечь мя повелел принародно, тады и обронил я энтот нож где-то.

Мария задумалась. Ответ сына пошатнул ее подозрения. Но что-то внутри настойчиво нашептывало ей «не верь», и она не верила, готовя Тимохе очередной вопрос, на который бы хотела услышать именно тот ответ, способный помочь снять с сына все подозрения.

– Ты вота обсказал всем зараз, што узрил отца как раз тады, кады Нюрка тыкала ево ножом. С ево-то силушкой! Да он раздавил бы ее, как козявку. Но почему тады ты нашел их вдвоем, да ешо у берега реки, кады мужики оставили ево в кустах далеко от Сакмары?

На этот вопрос Тимоха и сам не знал ответа, а потому впервые ответил искренне и честно:

– Тово не ведаю, мама. Вот те хрест.

Он швырнул в реку камень и ухмыльнулся:

– Думатся, што Нюрка нарошно отца поджидала. Вспомни, мама, кады мы в лес уходыли, ее с нами не было! А вота подле раненого отца она объявилась? К чему бы энто?

– Ня знаю, – нахмурилась Марья, удивляясь, почему ей не пришла в голову преподнесенная Тимохой мысль.

– Энто она мне эдак мстила, стерва, – продолжил развивать выгодную для себя тему негодяй. – Смекаю, што эдак вота меня она хотела зарезать, но под руку отец попался, а не я.

– Неушто она така подлюга? – прошептала одними губами женщина, вновь вернув сыну свое доверие, любовь и обожание. – Гаврюша завсегда ведь за нее стоял?

– А говорил я, што змеюку на груди пригрели, – уже с облегчением подлил масла в огонь Тимоха. – Ешо за Никишку свово энта подлюга нам мстила, будто я виноват, што он на озере том птичьем зараз сгинул.

Дело сделано. Негодяй вышел сухим из-под подозрений матери, ложь возобладала над добром, и оставалось только расставить точки над «i». Свидетелей, способных опровергнуть ложь Тимохи, нет и уже не будет. Оставалось позаботиться о людях, подготовить к зиме поселение и жить дальше.

От сделавшейся родной горы людям уходить не хотелось, хотя Тимоха настаивал на этом. Он пугал паству новым вторжением кочевников, убеждал уйти поближе к Яицку, но сломить упрямство кулугуров так и не смог. Марья во всем поддерживала его, но была против смены места. Она, как и все кулугуры, не хотела отдаляться от могилы Гавриила. Женщина свято верила, что старец их привел именно на то место, которое указал ему Бог. Теперь им оставалось поселиться здесь навсегда или умереть от стрел и сабель врагов, если на то ниспадет воля Божья!

* * *

Тимохе пришлось смириться с пожеланием паствы. Но ему хотелось большего: побыстрее занять место отца, освободившееся с его помощью. Он жаждал сполна насладиться властью над людьми. Говорить Тимоха умел не хуже покойного Гавриила, но его слова не несли в себе вдохновения, способного разжечь сердца кулугуров. Но подчиняться кому-то он не желал, а потому, ради достижения своей честолюбивой цели, решил использовать мать, пользующуюся немалым уважением у людей как вдова святого старца.

Выбрав момент, когда Марья пошла навестить могилу мужа, он пошел за нею следом. Терпеливо дождавшись, пока она сотворит молитву и поднимется с колен, Тимоха «участливо» обнял плачущую мать и полным печали голосом сказал:

– Как ево нам щас не хватат, мама!

– Сыночек, родненький. – Женщина, зарыдав, повисла на шее сына, не подозревая, что отнюдь не горе привело его на могилу отца. – Как же мы теперя без нево?

– Ничево, мама, выдюжим, – погладив ее по голове, сказал Тимоха.

– Трудно нам будет без нево, сыночек. Он ведь не для себя, для людей жил. И с Хосподом Богом близок был.

– Вот и я об том же, – притворно участливо вздохнул Тимоха. – Чувствую в себе я, мама, силушку отцовскую. Сдается мне, што и я с Хосподом общий язык сыщу.

– Об чем энто ты? – не разгадав в словах сына интриги, спросила Марья.

– Мне б заместо отца стать. – Негодяй про себя гадко ухмыльнулся, а продолжил вполне смиренно: – Люди вона, гляжу, Христа почитать перестали. По землянкам кучкуются и молитвы творят невесть кому.

– Молятся-то они Хосподу, – задумавшись над словами сына, тихо сказала женщина. – А что молятся порознь…

– Нету апостола, – окончил ее мысль Тимоха. – Глядишь, так вота расползется опчина наша. Кажный захотит стать здеся Гавриилом!

– Правда твоя, сыночек. – Марья присела на скамеечку рядом с могилой и доверительно взяла Тимоху за руку. – Я-то што могу поделать? Хто теперя мя слухать будет?

– Хто-хто, все будут, – встрепенулся негодяй. – Главное – время не упустить. Покудова нихто ешо не опомнился, надобно объяснить людям, што видение на тя сошло, бутто Хосподь к те приходил ночью и передать всем повелел, што Тимоха, сын, займет место мужа Гавриила!

– Хосподи, грех-то какой! – ужаснулась от услышанного женщина и, устремив глаза в небо, неистово закрестилась. – Разве так можно поступать, сыночек?

– Не можно, а нужно, – поспешил ее успокоить Тимоха. – Пока ешо хто не одумался и прав своих на отцово место не заявил!

– Сыночек, нас Хосподь за то непотребье накажет, – взмолилась Марья.

– Хосподь высоко, а мы здеся.

– Но он же все зрит, все слухат?

– Ну и пущай себе тешится, – вскипел негодяй, но, внешне оставаясь спокойным, вкрадчиво продолжил: – Жисть-то одна-разъединственная,