Противостояние.Том I - Стивен Кинг

— А черт! Рита, посмотри на меня.

В конце концов она послушалась и посмотрела на него, но как-то странно, опасливо моргая, словно думая, что сейчас он пустит в ход не только слова, но и кулаки. И какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что теперь это было бы очень кстати.

— Я хочу растолковать тебе реальное положение вещей, потому что ты, кажется, просто ничего не понимаешь. Первое: возможно, нам придется идти еще двадцать-тридцать миль пешком. Второе: если в твои царапины попадет инфекция, ты можешь получить заражение крови и умереть. Третье: ты должна наконец прекратить ковыряться в заднице и начать помогать мне.

Все это время он держал ее за плечи и теперь заметил, что его большие пальцы почти утонули в ее плоти. Стоило ему увидеть красные вмятины, появившиеся на ее руках, когда он отпустил ее, как его злоба растаяла. Он сделал шаг назад, снова чувствуя неуверенность и с удручающей отчетливостью понимая, что сорвался. Ларри Андервуд в своем репертуаре. Если он такой ушлый, отчего же не проверил ее обувь, когда они выходили из дома?

«Потому что это — ее трудности», — давая грубый отпор, объявила какая-то часть его сознания.

Нет, это не правда. Это были его трудности. Потому что она не знала. Если уж он решил взять ее с собой (а ему только сегодня начало приходить в голову, насколько проще было бы жить, не сделай он этого), он должен был нести за нее ответственность.

«Черта с два я стану это делать», — произнес все тот-же грубый внутренний голос.

Его мать: «Ты умеешь только брать, Ларри».

Специалистка по оральной гигиене из Фордэма, кричащая из окна ему вслед: «Я думала, ты славный парень! А ты никакой не славный!»

«Чего-то в тебе не хватает, Ларри. Ты только берешь».

«Это ложь! Поганая ЛОЖЬ!»

— Рита, — сказал он, — прости меня.

Она уселась на мостовой в своей блузке без рукавов и белых бриджах, волосы ее как будто разом посерели и постарели. Склонив голову, она поддерживала раненую ногу. На него она не смотрела.

— Прости меня, — повторил он. — Я… Послушай, я не имел права так говорить. — Да, он так сказал, но ничего страшного. Ведь извинившись, можно все уладить. Так уж устроен мир.

— Иди, Ларри, — сказала она. Не стоит задерживаться из-за меня.

— Я же сказал, что прошу прощения. — В его голосе послышалось легкое раздражение. — Мы отыщем тебе какие-нибудь новые туфли и белые носки. Мы…

— Никаких «мы». Иди.

— Рита, извини меня…

— Если ты еще раз скажешь это, я закричу. Ты дерьмо, и твои извинения не принимаются. А теперь иди.

— Я же сказал, что я…

Она откинула голову и закричала. Он сделал шаг назад; и огляделся вокруг, не слышит ли ее кто-нибудь и не бежит: ли сюда полицейский посмотреть, что там за ужасы вытворяет этот молодой человек с пожилой дамой, сидящей на тротуаре со снятыми сандалиями. Ошметки цивилизации ну не смешно ли, с отвращением подумал он.

Она перестала кричать, взглянула на него и махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху.

— Лучше прекрати, — сказал он, — а не то я и вправду брошу тебя.

Она продолжала молча смотреть на него. Не в силах вынести ее взгляда, он опустил глаза, ненавидя ее за это.

— Ладно, — сказал он, — пускай тебя изнасилуют и убьют.

Он вскинул винтовку на плечо и пошел прочь, свернув налево, на забитое машинами шоссе 495, ведущее к туннелю, и начал спускаться по нему. Возле пасти туннеля он увидел следы жуткой аварии. Шофер фургона «мейфлауэр» пытался пробиться в основной ряд, и машины утыкали фургон, как подушечку для булавок. Полностью выгоревший «пинто» лежал почти под брюхом фургона. Водитель фургона наполовину вывалился из окошка кабины, свесив вниз голову и руки. На дверце под ним остался веер засохшей крови и внутренностей.

Ларри оглянулся, уверенный, что она идет за ним следом или стоит и смотрит укоризненным взглядом. Но Рита исчезла.

— Твою мать, — негодующе произнес он, — я же пытался извиниться.

Какое-то мгновение он не мог двинуться с места, чувствуя, как его пронзают сотни злобных мертвых глаз, уставившихся из всех этих машин. Ему вспомнились слова песенки Дилана: «В застывшем потоке машин я ждал тебя там внутри… А ты думала, я вдали… Но где же ты сейчас, крошка Мари?»

Впереди ему были видны четыре дорожные полосы, исчезавшие в черной арке туннеля, и уже с настоящим ужасом он обнаружил, что верхние флюоресцентные лампы-трубки в туннеле Линкольна не горят. Это все равно что очутиться на автомобильном кладбище. Они дадут ему пройти полпути, а потом начнут шевелиться… оживать… он услышит щелчки открывающихся дверей, а потом мягкое хлопанье закрывающихся… их шаркающие шаги…

Он весь покрылся холодным потом. Над головой резко крикнула какая-то птица, и он подпрыгнул. «Ты просто тупица, — вразумлял он себя. — Детская чушь — вот что это такое. Тебе нужно только не сходить с пешеходной дорожки, и уже совсем скоро ты будешь… удавлен ходячими мертвецами».

Он облизал губы и попытался рассмеяться. Это у него получилось плохо. Он сделал пять шагов к зеву туннеля и снова остановился. Слева от него стоял «кадиллак-эльдорадо», и оттуда на него смотрела женщина с почерневшим лицом тролля. Ее прижатый к стеклу нос напоминал луковицу. Стекло было забрызгано кровью и соплями. Мужчина, управлявший «кадиллаком», перегнулся через руль так, словно что-то искал на полу. Все стекла машины были подняты; внутри там, наверное, как в теплице. Если он откроет дверцу, женщина вывалится наружу и рассыплется по мостовой, как мешок с гнилыми дынями, и запах будет теплый, густой, влажный и весь пропитанный разложением.

Такой же запах будет и в туннеле.

Ларри резко повернулся и рысцой потрусил назад, туда, откуда пришел, чувствуя, как поднятый его бегом ветерок осушает мокрый от пота лоб.

— Рита! Послушай, Рита! Я хочу…

Слова замерли у него на языке, когда он добрался до начала спуска. Риты по-прежнему нигде не было. Тридцать девятая улица уходила вдаль, покуда не превращалась в крошечную точку. Он перебежал с южного тротуара на северный, протискиваясь между бамперами и перелезая через капоты, такие горячие, что вполне могли опалить кожу. Однако северный тротуар был тоже пуст.

Он приставил сложенные рупором ладони ко рту и закричал:

— Рита! Рита!

Ему ответило лишь мертвое эхо: «Рита… ита… ита… ита…»

К четырем часам темные тучи начали сгущаться вокруг Манхэттена и громовые раскаты загрохотали среди городских каменных глыб. Над зданиями засверкали молнии, словно Господь старался запугать немногих оставшихся в живых людей. Свет стал желтым и каким-то нереальным, что Ларри совсем не понравилось. Под ложечкой у него засосало, и, когда он закурил сигарету, она задрожала в его руке, как дрожала этим утром чашка кофе в руке Риты.

Он сидел в самом конце идущей под уклон улицы, привалившись спиной к нижней перекладине ограды тротуара. Рюкзак он держал на коленях, а винтовку прислонил к ограде рядом с собой. Он надеялся, что Рита вскоре испугается и вернется, но ее не было. Пятнадцать минут назад он прекратил выкрикивать ее имя. Эхо действовало ему на нервы.

Снова прогрохотал гром, на этот раз уже близко. Прохладный ветер сунул свою лапу ему под рубашку, от пота прилипшую к спине. Ему придется забраться в какое-ни будь укрытие или перестать валять дурака и пройти через туннель. Если у него не хватит духу сделать это, он вынужден будет провести еще одну ночь в городе, а утром переться сто сорок кварталов на север, к мосту Джорджа Вашингтона..

Он попытался отнестись разумно к мысли, о туннеле. Никто и ничто его там не укусит. Он забыл запастись большим мощным фонарем — Господи, никогда не упомнишь всего, — но у него была газовая биковская зажигалка, а пешеходную дорожку в туннеле отделяла от проезжей части ограда. Все остальное… например, мысли обо всех этих мертвецах в машинах… Это просто паника… обыкновенная ерунда из комиксов и ужастиков, которая не страшнее рассказов о домовом в шкафу. «Если это все, о чем ты можешь сейчас думать, Ларри, — увещевал он себя, — тогда тебе не уцелеть в это дивном новом мире. Никаких шансов. Тогда тебе…»

Молния прорезала небо почти у него над головой, застав его вздрогнуть. Вслед за ней раздался тяжелый громовой раскат. Первое июля, неожиданно подумал он, это день, когда стоит свозить свою крошку на Кони-Айленд и наесться до отвала горячих сосисок. Сбить три деревянные кегли одним шаром и выиграть куклу Кьюпи. Вечером фейерверки…

Холодные дождинки плеснули ему в лицо и затылок, стекая за воротник рубахи. Крупные капли застучали по мостовой. Он встал, закинул за плечи рюкзак и взял винтовку. Он все еще колебался, в какую сторону идти — назад, к Тридцать девятой, или в туннель Линкольна. Но в любом случае нужно было где-то укрыться, потому что вот-вот хлынет как из ведра.