Хроники Нарнии - Клайв Льюис

Скачка оказалась на редкость утомительной. Холмы тянулись нескончаемой чередой; стоило преодолеть одну гряду, как впереди тут же вырастала другая. Хуже того — никто и ведать не ведал, сколь далеко до Анварда; хорошо, хоть более или менее известно, в каком направлении двигаться… На гребне очередного холма Шаста снова оглянулся. Вместо пыльного облака над пустыней он увидел на дальнем берегу Петляющей Стрелы людскую цепочку, змеившуюся среди валунов. «Точно муравьи», — подумалось ему. Судя по всему, ташбаанцы искали брод.

— Они уже на реке! — завопил мальчик.

— Скорее! Скорее! — подгоняла Аравис. — Если не успеем в Анвард раньше, можно было и не убегать! Давай, Бри! Ты же боевой конь!

Шаста готов был высказать своему скакуну то же самое, но при мысли, что Бри и без понуканий мчится из последних сил, решил промолчать. В общем-то, так оно и было: лошади скакали так резво, как только могли (или думали, что могут, а это не одно и то же). Бри поравнялся с Хвин, и они помчались голова к голове. Видно было, что Хвин долго не выдержит.

И в этот миг произошло нечто совершенно непредвиденное. Раздался звук — вовсе не тот, какой все со страхом ожидали услышать: не топот копыт, не звон оружия, не боевой клич калорменцев. И все же, услыхав этот звук, Шаста мгновенно его узнал. Он слышал этот звук той жуткой ночью, когда они с Бри повстречали Аравис и Хвин. Бри тоже догадался. Глаза коня налились кровью, он прижал уши — и вдруг выяснил, что сил у него осталось куда больше, чем ему казалось. Конь помчался как ветер, оставив Хвин далеко позади.

— Так нечестно! пробормотал Шаста себе под нос. — Откуда тут взялся Лев?

Мальчик оглянулся — и немедленно пожалел об этом. Огромный золотистый зверь, что преследовал их, стелился над землей, точно кот, удирающий от собаки к спасительному дереву. И расстояние, отделявшее льва от его добычи, сокращалось с каждым мигом.

Шаста посмотрел вперед — и разглядел то, чего не заметил раньше (или заметил, но не придал значения): путь преграждала высокая живая изгородь. Посреди изгороди виднелась распахнутая настежь калитка. А в калитке стоял, опираясь на посох, высокий старец в длинном, до пят, одеянии цвета осенней листвы. Его белая борода опускалась почти до колен.

Шаста обернулся снова. Лев настигал Хвин и уже пытался ухватить лошадку за задние ноги. Хвин, вся в пене, тщетно старалась ускорить свой бег.

— Стой! — крикнул мальчик. — Мы должны вернуться! Должны помочь!

Позднее Бри уверял, что не расслышал, точнее, не разобрал слов; а поскольку по натуре был он честен и лукавить не привык, придется нам ему поверить.

Убедившись, что конь и не думает слушаться, Шаста вытащил ноги из стремян, перекинул левую ногу через седло, помедлил крошечную долю секунды — и прыгнул. От удара оземь у него перехватило дыхание, однако он тут же вскочил и, не обращая внимания на боль в груди, бросился на выручку. Никогда раньше он ничего подобного не делал — и понятия не имел, с какой стати делает это сейчас.

С губ Хвин сорвался крик; а во всем мире найдется немного звуков жутче лошадиного крика. Аравис припала к шее лошадки; похоже, она пыталась вытащить из ножен свой клинок. В мгновение ока все трое — Хвин, Аравис и Лев — очутились в шаге от Шасты. Лев поднялся на дыбы («Какой же он огромный!», — мелькнуло у мальчика в голове) и замахнулся правой лапой. Сверкнули на солнце чудовищные когти, Аравис тоненько вскрикнула и покачнулась в седле. Лев разодрал ей спину! Вне себя от ярости, Шаста ринулся к зверю, совсем забыв, что у него нет оружия — ни меча, ни даже камня или палки. «Пшел прочь! Кому говорят, пшел!» — завопил он, словно перед ним был не Лев, а дворовый пес. Перед ним разверзлась кошмарная львиная пасть… В следующий же миг, к великому изумлению Шасты, зверь, по-прежнему стоявший на задних лапах, будто опомнился — подпрыгнул, перевернулся в воздухе, приземлился на все четыре лапы и трусцой направился в сторону реки.

Шаста не верил собственным глазам. Спохватившись, он опрометью кинулся к изгороди, о которой внезапно вспомнил. Хвин, едва живая от усталости и пережитого ужаса, только-только миновала калитку; Аравис была вся в крови, но держалась в седле.

— Входи, дочь моя, добро пожаловать, — приветствовал ее бородатый старец, — И ты входи, сын мой, — обратился он к подбежавшему Шасте. Пропустив гостей, старец закрыл калитку на засов и помог Аравис спешиться.

Они очутились на широком круглом дворе, огороженном высокой живой изгородью. Посреди двора находился пруд, неподвижная вода которого стояла почти вровень с берегом.

На дальней стороне пруда, нависая над водой могучими ветвями, что ловили в сети своей листвы солнечные лучи, росло дерево, громаднее и прекраснее которого Шаста в жизни не видывал. Невдалеке стоял небольшой домик с соломенной крышей; стены дома были сложены из грубых камней. Чуть в стороне паслись несколько коз, щипавших чудесную зеленую травку.

— Ты… Ты… — Шаста никак не мог отдышаться, — Ты король Лун?

Старец покачал головой.

— Нет, — негромко ответил он, — я зовусь Отшельником с Южного болота. Сын мой, сейчас не время задавать вопросы. Эта юная дама ранена. Ваши лошади валятся с ног, а Рабадаш, пока мы с тобою беседуем, переходит вброд Петляющую Стрелу. Но короля Луна еще можно предостеречь — коли ты согласен добежать отсюда до Анварда.

От негодования и обиды у Шасты едва не помутилось в глазах. Как же так? Ведь у него совсем не осталось сил! Выходит, другие не могут, а он должен? Это несправедливо!..

(Ему только предстояло усвоить очередной урок: наградой за геройский поступок обычно служит другой, труднее — и славнее — предыдущего.)

— Где король? — только и спросил он.

Отшельник повернулся и указал посохом.

— Видишь другую калитку? Открой ее и беги по прямой, никуда не сворачивая, по холмам и лесам, по равнинам и оврагам, по воде и посуху. Мне дано знать, что на прямом пути ты отыщешь короля Луна. Но беги, беги и не останавливайся!

Шаста кивнул, в два прыжка достиг калитки, распахнул ее и бросился бежать. Отшельник повернулся к Аравис, которую все это время поддерживал под руку, и наполовину ввел, наполовину внес девушку в дом. Отсутствовал он долго, а когда вышел снова, то сказал лошадям: «Теперь ваша очередь», — и, не дожидаясь ответа (впрочем, животные были слишком изнурены, чтобы вымолвить хоть словечко), расседлал их и снял уздечки. Потом вытер мокрые, покрытые пеной бока, да так тщательно, что пристыдил бы и лучшего конюха из королевских конюшен.

— Друзья мои, — проговорил он, — забудьте обо всем и отдыхайте. Вот вода, а вот трава. Когда же я подою своих коз, то напою вас горячей запаркой.