Хроники Нарнии - Клайв Льюис

Внезапно он услышал сигнал рога. Звук ничуть не напоминал трубный рев рогов с ташбаанских стен; нет, то был веселый напев охотничьего рожка. В следующее мгновение мальчик выбежал на поляну — и очутился среди толпы людей в охотничьих костюмах.

Человек пятнадцать или двадцать, все мужчины, в зеленых нарядах и при лошадях. Кто сидел в седле, кто стоял, держа в руках уздечку. Посреди поляны слуга подставлял стремя румяному толстяку, хохотавшему над чьей-то шуткой.

Завидев Шасту, толстяк высвободил ногу и бросился навстречу мальчику. На бегу он распростер объятия, лицо его расплылось в улыбке.

— Корин! Сынок! — вскричал он гулким басом, исходившим, казалось, из его объемистой утробы. — Почему пеший? Да еще в лохмотьях! Что…

— Нет! — выдохнул Шаста. — Я не… принц Корин… Знаю… похож… Видел в Ташбаане… Просил… привет…

Толстяк изумленно воззрился на Шасту. Впрочем, в его взгляде сквозило что-то еще — что-то такое, чему трудно было подобрать название.

— Вы король Лун? — спросил Шаста и, не дожидаясь ответа, выпалил: — Ваше величество… скорее в Анвард… заприте ворота… враги наступают… принц Рабадаш и двести ратников…

— Почему мы должны тебе верить, мальчик? — справился один из придворных.

— Сам их видел, — слегка отдышавшись, Шаста заговорил более связно. — Своими глазами. Следил от самого Ташбаана.

— Ты опередил их пешком? — придворный приподнял бровь.

— На лошади. Они у Отшельника…

— Оставь ребенка, Даррин, — вмешался король Лун. — По лицу видно, что он не врет. По коням, господа! Эй, коня нашему юному другу! Ты умеешь ездить верхом?

Вместо ответа Шаста поставил ногу в стремя и одним прыжком очутился на спине коня. За последние несколько недель он проделывал это сотни раз и теперь сам уже со смехом вспоминал свою первую попытку взобраться на лошадь, когда Бри обозвал его «кулем с соломой».

— Мальчишка — прирожденный конник, государь, — сказал Даррин. Шаста услышал эти слова, и они немало ему польстили. — Клянусь, в его жилах течет благородная кровь.

— Благородная кровь… — повторил король, поглядывая на Шасту с тем же странным выражением — то ли с тоской, то ли с недоверием.

Как только Лун сел на своего коня, взяли с места в галоп. Седло оказалось очень удобным, а вот что делать с поводьями, Шаста знать не знал: за все время обучения у Бри он ни разу к ним не прикасался. Впрочем, искоса поглядывая на спутников, он быстро сообразил, что к чему (так некоторые поступают на званых обедах, когда сомневаются, какой нож и какая вилка для какого блюда предназначены), и взял поводья в руки. Правда, управлять конем он не пытался, уповая на то, что его скакун последует за остальным. Разумеется, это было обычное животное, а вовсе не говорящая лошадь, однако ему достало смышлености понять, что у всадника нет ни кнута, ни шпор, а значит, подгонять у него не получится. И очень скоро Шаста оказался в хвосте отряда.

Тем не менее верхом было, конечно же, куда быстрее, чем на своих двоих. Лицо овевал свежий ветерок, мухи куда-то попрятались, дыхание восстановилось… А главное — он исполнил поручение! Впервые с того дня, как увидел Ташбаан (кажется, это было давным-давно), Шаста почувствовал себя по-настоящему свободным и счастливым.

Он поднял голову, надеясь рассмотреть горные вершины вблизи. К его великому разочарованию, гор не было видно вообще — они скрылись за серой пеленой, наползавшей откуда-то сверху. «Это же туча! — мысленно воскликнул мальчик. — Вот это да! Выходит, в холмах ты все равно что на небе? Выходит, я увижу тучу изнутри? Ух ты! Мне всегда этого хотелось».

По левую руку за спиной у Шасты медленно опускалось за окоем дневное светило.

Отряд достиг дороги — точнее, утоптанной тропы в лесу, — и лошади помчались быстрее прежнего (впрочем, конь Шасты все так же скакал последним). Дорога время от времени поворачивала, и тогда Шаста на миг-другой терял из вида короля со свитой.

Потом то ли они въехали в туман, то ли туман дополз до них и окружил со всех сторон. Мир сделался серым. Шаста и не догадывался, как мокро и холодно, оказывается, в тумане и как темно. Мало того, с каждым мгновением становилось все темнее.

Кто-то во главе отряда то и дело трубил в рог, и с каждым разом звук отдалялся. Шаста снова остался в одиночестве. Ничего, вот повернет — и увидит остальных. Но за поворотом никого не было; а если кто и был, Шаста все равно его не увидел бы в этом густом тумане. Конь перешел на шаг. «Давай, давай!» — подгонял его Шаста. Снова послышался рог, далеко-далеко. Бри постоянно внушал ему, что пятки всадника не должны даже касаться конских боков, поэтому мальчик был уверен: стоит вонзить пятки в бока коню — и случится что-то ужасное. Что ж, самое время проверить.

— Слушай, лошадка, — проговорил Шаста, — если ты и дальше будешь так плестись, знаешь, что я сделаю? Всажу пятки в твои бока, вот что! Понятно?

На коня угроза нисколько не подействовала, и Шаста решил перейти от слов к делу: понадежнее уселся в седле, стиснул зубы — и что было сил ударил животное пятками по бокам.

Конь было припустил вялой рысью, но быстро опомнился и снова перешел на шаг. Между тем тьма сгущалась, и рога уже совсем не было слышно. С деревьев капало — нередко за шиворот Шасте.

— Ладно, животина, везешь — и на том спасибо, — пробормотал Шаста, — Только бы с Рабадашем не столкнуться.

Различать дорогу становилось все труднее. Шаста готов был возненавидеть своего коня; вдобавок, совсем некстати, он почувствовал, что проголодался.

А это еще что такое? Шаста придержал коня. Дорога разделялась надвое. И какая же ведет к Анварду? Чу! Из тумана за спиной донесся топот копыт. Рабадаш! Какую дорогу выберет калорменский принц?

— Поеду по одной, — сказал себе Шаста, — а он возьмет да свернет на другую. Или того хуже — выберет ту же самую и догонит меня. Или не догонит… Не знаю, не знаю. Но если я останусь тут, меня схватят наверняка, — он спешился и торопливо повел коня по правой дороге.

Топот нарастал. Раздалось негромкое: «Стой!» До перекрестка добрались, догадался мальчик. Невидимые в тумане, калорменские лошади фыркали, ржали, грызли удила; всадники вполголоса успокаивали животных. Шаста затаил дыхание.

— Слушайте все! — произнес другой голос, — До крепости подать рукой. К рассвету мы должны быть в Нарнии. Помните: без необходимости никого не убивать. В этом походе одна капля нарнианской крови для нас ценнее ведра нашей собственной. В этом походе, я сказал, только в этом! Боги еще даруют нам счастливый день, и наши клинки вволю попируют на поле брани! Ни единой живой души будет тогда не сыскать по всей Нарнии, от Кэйр-Паравела до Западных Пустошей. Но Арченланд — не Нарния. Наш главный козырь — внезапность. И если через час Анвард станет моим, я отдам его вам — целиком. Делите добычу как пожелаете, я от своей доли отказываюсь. Условие одно: убейте всех мужчин в этой крепости, вплоть до младенцев, родившихся накануне. Остальное все ваше — женщины, золото, самоцветы, оружие, вино… Тех, кто струсит в бою, я лично сожгу заживо. Во имя Таша необоримого и неумолимого — вперед!