Одлян, или Воздух свободы - Леонид Габышев

Прибыл как-то цыган на зону и отправил куда-то письмо. Домашнего адреса не было: цыгане кочевали. Месяца через два табор прикочевал в Грязовец и расположился за городом недалеко от колонии. Цыгане пришли на свиданку, человек сорок. Кто-то из них в грамоте кумекал и заявление написал. Обязанности начальника колонии исполнял Павлуха и, подписав заявление, сказал, что на свидании будут присутствовать только близкие родственники.

— А кто близкие родственники? — спросил пожилой цыган с пышной бородой.

— Отец, мать, братья, сестры, — ответил Павлуха.

— А дед, бабка — близкие родственники?

— Близкие.

— Тогда на свиданку пойдут все, — сказал цыган.

— Как все? Весь табор, что ли?

— Весь.

— Сколько вас человек?

— Сорок три.

— И все родственники?

— А как же, — ответил цыган и стал загибать прокуренные пальцы, — два деда, две бабки, я, мать, одиннадцать родных братьев и сестер…

— Хватит, — сказал Павлуха. — Все повидаетесь. Только не в один день. Комната для свиданий на столько родственников не рассчитана. Даю четыре дня.

— Дай Бог здоровья, — сказал старый цыган.

За четыре дня цыгане с Ромкой не навидались. На пятый пахан пришел к Павлухе и попросил еще два дня, Павлуха разрешил. Но старый цыган стал просить еще день. Павлуха сдался. Он думал — все, табор снимется и уедет. Но цыгане и на восьмой день пришли к колонии… Павлуха не выдержал и вызвал милицию. Нескольких цыган забрали и пристращали, и на другой день табор покинул старый русский город Грязовец.

Город Грязовец возник на месте старого поселения во времена правления Екатерины Второй. Датой его основания считается лето 1780 года. В девятнадцатом веке построили острог. За сто с лишним лет кто в нем только не сидел. В начале двадцатого века в острог и революционеры стали попадать, а город Грязовец превратился в место ссылки революционеров. Здесь отбывал ссылку член партии большевиков с 1903 года П. А. Бляхин, впоследствии писатель, автор повести «Красные дьяволята» и трилогии, посвященной первой русской революции.

В корпусе, где сейчас клуб, до революции была тюремная церковь. Арестанты замаливали грехи и каялись. В том месте, где сейчас сцена и заседает президиум, стоял батюшка и читал проповедь.

Несколько лет назад в колонию приезжали журналисты из Центрального телевидения и снимали пятнадцатую комнату. Здесь в невероятных условиях отбывала наказание видная революционерка Пылаева. Над невероятными условиями революционерки сотрудники колонии смеялись. Она сидела в камере одна, а сейчас в комнате — восемь воспитанников!

Город Грязовец, по преданию, назван так потому, что, когда Екатерина II объезжала Север, ее карета при въезде в город застряла в грязи.

В Вологодской области и по сей день говорят, что Екатерина не только Грязовцу дала название. Есть две деревни, одна недалеко от другой — Грязная Баба и Чистая Баба. Екатерину встречали хлебом и солью. В одной из деревень ее встретила грязно одетая женщина. Екатерина сказала: «Грязная баба». В другой деревне Екатерину встретила женщина в чистой одежде, и она великодержавно сказала: «Чистая баба».

Екатерина посетила Вологду, и ей захотелось Крайний Север царским взглядом окинуть. И вот карета мчит ее, тряся на ухабах, в сторону Великого Устюга. Не доезжая селения, Екатерина махнула в его сторону державной рукой и сказала: «То тьма, я не хочу туда». Карета, развернувшись, покатила назад, так и не заехав в селение. А село с тех пор зовется Тотьма.

При Советской власти в остроге взрослые отбывали наказание, во время войны размещалась мастерская по ремонту оружия, а в середине пятидесятых из острога сделали режимную малолетку.

Глаз быстро ходил по комнате. «Что же получается, — думал он, — если я совершил преступления, меня судили. А сестру ограбили, подставляли нож к горлу, и следствие заводить не хотят. Эх, вы, падлы, автомат бы мне… Отец, значит, писал жалобы, что в меня стреляли. Хотел, чтоб Колесова наказали. А кто его накажет? Да никто. На суде он дал показания в свою пользу. Дело против него ни один прокурор не возбудит. А отец проклял милицию, в которой девятнадцать лет отработал».

Глаз ходил по комнате до тех пор, пока не пришли воспитанники.

В школе Глаз объяснения учителей не слушал. Был под впечатлением свиданки. На перемене пуговка на вороте расстегнулась. Член КВП с первого отделения сделал замечание и записал его. «Ну, — подумал Глаз, — опять нарушение. Опять Смолин скажет идти к воспитателю. И будет орать. Вот падла. Да что вы, в натуре, мне сейчас не до ваших пуговиц. Пусть все пуговицы на моей робе отпадут. А-а, вам надо занять первое место. Вам надо досрочно освободиться. Вам надо водки. Вам надо кайфануть. Вы хотите иметь три робы, плавки, вы хотите командовать в отделении. Вы везде хотите быть первыми, и все вам должны подчиняться. Я не хочу никого видеть. Вы мне осточертели. Я хочу побыть один. Но как, как я могу побыть в зоне один? Шесть лет еще на людях. А если я не хочу жить в коллективе, если он надоел, то скажите, вы, начальство, как мне быть? Остается одно: опуститься в дизо. Запишут отказ от работы и учебы и дадут десять суток. Да хоть сто суток давайте — отсижу. До взросляка меньше шести месяцев остается. Говорят, в дизо больше трех месяцев никто не выдерживал. Вот отсижу пять с лишним. Не верите? — мысленно спорил Глаз с активистами и начальством колонии. Выдержу. Лишь бы не холодно. Если холодина, долго не продержусь. И приседания не помогут. Устану, а отдыха не будет. Ладно, посмотрим, сколько сидеть в дизо. Надо вначале туда попасть. Завтра, что ли, на разводе подойти к Павлухе. Хорошо. Посмотрю, как активисты среагируют на мое нарушение. Пуговка, как же я не почувствовал, что она расстегнулась?»

Вечером к Глазу зашел Смолин с двумя мордоворотами.

— Ты что, Глаз, — заорал Смолин, — в школе опять расстегнутым ходишь? — Он подошел к Глазу и взял его за подбородок. — Ну, что молчишь?

Глаз не знал, как быть. Если скинуть руку или оттолкнуть Смолина, он кинется драться. А Слава все держал Глаза за подбородок.

— Так, Глаз, если будет еще нарушение, по-другому поговорим. Понял?

Глаз молчал.

— Иди к воспитателю и доложи.

Глаз пошел в воспитательскую. А то опять потащит.

На разводе Павлухи не было. Развод проводил капитан Кузнецов, и Глаз не решился войти. На работе ни с кем не разговаривал. Норму — две тумбочки — выполнил.

6

На следующий день развод проводил Павлуха. Когда шестому отделению дпнк скомандовал: «Шагом марш», Глаз отделился от ребят и подошел к майору.

— Павел Иванович, мне надо с вами поговорить.

— Я вечером буду на корпусе.

— Я хочу поговорить сейчас.

— Ну хорошо, пошли.

Они поднялись в кабинет. Павлуха разделся и сел за стол. Глаз стоял, держа шапку.

— Ну что у тебя?

— Павел Иванович, дайте ручку и лист бумаги, я напишу.

— Ты что, на словах объяснить не можешь?

— Могу. Но все равно напишу.

— Хорошо.

Павлуха ждал объяснения, а Глаз не мог начать.

— Павел Иванович, — все же выдавил он, глядя в голубые глаза майора, — я хочу в дизо.

Павлуха внимательно смотрел на Глаза, но тот выдерживал взгляд. Беспалов взял со стола пачку «Беломора» и закурил.

— Так, — сказал он, — в дизо, значит, хочешь. Это нам недолго. Но ты можешь сказать причину?

— Могу. Вот по телевизору, по радио передают, в газетах пишут, что советская милиция стоит на страже, — Глаз не мог говорить дальше быстро и стал медленно подбирать нужные слова, — стоит, значит, на страже интересов граждан. Защищает их от посягательств преступников и так далее. Так милиция стоит на страже или это только слова?

— Да, конечно, милиция стоит на страже интересов народа. Ты разве это не почувствовал? Тебя дважды судили. Срок восемь лет. Тебя изолировали от общества. Ты как преступит опасен. В нашей колонии вас сидит около двухсот, и все вы посажены за преступления. Так что, смотри сам, стоит ли милиция на страже.

— Да, я и другие посажены. Мы совершили преступления. Я заслуженно получил срок. Но я хочу сказать не о себе. Я, когда сидел под следствием, совершил побег с этапа. Начальник конвоя ранил меня из пистолета. Скажите, можно или нельзя стрелять в малолеток?

— Нельзя, — подтвердил Павлуха.

— А в меня стреляли, зная, что бежит малолетка. Следователь особого отдела расследовал мой побег, но все менты дали показания, что не знали, что бежит малолетка. Им ничего не было. Даже выговора. А прокурор надо мной посмеялся. Он сказал, что выговор надо дать тому, кто в меня стрелял и не убил. За то, что не убил, выговор, значит. Так что, советская милиция стоит на страже интересов народа? Или я в число народа не попадаю, поскольку я от народа изолирован?