Одлян, или Воздух свободы - Леонид Габышев

— Тебе письмо, — сказал он и протянул Глазу открытый конверт. — Здесь еще вырезка из газеты. Статья о вас. О вашем преступлении.

Глаз взял письмо. Воспитатель внимательно глядел на него.

— Можно идти? — спросил Глаз.

— Да, — ответил воспитатель.

Глаз, медленно разворачиваясь, заметил, что Павлуха, прищурившись, наблюдает за ним.

Идя в комнату, Глаз думал: и Павлуха статью прочитал.

Сев на кровать, достал из конверта письмо. Мать писала, что переезжает жить к дочери в Волгоград и оттуда приедет на свидание. Развернув вырезку из газеты, пробежал заголовок:

Глубоко вздохнув, погрузился в чтение:

«Мы, журналисты, много пишем о людях труда: комбайнерах и токарях, учителях и каменщиках, врачах и доярках. И рассказывали мы, к примеру, о поварах и закройщиках, о кассирах и нянях. А вот те, кто стоит на страже народного счастья, кто оберегает наш труд, нашу честь, наш покой и жизнь, остаются почему-то зачастую вне «сферы постоянного внимания» газетчиков.

Корреспонденцией Аполлона Смагина «Спираль» капитана Бородина» мы начинаем публикацию серии материалов о работниках милиции.

Федор Исакович Бородин борьбу с преступниками начал еще в памятном для него сорок седьмом, когда он, двадцатилетний парень, надел шинель пограничника. Закончил школу инструкторов-следопытов. Служил на советско-китайской границе. В ноябре 1951-го сержант Бородин демобилизовался, а в декабре стал сотрудником милиции. Проводник служебного собаководства, участковый. Потом — Таллинская спецшкола МВД, работа старшим оперуполномоченным, начальником уголовного розыска заводоуковского РОВД.

На счету мужественного чекиста — десятки раскрытых преступлений. Описанный ниже случай лишь эпизод из трудной и опасной практики капитана Бородина.

Телефонные звонки. Они тоже бывают разные. Короткие и длинные, гневные и радостные, тревожные и равнодушные… За восемнадцать лет работы в уголовном розыске Федору Исаковичу приходилось слышать всякие.

На этот раз аппарат тренькнул глухо, будто нехотя. Бородин снял трубку.

— Да. Начальник угрозыска.

На том конце провода что-то булькнуло, затрещало, и голос, ломкий от волнения, выдохнул:

— В Новой Заимке… человека убили.

Через пять минут синий милицейский «газик» катил по большаку.

Осмотр оперативной группой места происшествия почти ничего не дал. Ясно было одно: нападение, человека били двое, а может быть, трое. Били зверски, насмерть. Потом оттащили с дороги в рожь. Здесь, на зеленом поле, его и нашли, окровавленного и бездыханного. Увезли в больницу.

…Бородин накинул белый халат, вошел в палату. На кровати лежал перебинтованный человек.

— Плох, — сказал врач и покачал головой. — Пролом черепа, большая потеря крови.

— Фамилию установили?

— Герасимов Петр Герасимович, учитель математики из Старой Заимки.

— Приходил в себя?

— Нет.

— Есть надежда?

— Думаю, да.

Бородин сел у окна и стал терпеливо ждать.

Наблюдая, как дружная стая юрких воробьев копошилась в дорожной пыли, он старался представить себе картину нападения. «Месть? Грабеж? Или?..» А перед мысленным взором всплывали лица тех, кто, по мнению Бородина, мог это сделать. Но тут же какое-то подсознательное чувство отодвигало их в сторону, «в резерв»: «Не они… Слишком уж гнусно и нелепо. Кто же? Кто?»

Бородин долго стоял у окна. Думал. А когда повернулся, встретился взглядом с Герасимовым.

— Ну, как вы себя чувствуете? — Бородин попытался ободряюще улыбнуться.

Герасимов слабо пошевелил губами.

Федор Исакович склонился над койкой:

— Сколько их было?

— Трое… Догнали и… ударили чем-то твердым… по голове…

Бородин нервно щелкнул гравированной крышкой портсигара, выхватил сигарету, но, вспомнив, где он, смял ее, выбросил в окно.

— Смогли бы вы опознать хоть одного?

— Не… не узнал бы. Все как-то вдруг… Слышал только голоса.

Герасимов устало закрыл глаза. Врач просительно указал на дверь.

Бородин вышел.

Рвалась последняя нить.

Прошло полтора года. А дело, которому Бородин дал условное название «Волки», оставалось незаконченным. Это был, пожалуй, единственный случай в его многолетней и богатой практике оперативного работника. Сущее «ЧП». Он понимал, что раскрыть преступление — его долг, пусть даже трудновыполнимый. Но ведь он — чекист, вот потому-то он требовал с себя, и требовал по большому счету.

Выдвинуты и отработаны десятки версий. Не оставлены без внимания даже анонимные письма, которые в изобилии поступали в те дни в милицию. Проверены люди, на которых пало подозрение в совершении этого преступления.

Тщетно. Не то!

По опыту Бородин знал, что та незримая, «нисходящая» нить, которую начинает обычно «закручивать» уголовный розыск вокруг всякого «трудного дела», рано или поздно приведет к цели. Слов нет, лучше раскрыть преступление сразу, по горячим следам, в первые же минуты после его совершения. Только не всегда это удается. Бывает, на раскрытие тратятся недели, месяцы. Но такова уж логика событий, жизни: даже время работает на тех, кто ищет. Так получилось и на этот раз. Медленно, неотвратимо сжималась неумолимая «спираль фактов».

Пытался ли кто-нибудь прохронометрировать рабочий день сотрудника уголовного розыска? Нет, наверное. Ибо в любой момент, в любом месте может настигнуть оперативного работника просьба, равносильная приказу, начать поиск.

У Федора Исаковича, например, давно выработалось вполне устойчивое негативное чувство к своему домашнему телефону. Звонок и… в уютной комнате остается недокуренная папироса, недопитая чашка кофе, недосказанная фраза, недосмотренный сон. А человек уходит в ночь, в дождь, в метель, чтобы настигнуть правонарушителя. Ну, а о том, каково искать неизведанное, молчат даже сами «Ищущие». А о них говорят: «У преступника одна дорога, а у того, кто ищет, их — сто». Из ста нужно выбрать одну. Истинную.

В сутолоке милицейских хлопот Бородин не раз ловил себя на мысли, что он неотвязно думает о непойманных «волках». Впрочем, не пойманных ли? После кропотливой и тщательной проверки он пришел к убеждению, что грабители могут быть или «залетные», или свои, «доморощенные». Причем, если свои, то они уже в изоляции.

Первая версия была маловероятной, и Федор Исакович, не колеблясь, отодвинул ее пока на задний план. Вторая требовала тонкой, скрупулезной работы. И снова вопрос, много вопросов. Кто они? Где они? Они ли?

Бородин, пожалуй, сам не ответит, почему свой выбор остановил на Николае Петрове. Видно, сработала интуиция. «Почерк», «психология» Петрова насторожили следователя. Этот юный пройдоха и его дружок Роберт Майер были осуждены за кражи и вот уже год отбывали наказание в Миасе, в колонии для несовершеннолетних.

Федор Исакович написал Петрову письмо. Ответ удивил. Тот предлагал следствию свои «услуги» в качестве… свидетеля. «Зачем, — думал Бородин, — ему этот трюк? Почему он так стремится к поездке? Чтобы прокатиться, повидать родных? Сбежать?!»

Федор Исакович выехал в Миас[17]. И вот там-то после короткой и напряженной беседы с осужденным чекист понял, что перед ним вовсе не свидетель, а… а один из участников преступления. Но нужны были факты, веские, достоверные. По просьбе Бородина Петрова направили в Заводоуковск. При посадке в вагон он пытался бежать. Задержали.

На следствии Петров наотрез отказался от своих прежних показаний. И все-таки конец нити был в руках начальника уголовного розыска. И вот пришел день, когда «спираль» описала последний круг. Преступникам Петрову, Майеру, Медведеву предъявлено обвинение в разбойном нападении и нанесении тяжких повреждений человеку. Следствие закончено. Уголовный розыск расставил точки над «и».

…На днях народный суд приговорил Николая Петрова к восьми годам, Роберта Майера — к семи и Геннадия Медведева — к шести годам лишения свободы.

А. Смагин»

Прочитав, Глаз свернул вырезку и положил в конверт. Ясно теперь, почему взросляк в тюрьме сказал, что Глаз писал письмо начальнику уголовного розыска.

«Эта статья, — думал Глаз, — прославила нас на весь район. Как это корреспондент меня назвал… а, «юный пройдоха». Что ж, пройдоха, так пройдоха. Мать приедет на свиданку, надо будет статью свернуть. А то и потерять могу. Да чтоб никто не прочитал. Достаточно, что воспитатели и Павлуха прочитали. Ну и набрехал корреспондент».

Второй раз о Глазе врали в районной газете. Первый раз в своей статье о всеобуче директор падунской школы Хрунов писал: «Плохо себя ведет, курит, часто пропускает уроки, не любит труд, остается второгодником ученик 4-го класса Коля Петров. Его отец работает в ведомственной охране[18] Заводоуковского отделения милиции. Учителя много раз обращались к семье, но родители всю ответственность за воспитание перекладывают на школу, в плохом поведении сына обвиняют педагогический коллектив и оправдывают себя. А между тем чем дальше, тем хуже поведение мальчика. Отец его — коммунист, и поэтому, естественно, школа обратилась в партийную организацию Заводоуковского отделения милиции. Обратилась давно, а вот ответа до сих пор нет».