Марсианин - Александр Богатырёв

Ответа у него не было.

Тем не менее, дальше для Вадика был ещё один шок.

В шок его ввергла «обожаемый инструктор».

Юля, убедившись, что Вадик таки изучил всё, что полагается, вдруг вылезла с предложением, который в каком другом месте и обстоятельствах, отверг бы с порога.

Но предложение было поддержано Владимиром, так что Вадику пришлось смириться. Оно заключалось в том, что его «нагрузили» накопителем с работами разных художников-оформителей из мира Земли-1 (И когда это Николай с Юрием успели их переснять со своей планшетки?!). И строго-настрого запретили заикаться, что это работы не его.

Более того, при работе не просто не запрещалось делать плагиат из тех работ, но и прямо вменялось ему в обязанность.

Владимир это мотивировал просто:

— Элементарно Вадик! Тут капитализм, поэтому, если что-то не запатентовано, то ты имеешь полное моральное и юридическое право это использовать. И это раз. Два, это то, что в этом мире никто этих работ и этих художников не знает. И три: нам надо закрепиться, а для этого нам надо пользоваться моралью этого же мира. Но не своего. Соображения нашего выживания, должны быть в настоящее время выше, соображений обиды тех художников, чьи работы мы будем использовать. К тому же, если мы не выживем, то никто из них этого нашего мелкого проступка никогда не узнает. Для того, чтобы узнали, мы должны выжить и вернуться. А вот когда всё это закончится, мы перед ними извинимся. И я уверен, что они нас поймут.

Слова Владимира выглядели убедительно, но всё равно, Вадик дал себе слово по возможности не использовать эти работы. Так, для рекламы своей персоны — сойдёт. Далее — нельзя.

Да даже и для рекламы.

Стыдно.

Не своё ведь.

По части морали Вадик был максималист и свято соблюдал заветы своей матушки, что раз оступившись можно не удержаться «на наклонной плоскости». А плагиат, даже в таком виде, каком предлагали делать его друзья, был для Вадика серьёзным грехом. Может это в нём говорил комплекс своих коллег, с которыми он успел поближе познакомиться за то короткое время, когда поработал художником-оформителем, но он ему запрещал категорически копировать их работы.

А вот приёмы работы…

Тут как раз всё обстояло весьма хорошо. Приёмы работы распространялись дома свободно и обмен опытом только приветствовался. Вадик надеялся, что за то время, которое он проработал дома, он нахватался достаточно тех самых приёмов, которые тут могли бы пригодиться.

Вадик поймал себя на том, что он, размышляя над неприятностями, неосознанно оттягивает момент первого шага. Ещё несколько секунд помявшись, он вышел за порог их прибежища.

Пока Вадик приближался к своему будущему месту работы, у него внутри всё более холодело. Страх сжимал внутренности и всё более замедлял шаг. Поэтому, когда показались двери того заведения, он уже попросту брёл по тротуару, еле волоча ноги.

И тем не менее, он заставил себя подойти вплотную и оглядеть фасад здания, где висела и вывеска, и реклама заведения.

Вывеска на фасаде была не просто вычурной, она была дико выпендрючей.

Дизайнер, который рисовал эту вывеску, казалось, пытался крикнуть о своём заведении так, чтобы на Луне слышно было. Одно то, что плакат занимал ВСЮ стену без остатка, говорил о многом. А изобилие ярких красок — о полной безвкусице.

«Нда! „Хорошая“ реклама для заведения…» — подумал Вадик, но всё равно, тяжко вздохнув, направился к парадному входу.

Вадик опасливо подошёл к двери и не без внутреннего содрогания потянул за блестящую никелем ручку стеклянной двери.

Внутри оказалось пусто. Даже место вахтёра (здесь, в этом мире вместо вахтёров была охрана) тут пустовало.

Только раз мимо проскочила какая-то дамочка с папочкой. По виду бухгалтер. Дома так бухгалтеры выглядят…

Эта пустота, как ни странно успокоила Вадика и он отправился искать кабинет отдела кадров или директорский.

Отойдя от входа он обнаружил любопытную деталь архитектуры здания — прихожая(тут она называлась по-западному — фойе) заканчивалась ступеньками идущими вниз. То есть фойе было чуть выше по уровню остального этажа здания. Пол коридора, по которому прошмыгнула бухгалтер, был примерно на метр ниже. По обе стороны ступенек стояли колонны, отделанные «под мрамор» возле которых стояли большие кадки с растениями.

Вадим огляделся ещё раз стоя посреди прихожей.

Дизайн её он нашёл также весьма посредственным. Пожал плечами и двинул дальше, уже с усмешкой поймав себя на мысли, что все эти остановки и оглядывания ни что иное как скрытое проявление страха перед предстоящими событиями.

Отдела кадров не нашёл, но нашёл кабинет директора.

И тут начались странности.

Как только его увидела секретарша, так тут же чуть «стойку» не сделала. Так подскакивают из-за стола только перед большим начальством.

К тому же на лице секретарши промелькнула такая гамма чувств, что Вадика аж дрожь пробрала.

Сначала страх и отвращение, затем удивление и смех.

— Ой, извините, я вас за другого человека приняла… — наконец выговорила секретарша, улыбаясь с явным облегчением, — вы так на одного человека похожи…

Было видно, что она того самого «человека» весьма сильно недолюбливает.

— А вы по какому вопросу?

— Я устраиваться на работу, — скромно сказал Вадик, — я по объявлению…

Секретарша быстро сунула нос в кабинет и ответила.

— Проходите, она вас ждёт.

Директором оказалась представительная дама, на вид лет тридцати. В отличие от всяких прочих, было хорошо видно, что эта дама за собой следит очень тщательно. Фигура у неё была подтянуто-спортивной. Строгий, брючный костюм, в сочетании с огромными очками, с плотно собранными на затылке волосами, создавали впечатление сурового администратора.

Когда Вадик зашёл «госпожа директор», как её назвала секретарша, яростно рылась в бумагах, так что вошедших она не увидела, а скорее услышала.

Помявшись у порога, Вадик робко поздоровался, и после паузы выдавил:

— Я на работу устраиваться…

Директор подняла взгляд на вошедшего и… дёрнулась.

Было полное впечатление, что она увидела то, что совершенно не ожидала. Её глаза за большими круглыми очками на мгновение расширились, а на лице прорисовались удивление и растерянность. Но она достаточно быстро взяла себя в руки, стёрла это удивление с лица и вернула ему, должное моменту, выражение строгости и суровости.

Но тем не менее и далее, по мере разговора, Вадик нет-нет но ловил на себе её весьма настороженные и странные взгляды.

Это его сильно коробило, но он постарался не подавать виду. К тому же, дважды такая реакция, от разных людей. Уж не его ли двойник тут служит ТАКИМ пугалом? Ведь секретарша явно этого человека, на которого он якобы похож, боялась. У директора же тут было что-то иное. Не страх, но неприязнь.

Быстро пройдя мелкие формальности, перешли к более серьёзному делу — резюме (как на Западе!), и рекламе работ.

Директор вскользь глянув в бумагу, тут же сделала замечание:

— Вам нужно было тут дописать где вы работали. Место работы.

— Я работал на Украине.

— А… — скучающим тоном ответила директор, — ну тогда действительно излишне… вы свои работы принесли?

Вадик протянул накопитель.

— Здесь только работы, — сказал он.

— Защищены авторским правом, — добавил он поспешно спустя несколько секунд, испугавшись, что их могут куда-то скопировать.

Мадам ещё раз как-то странно посмотрела на Вадика, но накопитель приняла и воткнула в компьютер. Долго рассматривала картинки, но после, ничего не сказав, выдернула накопитель из машины и протянула Вадику.

После, сказав несколько ничего не значащих, по большому счёту, дежурных фраз, ничего не пообещав, сказала зайти на следующий день.

На следующий день, всё повторилось, но теперь, вместе со странной мадам, его работы (что он успел сделать потренировавшись на купленной тут персоналке) и «работы» смотрел ещё некий худощавый мужичок так сильно напоминавший Вадику Л.Д. Троцкого, что он чуть не рассмеялся (как потом выяснилось, этот тип целенаправленно того копировал — для эпатажа публики).

Что было очень интересно, но этот косящий под Троцкого субъект разглядывал Вадима с откровенным и нескрываемым любопытством. Создавалось впечатление, что его больше интересует не изображение на мониторе, а сам Вадим. Он даже попытался его расспросить, сказав несколько фраз, смысла которых Вадик не понял до конца.

Возможно его спрашивали о чём-то, что ему могло бы быть известно. Он отвечал осторожно, часто сбивчиво, а там где вообще не понимал чего они имеют в виду честно заявлял что не понимает и не знает.

Через некоторое время странное интервью закончилось тем, что «Троцкий» выпрямился и перевёл таки свой взгляд на директора.