Труды по истории Москвы - Михаил Тихомиров

Ремесленники и торговцы составляли преобладающую часть населения Москвы, и во время больших восстаний, например, в 1547 г., они иногда являлись опасной силой, выступавшей против самодержавия. Московские черные люди, «чернь», как их иногда называли, порой решали судьбу правительства. Когда послы Дмитрия Самозванца прочитали его грамоты в Красном селе, одной из московских слобод, «чернь вся» вместе с дворянами арестовала царицу Марью и царевича Федора Борисовича и принесла присягу Самозванцу.[715] «Шубники и пирожники» посадили Василия Шуйского на престол. Позже Красносельская слобода принимала участие в восстании Болотникова, выступая против Шуйского.

Москва была не только большим городом с развитой торговлей и ремеслом. Она была центром страны, резиденцией царя и средоточием управления государством. В ней жили многочисленные служилые люди, бояре, черное и приходское духовенство, большое количество боярских холопов. Во время восстаний холопы часто примыкали к посадским и ремесленным людям, в обычное же время составляли дерзкую боярскую челядь. Москва была столицей, государевым городом по преимуществу, «царствующим градом». Общественная верхушка выделялась среди остального населения своими нарядами, пышными выездами, но в обычное время она тонула среди массы посадского населения, мелких ратных людей и холопов. Это был город больших контрастов. Рядом с лачужками или просто бедными домами возвышались боярские усадьбы с их высокими светлицами и переходами. Представление о них дает модель Коломенского дворца XVII в., здания необыкновенного по красоте очертаний, которое можно было бы воспроизвести и в камне, если бы наши архитекторы не увлекались только иноземными образцами. Впрочем, такого же вида постройка и до сих пор красуется на Красной площади. Это собор Василия Блаженного с его галереями и башнями.

Иностранцы нередко описывают Москву XVI–XVII вв. как город с непролазной грязью, но такими были и многие средневековые города Европы того времени. Да и нельзя забывать о русской осени и весне, о русской распутице, с которой с трудом борются и наши современные города. Франция, Италия, Испания, большая часть Германии не имеют даже представления о русских трудностях, зависевших не от народа, а от той суровой природы, среди которой он жил и которую мужественно одолевал.

Впрочем, не все иностранные авторы изображают Москву в темных красках. Английский путешественник XVI в. так говорит о русской столице: «Москва – большой город: дома в нем большей частью деревянные и лишь немногие выстроены из камня с железными окнами, служащие для летнего времени. В Москве много прекрасных каменных церквей, но еще больше деревянных, отапливаемых зимой… Главные рынки, где торгуют всем, находятся внутри указанного замка [т. е. Китай—города], а для отдельных предметов есть особые рынки: для каждого ремесла отдельно. А зимой бывает большой торг за стенами замка на замерзшей реке: там продают хлеб, глиняные горшки, кадки, сани, и т. п.».[716]

Характерно указание английского путешественника на немногие каменные здания, служившие для летнего времени. Обычай жить в деревянных помещениях как более здоровых и удобных для жилья по сравнению с каменными домами сохранялся в России долгое время, едва ли не до XX в. Даже в XVIII столетии богатые вельможи предпочитали строить обширные деревянные дворцы, наподобие того, который и теперь стоит в Кускове. Сады, «садишки» и огороды были постоянной принадлежностью городской усадьбы старого времени вместе с хозяйственными постройками, разного рода погребами и сараями. Недаром Москву еще в начале нашего века петербуржцы с пренебрежением называли «большой деревней». Но эта деревня уже в XVI столетии была украшена красивыми каменными церквами, башнями, стенами, была для русских «царствующим градом», средоточием политической и духовной жизни России, самым дорогим и любимым городом.

Известия о Москве XVI в. многочисленны, но пестры и разрозненны, так как писцовые книги по Москве этого времени не сохранились и относятся к более позднему времени. Имеются известия иностранцев, но они субъективны, неточны и зависели от взглядов на Россию и ее правительство того или иного приезжего посла или путешественника. Например, Павел Иовий Новокомский, писавший со слов русского посла Дмитрия Герасимова, описывает Москву, как город, тянущийся длинной полосой по берегу реки на пространстве пяти миль.

Герберштейн, приезжавший в Москву в качестве посла германского императора, говорит о нашей столице, опираясь уже на личное с ней знакомство, поэтому его описание Москвы заслуживает доверия. Герберштейн пишет о Москве: «Самый город деревянный и довольно обширен, а издали он кажется еще обширнее, чем есть на самом деле, ибо большую прибавку к городу делают обширные сады и дворы при каждом доме; еще более увеличивается он от растянувшихся длинным рядом в конце его домов кузнецов и других ремесленников, действующих огнем».[717] Сведения Герберштейна относятся к первой половине XVI в., во второй половине этого столетия Москва уже сильно расширилась, сделавшись крупнейшим городским центром не только тогдашней России, но и всей Восточной Европы. В течение всего XVI столетия происходил почти непрерывный рост территории Москвы, сопровождавшийся постоянным расширением ее укреплений.

Представление о топографии нашей столицы в конце XVI в. дает роспись воевод по Москве, сделанная по случаю царского похода против татар. Воеводы оберегали следующие городские районы: 1) старый каменный город, или Кремль; 2) Китай—город; 3) Большой посад в новом каменном, или Цареве, городе, «от Неглинной по Яузу и по Москву—реку», а также Занеглименье, окруженное тем же новым каменным городом; 4) деревянный город, окружавший новый каменный город и разделенный на три части: от Москвы—реки до Тверской улицы, от этой улицы до Яузы, от нее до Москвы—реки; 5) Замоскворечье. Таким образом, к концу столетия Москва состояла из пяти районов. Общий план города напоминал окружность. Так и рассказывает о Москве Флетчер, посетивший ее в самом конце XVI в.: «Вид этого города имеет очертание кругловатое, с тремя большими стенами, окружающими одна другую, между коими проведены улицы».[718]

МОСКОВСКИЙ ПОСАД

Городское население Москвы, посадские люди, пользовались некоторыми особыми правами, восходившими к далеким векам, когда «мужи москвичи», как их называет один летописец, так же, как и «мужи новгородцы», еще не были посадскими людьми, отягощенными государевым «тяглом». Это подчеркивалось существованием московских тысяцких. Сын последнего тысяцкого Иван Васильевич Вельяминов был в конце XIV столетия всенародно казнен на Кучкове поле, по словам летописца, оплаканный многими москвичами.

На месте тысяцких появились большие наместники, облеченные крупными полномочиями, но уже не имевшие той силы, какой обладали тысяцкие. Большие наместники ведали распорядком и судами в городе. Рядом с ними существовали «третные наместники», сидевшие на прежней «трети» города, когда—то принадлежавшей московскому удельному князю Андрею Ивановичу, сыну Калиты. Последний владелец трети Василий Ярославич Боровский умер в заточении, а его «треть» перешла к великому князю. Третные наместники существовали в Москве до конца XVI в. В одном московском синодике отмечен род «постелничева и наместника трети Московские Харитона Осиповича Безобразова».[719] Впрочем, никаких указаний на то, что «третью» называлась в Москве какая—либо часть города, у нас нет. Третной наместник, вероятнее всего, ведал не частью города, а частью пошлин, раньше собираемых в Москве на удельного князя.

Самоуправление московских посадских людей в XVI в. сосредоточивалось на Земском дворе, который в этом столетии помещался на месте современного Исторического музея. В начале XVII в. появился «новый» Земский двор, стоявший на месте здания манежа.[720] Время создания Земского двора неизвестно. Возможно, он возник во время опричнины на основе более раннего подобного же учреждения. На это отчасти указывает само его название «земский», в отличие от опричного.

Позднейшие документы XVII в. показывают, что Земский двор сделался одним из приказов. Он ведал делами столицы и столичного населения.

О значении Земского двора во времена опричнины рассказывает Штаден. Он называет его «судной избой» (Richthause) или «Hofe Semskouora». В этом испорченном названии угадываются два слова: Земско(й) и двор (uora). Немецкое «Hofe» только повторяет слово «двор» в переводе.

Земский двор рассылал недельщиков для вызова в суд; на Земском дворе разбирались дела о тайной продаже вина, пива и меда, сюда приводили пьяных и подозрительных людей, схваченных ночью на улицах, и т. д. Но это только та сторона деятельности Земского двора, которая особенно бросалась в глаза Штадену, изображающему московские порядки в явно карикатурном виде.