Арбайт. Широкое полотно - Евгений Попов

— Из почти не печатающихся я выделяю: Евгения Беверса, Ирину Богатыреву, Викторию Лебедеву, Петра Ореховского, Вячеслава Харченко. Из хорошо печатающихся — Татьяну Замировскую, Марту Кетро, Улью Нову, Александра Снегирева. Из якобы «постмодернистов» — Александра Силаева, живущего в Красноярске, Марию Ботеву (Киров). Есть и совсем новое имя — Наталья Скакун (Красноярский край).

— А вообще-то этим «новым искренним» неплохо бы перечитать своих предшественников из шестидесятых годов — ранних Гладилина с Аксеновым, Бориса Балтера, Михаила Анчарова. Даже какого-нибудь Рекемчука.

— Чем они интересны, «новые искренние», что, пожалуй, и читали этих авторов. По крайней мере «с парохода современности» никого из предшественников не сбрасывают, как постмодернисты.

— Они как раз постмодернистов хотят сбросить с «парохода современности».

— «Новые реалисты», мне кажется, иногда плохо знают литературу шестидесятых годов. Исключение — Шаргунов и Прилепин, который очень эрудирован, и это видно по его книге о Леонове. Филологическое образование. Я себя тоже считаю эрудитом и имею филологическое образование, но я знаю имена многих русских писателей ХХ века, их биографии, а тексты их читал далеко не все. Прилепин не только знает имена, но и все эти тексты читал. За это ему респект.

— Писатель должен других писателей читать, даже плохих, из любопытства. Я вчера изучал антологию поэзии второй половины двадцатого века. Огромное количество неизвестных имен, удивительных судеб. Узнал, к примеру, что поэт-футурист Павел Радимов в конце жизни жил в собственном доме в Хотькове недалеко от моей дачи и умер в начале семидесятых годов. А легендарный Василиск Гнедов дожил до 78-го года и умер в Херсоне.

— Это всегда удивительно было, когда вдруг обнаруживались живые люди оттуда.

— А вот антологий прозаических что-то нет. Последнюю, помню, Юрий Нагибин составил в конце восьмидесятых годов. Антология русского рассказа ХХ века. Она печаталась в «Книжном обозрении».

— Многие деятели андеграунда часто оказывались при ближайшем знакомстве еще более «хомо советикусами», чем писатели, печатавшиеся в советское время и настроенные на карьеру в официальной литературе. Но были и исключения, тот же Пригов, например. Он четко следовал принципу человека из андеграунда, то есть строго выдерживал стиль. Потому что некоторые адепты андеграунда, когда заявляли, что они ничего не хотят общего иметь с официальной культурой, в том числе и с либеральной ее частью, — часто врали, что они кого-то не читали и никогда не будут читать. Выяснилось, когда я с ними близко познакомился, что все читали, только притворялись. И никогда не забывали про официальную культуру. А Пригов как стал андеграундным человеком — так и действительно никого из официалов не читал, не знал принципиально.

— Он не читал «официалов» даже скорее не принципиально, а органично. Ему не пришло бы в голову принести свои тексты в советский «Новый мир», например. Равно как и послать их в антисоветский «Вестник РХД». Вместе с тем он сознательно работал на собственный имидж. Это слово он знал, как и всё, что делает, например, Энди Уорхол. Меня все его штудии последних лет оставляли равнодушным. Я всерьез это не воспринимал, и мне иногда казалось, что он заигрался в иронию, сам поверил в то, что абсурдные наукообразные мысли и есть суть вещей. А ведь когда-то на моих глазах сочинял шедевры:

Урожай повысится, больше станет хлеба,Больше станет времени рассуждать про небо.Больше станет времени рассуждать про небо,Урожай понизится, меньше станет хлеба.

— Бог с ним! Царство небесное!

— Мне почему-то кажется, что образ белой женской жопы, который смутил Гдова, как-то «корреспондирует» к обсуждаемой теме, поскольку многие (и не только писатели) решили именно так быть искренними и деликатными. Не верите, мол, что я деликатен? Да я вот вам сейчас жопу покажу. Слова «жопа» и «хер» не смущают, ибо давно уже стали привычными, которыми мы пользуемся направо и налево для того, чтобы обозначить собственное состояние и дать оценку политической, социальной и духовной жизни страны.

— Интересно, почему так сурово расправились в свое время с Синявским и Даниэлем, тоже «новоискренними» писателями?

— Таинственная гэбэшная история. Одна из версий: досада ГБ на хитрого Синявского, который так их наколол, отчего они имели убытки по службе. А уж Даниэль — до кучи.

— Чую, что не всё там было так просто.

— А советские писатели, значит, целиком поддержали позицию органов безопасности?

— Нет не все. Именно тогда возникли «подписанты» из официалов, протестовавшие против людоедского приговора. Среди них были Анатолий Гладилин, Василий Аксенов.

После суда об освобождении Синявского и Даниэля ходатайствовали и другие. Вот примерный список: А.Н.Анастасьев, А.А.Аникст, Л.А.Аннинский, П.Г.Антокольский, Б.А.Ахмадулина, С.Э.Бабенышева, В.Д.Берестов, К.П.Богатырев, З.Б.Богуславская, Ю.Б.Борев, В.Н.Войнович, Ю.О.Домбровский, Е.Я.Дорош, А.В.Жигулин, А.Г.Зак, Л.А.Зонина, Л.Г.Зорин, Н.М.Зоркая, Т.В.Иванова, Л.Р.Кабо, В.А.Каверин, Ц.И.Кин, Л.З.Копелев, В.К.Корнилов, И.Н.Крупник, И.К.Кузнецов, Ю.Д.Левитанский, Л.А.Левицкий, С.Л.Лунгин, Л.З.Лунгина, С.П.Маркиш, В.З.Масс, О.Н.Михайлов, Ю.П.Мориц, Ю.М.Нагибин, И.И.Нусинов, В.Ф.Огнев, Б.Ш.Окуджава, Р.Д.Орлова, Л.С.Осповат, Н.В.Панченко, М.А.Поповский, Л.Е.Пинский, С.Б.Рассадин, Н.В.Реформатская, В.М.Россельс, Д.С.Самойлов, Б.М.Сарнов, Ф.Г.Светов, А.Я.Сергеев, Р.С.Сеф, Л.И.Славин, И.Н.Соловьева, А.А.Тарковский, А.М.Турков, И.Ю.Тынянова, Г.С.Фиш, К.И.Чуковский, Л.К.Чуковская, М.Ф.Шатров, В.Б.Шкловский, И.Г.Эренбург.

Кстати, одним из двух общественных обвинителей от Союза писателей был Аркадий Васильев, отец Дарьи Донцовой, секретарь парторганизации писателей, человек, которого Корней Чуковский внес в список тех, кому было категорически запрещено приходить на его похороны. Другим — некая критикесса Зоя Кедрина.

— Сейчас практически нет жесткой социальной прозы, как, скажем, это было в советское время. Нет сейчас таких авторов, как Войнович, Солженицын, Максимов, Владимов. И во власти сейчас нет относительно компетентных идеологических советников, какие были в советские времена. Нет таких фигур, как даже Феликс Кузнецов или Юрий Суровцев, которые при своем холуйстве и охранительстве были людьми образованными. Символ нынешнего времени — некомпетентность и непрофессионализм. Тот же Вл. Сурков — человек плохо образованный. Не сравнить с каким-нибудь Шепиловым. Не говоря уже о Сталине, который хорошо разбирался в литературе. Путин и его «чекисты», кроме Пикуля и Юлиана Семенова, вряд ли что-нибудь читали. А более молодые и циничные охранители, кстати, вышли из графоманского сообщества «падонков», эпигонов Сорокина и «фекалистов». Так что у нас постмодернизм отчасти является официальной идеологией.

— Вообще-то, может быть, и неплохо было бы, если власти обратили внимание на серьезную литературу и принялись ее прессовать. Когда есть пресс — и литература лучше. А так серьезная литература существует в гетто и особо никому не нужна.

— Уже не первый раз высказывается мысль, что неплохо бы, чтоб власть снова занялась литературой. Заклинаю: только не это! В гетто лучше, чем в Освенциме.

— Ну, между гетто и Освенцимом есть обширное поле разных взаимоотношений между властями и писателями. Вон Кортасар вынужден был покинуть Аргентину и жить в Европе. Или Маркес Колумбию. Но при этом сейчас писатель, чтобы его власть заметила и стала прессовать, должен не только писать критическую социальную прозу, но и активно заниматься либо политической деятельностью, либо выступать с критической оценкой властей и претендовать на роль морального авторитета. Как Солженицын. Или Генрих Белль, скажем. У нас на этой ниве Лимонов подвизается. Но, во-первых, давно ничего качественного не пишет, а во-вторых, не воспринимается как моральный авторитет. Получается пародия на Солженицына. Прилепин тоже, как многие считают, претендует на роль «авторитета», но тоже не тянет. Да и не прессуют его особо.

Так что «как при Кузнецове» у нас уже не будет, книги запрещать уже не будут. А вот грохнуть какого-нибудь писателя за смелые слова или побить запросто могут. Вон нобелевский лауреат Орхан Памук был вынужден покинуть Турцию — его за общественную позицию пригрозили убить исламисты, такое и у нас вполне может быть.

— Увы, нет у нас пока ни новых кандидатов в нобелевские лауреаты, ни писателей с ясной и четкой гражданской позицией.

— Потому власть и не лезет в художественную литературу, что убеждена в ее смерти. В нынешнем потоке словес редкий читатель доберется до собственно литературы, если ему никто не поможет. Так что это и не идиллия, поскольку даже из разговоров в комментариях видно, как мало знают сейчас современных писателей, которые того достойны.