Цикада и сверчок (сборник) - Ясунари Кавабата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Название «Верхний квартал семи заведений», по-видимому, восходит к тому времени, когда в этом районе было всего семь чайных домиков. Кто-то сказал Такитиро, что теперь их больше двадцати, но старое название сохранилось.
В свое время, правда не столь уж отдаленное, Такитиро частенько наведывался туда в компании владельцев ткацких мастерских из Нисидзин и своих постоянных покупателей из провинции. В его памяти невольно всплывали женщины, с которыми он развлекался в ту пору. Тогда дела его лавки еще шли в гору.
– А ты любопытная, раз села в этот трамвай, – сказал Такитиро, обращаясь к женщине.
– Сожаление о безвозвратно ушедшем прошлом, наверное, самое главное в человеке. Мы никогда не забываем о наших давнишних гостях – такая уж наша профессия… – промолвила хозяйка чайного домика.
– …
– Вот и сегодня я провожала на вокзал одного из гостей, а на обратном пути воспользовалась этим трамваем. А то, что вы едете в «памятном трамвае», да к тому же один, – действительно странно.
– Ничего особенного, просто захотелось прокатиться. – Такитиро задумчиво склонил голову. – Тому виной, может быть, приятные воспоминания о прошлом и печальные мысли о сегодняшнем дне.
– В ваши ли годы печалиться? Поедемте с нами, хоть поглядите на симпатичных молоденьких гейш.
Такитиро и сам склонялся к тому, чтобы посетить Верхний квартал семи заведений.
В храме Китано хозяйка чайного домика сразу направилась к статуе Тэндзина, и Такитиро ничего не оставалось, как последовать за ней. Молилась она долго и самозабвенно. Девочка молча склонила голову перед божеством.
– Тий-тян, простись с господином, – сказала женщина, закончив молитву.
– Ага.
– Возвращайся домой, Тий-тян.
– Спасибо вам. – Девочка поклонилась и пошла. По мере того как она удалялась, ее походка становилась все более похожей на походку обычной школьницы.
– Кажется, девчонка пришлась вам по душе. Через два-три года мы ее пустим в дело. Не теряйте надежды… К тому времени она станет настоящей красавицей.
Такитиро промолчал. Уж если он здесь, неплохо бы прогуляться по обширному саду святилища, подумал он. Но было слишком жарко.
– Пожалуй, зайду к тебе передохнуть. Устал что-то.
– Буду рада, буду очень рада.
Когда они подошли к старенькому чайному домику, хозяйка поклонилась и сказала, как положено:
– Добро пожаловать, давненько вы не изволили посещать наше заведение, хотя слухи о вас доходили и до нашего скромного чайного домика.
– Хочу отдохнуть, прикажи принести подушки. И еще: пришли кого-нибудь поболтать – попокладистей! Только не из прежних знакомых.
Он стал уже задремывать, когда появилась молодая гейша. Она молча присела у изголовья, не решаясь нарушить тишину: гость был незнакомый и, судя по всему, с претензиями. Такитиро лежал тихо, не желая первым начать разговор. Чтобы привлечь внимание гостя, расшевелить его, гейша стала рассказывать, что работает здесь два года, что из всех гостей, какие у нее перебывали, ей понравились сорок семь.
– Столько же, сколько в пьесе о сорока семи самураях[83]. Среди них были и сорока-, и пятидесятилетние. Сама теперь удивляюсь. Надо мной даже подтрунивают: мол, как это можно стольких любить без взаимности?
Такитиро окончательно проснулся.
– А теперь?.. – спросил он.
– Теперь остался только один.
В комнату вошла хозяйка.
Гейше не больше двадцати, неужели она и вправду запомнила эту цифру «сорок семь» – ведь связи с гостями столь мимолетны, подумал Такитиро.
Тем временем гейша рассказала, как на третий день ее работы в заведении один малосимпатичный гость попросил проводить его в туалет и по пути стал грубо ее целовать. Она так разозлилась, что укусила его за язык.
– До крови? – спросил Такитиро.
– Да, кровь ручьем полилась. Гость разбушевался, потребовал денег на лечение. Я расплакалась. В общем, шум поднялся невообразимый. Гостя с трудом выпроводили. Теперь я даже имени его не помню.
– Так-так, – произнес Такитиро, разглядывая гейшу и представляя, как эта тоненькая, с покатыми плечами киотоская красавица впилась гостю в язык. В ту пору ей, наверное, было лет восемнадцать, не более.
– Ну-ка покажи зубы, – приказал Такитиро.
– Зубы? Мои зубы?! Разве вы их не видели, пока я говорила?
– Как следует покажи.
– Зачем? Это неприлично, – захихикала гейша. – Увольте, господин, ваши слова лишили меня дара речи.
Зубы гейши были мелкие и очень белые.
– Наверное, обломала зубы – пришлось вставлять новые? – пошутил Такитиро.
– Вот уж нет! Язык-то мягкий. Ой, что я говорю – это все вы виноваты, – воскликнула гейша и смущенно спряталась за спину хозяйки.
Поболтав с хозяйкой, Такитиро сказал:
– Уж раз я оказался в этих местах, не заглянуть ли и к Накадзато?
– И правда! Госпожа Накадзато будет рада принять такого гостя. Позвольте проводить вас. – Хозяйка вышла из комнаты. Наверное, слегка подкраситься перед зеркалом.
Внешне чайный домик Накадзато не претерпел особых перемен, но комната, где принимали гостей, была заново переоборудована и обставлена.
К их компании присоединилась еще одна гейша, и Такитиро пробыл у Накадзато до позднего вечера…
Когда Хидэо постучал в двери лавки, Такитиро еще не вернулся. Юноша сказал, что хотел бы повидать Тиэко, и та вышла к нему.
– Я принес обещанный эскиз. Помните, в праздник Гион говорил, что нарисую… – пробормотал Хидэо.
– Тиэко, – окликнула ее Сигэ, – пригласи гостя в дом.
– Сейчас.
Тиэко провела его в комнату, выходившую в сад. Хидэо развернул эскизы. Их было два. На одном – узор из цветов и листьев хризантемы. Форма листьев была изрядно стилизована, и не сразу можно было догадаться, что там изображено. На втором эскизе – красные кленовые листья.
– Чудесно! – воскликнула Тиэко, не в силах оторвать взгляд от эскизов.
– Я безмерно счастлив, что вам понравилось, – сказал Хидэо. – Какой из рисунков вам более по душе?
– Какой же выбрать? Пояс с хризантемами можно носить круглый год…
– В таком случае позвольте выткать пояс по этому рисунку?
Тиэко потупилась, лицо ее погрустнело.
– Оба рисунка хороши… – сказала она нерешительно. – А вы не могли бы выткать на поясе горы, поросшие криптомериями и красными соснами?
– Пояс с горами, поросшими криптомериями и красными соснами? Трудновато, но я подумаю. – Юноша с недоумением поглядел на Тиэко.
– Прошу прощения за мое своеволие, господин Хидэо.
– Почему, собственно, вы должны просить прощения?..
– Дело в том… – Тиэко запнулась, – дело в том, что тогда вечером в канун праздника Гион вы пообещали выткать пояс не мне. Вы приняли за меня другую.
Хидэо буквально лишился дара речи. Кровь отлила у него от лица. Он не мог поверить в услышанное. Ведь именно для Тиэко он создавал этот эскиз, вложив в него всю свою душу и