Ларец Зла - Мартин Лэнгфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проснувшись, Роберт направился в комнату, откуда доносились голоса Терри и Хораса. Терри с ожесточением вгрызалась в толстый сандвич, а Хорас прихлебывал воду из высокого стакана.
— Привет, соня! — весело поприветствовала его Терри. — Проголодался, надеюсь?
— Что тут происходит?
— У меня сейчас ленч. Взгляни на часы, лентяй! Уже давно полдень! Знаешь, сколько ты провалялся?
— Сколько?
— Только не падай — восемнадцать часов кряду!
Роберт с хрустом потянулся. Голова была на удивление свежая. Мышцы пружинили. Он опять чувствовал себя способным на великие дела.
Терри передала ему чашку горячего кофе, и он, с наслаждением пригубив ароматного напитка, в знак благодарности легонько коснулся ее плеча.
— У тебя горячая рука.
— Это от кофе.
— Нет-нет, это не от кофе.
Метаморфоза, произошедшая с Терри, поражала. Куда только девались панический страх и отчаяние?
— Мы с Хорасом много говорили, покаты спал. Он привел меня в чувство, заставил поверить в то, что еще ничего не потеряно.
Хорас тем временем принес Роберту свежую газету, а сам удалился на кухню.
Оказалось, что после того, как они покинули публичную библиотеку, около нее манифестанты провели свой митинг. Один из пикетчиков водрузил транспарант на каменного льва, полиция попыталась ему помешать, завязалась массовая драка, и нескольких возмутителей спокойствия арестовали. Подобные же беспорядки случились у Нулевого уровня и в некоторых других районах города.
Писали и о перестрелке, которая возникла между группой неизвестных лиц и полицией у въезда в туннель Линкольна. Какой-то въедливый журналист прознал о том, что Департамент внутренних расследований завел дело против одного из полицейских снайперов, якобы помогавший демонстрантам. Один из пикетчиков залез на мачту освещения, а когда слез оттуда, открылась стрельба.
Впрочем, ничего серьезного в Нью-Йорке за эти восемнадцать часов не произошло.
Хорас вернулся в комнату.
— Нам пора. Пока мы вместе и мастер-ключ при нас, Адаму и Йуну будет весьма затруднительно причинить нам вред. Как ты думаешь, Роберт, где нам искать следующий пункт? Его номер сто двадцать один. А вот и подсказка:
В небо воспари —Узришь ты град без края.Огонь и злато обрети,Трусость попирая.Твой телескоп на север обращен —Любовь спасешь или убьешь?И ты прощен.Союз иль расставанье?Духа пройди испытанье.
— И что теперь делать с этой подсказкой?
Роберт наконец очнулся.
— Если моя импровизированная карта не врет, значит, следующий пункт стоит искать где-то в районе Рокфеллер-центра и Радио-сити.
Хорас удовлетворенно кивнул:
— Ты прав. Поторопимся. Времени все меньше.
Роберт тоже это чувствовал. Еще немного — и все будет так или иначе решено. Ему казалось, что он готов к новым суровым испытаниям.
— Начнем оттуда, где мы вчера закончили, — объявил Хорас. — На том невидимом становом хребте Манхэттена, по которому ты до сих пор столь успешно продвигался, Роберт.
Они прошли в его кабинет. У дальней стены под стеклянным витринным колпаком был выставлен странный — в высоту человеческого роста — предмет, походивший издали то ли на мачту, то ли на сказочное чудовище.
— Если это положить плашмя, то будет здорово смахивать на древнеегипетский саркофаг с мумией, — пробормотал Роберт.
— Это модель башни, с помощью которой в старые времена регулировали движение транспорта вдоль Пятой авеню. Помнишь, я тебе рассказывал? Воистину это было красиво. Не то что современные светофоры. Подойди поближе, приглядись…
Роберт так и сделал, и вдруг на его лице отразилось изумление.
— Боже правый! Так это же змеи!
— Именно. Перед вами изображение легендарного кадуцея!
— Что-то мне это напоминает. Что-то связанное с событиями последних дней и переменами в моей жизни, — пробормотал Роберт. В голосе его слышалась растерянность.
— Мы столетиями сражаемся с Йуну за право контролировать Путь и использовать его по своему усмотрению, — проговорил Хорас. — Жезл, вокруг которого обвились две змеи, как раз и символизирует этот Путь, или Древо жизни, что, в общем, одно и то же. Кадуцей — магический жезл, которым был вооружен греческий бог Гермес, толкователь Божьего провидения, проводник в мир умерших и, по совместительству, покровитель границ и дорог.
Змеиные тела почему-то напомнили сейчас Роберту реку, которая текла под мостовыми Манхэттена. Он сразу вспомнил об индейцах, веривших, что под тем местом, где ныне тянется Пятая авеню, текла подземная река, в которой обитала гигантская змея Манетта.
— Какое отношение змеи имеют к изображению Пути?
— Змея — символическое отображение всех тех испытаний, через которые ты сейчас проходишь, — ответила за Хораса Терри. — Ты поднимаешься с каждым шагом все выше и выше. Сначала тебе открылись примитивные, низменные источники энергии — жажда убийства и совокупления, упоение ощущением собственного превосходства и власти над толпой. Затем ты постиг силу высшего порядка — способность сопереживать, творить, исцелять. Процесс твоего духовного развития отражается и на карте Манхэттена. Ты начал свой путь от часовни Святого Павла, побывал на Нулевом уровне, поднялся до Юнион-сквер и так далее. Теперь нам и впрямь стоит отправиться в район Радио-сити. Центральная хорда кадуцея — это твой Путь, а змеи — та сила, которую ты черпаешь во время его прохождения. Крылья наверху — символическое изображение конца Пути, та точка, достигнув которой, твой дух должен воспарить.
— А почему две змеи?
— Энергия — будь то энергия земли, воды, огня, воздуха, эфира или разума — имеет и обратную сторону, — сказал Хорас. — И не случайно на всем протяжении Пути змеиные тела переплетаются. Жажда убийства, которую ты почувствовал во время первого испытания, негативна и деструктивна по своей природе. Но ты обуздал ее и сделал первый важный шаг на своем Пути. Если бы тебе это не удалось, твой Путь был бы окончен в самом начале. Открывая в себе все новые источники энергии, ты обретаешь новую силу и преодолеваешь новые соблазны. Твоя задача — пройти весь Путь до конца, напитаться светлой стороной той силы, которая тебе дается, и обуздать темную сторону.
— Какому сумасшедшему пришло в голову делать дорожные знаки в виде кадуцея?
— Не забывай, что Гермес был покровителем дорог. Кстати, когда эти мачты снесли, их не сразу заменили современными светофорами. Поначалу замена была другой. Смотри.
Он подошел к столу, поднял с него статуэтку и продемонстрировал ее Роберту и Терри. Это была бронзовая фигурка, изображавшая человека, в левой руке которой было крылатое колесо.
— Меркурий?
— Да. Римский побратим Гермеса.
Уже уходя из кабинета, Роберт обратил внимание на многочисленные фотографии на стенах, на которых был изображен он сам, а также Адам и Кэтрин в разные периоды жизни. Он вопросительно посмотрел на Хораса. Тот усмехнулся:
— Я же говорил тебе, что наблюдал за вами троими на протяжении многих лет. Я ваш Сторож. Адам и Кэтрин здорово помогли мне. Не будь их, ты никогда не получил бы счастливой возможности вступить на свой Путь.
Пока они ждали такси, Роберт сверился с направлением стрелки на экранчике телефона. Она показывала на юго-восток. До места назначения было не более двух миль.
По пути они вновь заехали в публичную библиотеку. Хорас прямиком отвел их в зал газетной периодики. На сей раз их никто не встречал. Стены в зале были обиты филенкой и увешаны картинами, изображавшими штаб-квартиры крупнейших и старейших в Нью-Йорке средств массовой информации и издательских домов. Роберт залюбовался особняком издательства «Макгроу-Хилл», башней «Нью-Йорк таймс» на Таймс-сквер, Газетным рядом напротив Сити-Холл-парка.
— Присмотрись к этим картинам, — сказал ему Хорас. — Не торопись.
Они с Терри сидели за одним из пустующих столов и молча наблюдали за ним. Спустя несколько минут Роберт спросил Хораса:
— В чем состоит мое седьмое испытание?
— Скажу лишь, что если ты его успешно пройдешь, это подарит тебе небольшой шанс — подчеркиваю, небольшой — остановить Йуну и не допустить взрыва Марифата. А если не пройдешь, наше общее дело можно будет считать гарантированно проигранным. Испытание духа — это проверка твоего умения прощать, любить, жертвовать собой во имя божественного. Ты пройдешь это испытание, если докажешь на словах и на деле, что всецело отдался во власть Пути, которым следуешь; если докажешь, что в тебе нет ни сомнений, ни страха, что тебя переполняет любовь, — ответил Хорас. — А не докажешь… Что ж, в этом случае мы все погибнем.