Самосожжение - Юрий Антропов

Адам встрепенулся:

— Копирайт. Юрий Архипов. «Макс Фриш в поисках утраченного единства». Москва. СССР.

— Макс Фриш?! — встрепенулся и Мээн. — Тоже стоит на полке…

— А этот писатель — макулатурный?

— По списку, по списку!..

И Гею показалось, что Мээн сказал: «Поспи! Поспи!..» и его безудержно стало клонить ко сну, романное действие, то есть действие жизни, явно пробуксовывало, его сбой можно было объяснить разве что хаосом самого приема, ну и так далее.

— Но если говорить о проблеме идентичности, — Адам снова обвел взглядом тех, кто его окружал, — то надо бы упомянуть Федора Достоевского. Еще он отметил в своих романах эти явления.

— Увы, не он первый! — сказал Гей. — Эти явления были зафиксированы в трактатах датского философа Кьеркегора.

— Киркегор, — сказал Адам, — придал подмеченной им драме отчуждения в душе человека универсальные черты, прослеженные вплоть до Сократа…

Маски были словно в гипнозе.

— Собственно, чему тут удивляться? — Мээн слегка расслабился. — На месте Киркегора я проследил бы этот процесс вплоть до пещерного человека. Разумеется, не на нашей территории… Проработал бы этот вопрос. Если бы не текучка. Заела, проклятая! То одно, то другое… Вчера, к примеру, я был директором перерабатывающего завода на Комбинате Бээна, а сегодня, например, я уже управляющий отделением совхоза… Диалектика жизни! — Мээн хохотнул, а Гею показалось, что он хотел сказать нечто другое.

— Какого совхоза, Матвей Николаевич? При чем здесь совхоз? Вы же горняк по профессии!

— Так ведь я к примеру… — Мээн отвел взгляд, и Гей подумал, что Бээн и в цехе не стал долго держать Мээна, такие дела.

Но эта часть разговора только их двоих волновала, и маски опять зашевелились, загомонили, и Адам продолжал:

— Вообще-то Сократ Сократом, но я бы отметил, что в массовых размерах тревожная фиксация разрушения личности началась еще в начале века… Расслоение личности на маски… расслоение неизбежное, если личность хотела выжить, приспособиться… Провозвестник безудержной мимикрии Анатоль Шницлер…

— Толя Шницель! Он тоже на полке!..

— Как и такие корифеи проблемы идентичности, как Гэ Эйзенрейх, Рэ Хоххут, Томас Манн, а также Франц Кафка.

— Ё-моё! Не поверите, все эти ребята стоят на полках если не у меня, то у Бээна! Читающий народ, тэ сэзэть…

— Кстати, насчет Кафки… — сказал Гей.

Адам встрепенулся:

— Кстати, насчет Кафки!.. Сбой перфоленты. Пошла не та информация…

Мээн озадаченно умолк, открыв рот, глаза его остекленели. Происходила перемотка перфоленты. Маски притихли.

Адам вяло улыбнулся и сказал со вздохом:

— В массовых размерах тревожная фиксация разрушения личности началась еще в начале века. Это я уже говорил… Еще в тот период у нее было два аспекта. Во-первых, редукция индивидуума, сведение до уровня ничего не значащей и безгласной пылинки, одержимой и мучимой страхами за физическое бытие и за сохранность индивидуальной свободы. Этот аспект в рамках немецкоязычной литературы ярче всех выразил Франц Кафка.

— Это другое дело! — воскликнул Гей.

— Копирайт, — сказал Адам. — Юрий Архипов. Ну и так далее.

— Молодец, Юра! — сказал Мээн. — Даже иностранный Адам тебя процитировал! Сами допетрить не могут… Может, и Кафка не понимал, чего он выражает, какой такой аспект, — неожиданно вывел Мээн и как бы слегка испугался смелой этой мысли, нечаянно выпорхнувшей из его светлой головы, и выжидательно посмотрел на Гея.

Тот, любя Мээна, промолчал. Только болезненно поморщился и обвел взглядом гостей Алины. Тревога напрасной была, все отличались хорошим воспитанием, а может, еще и образованием, и каждый сделал вид, что слов Мээна даже в природе не было. Впрочем, вовсе не исключено, что все были поражены глубиной образования Мээна — и теперь, сосредоточившись, пытались понять, в чем же сущность этой глубины.

Мээн вдохновился.

— Или, к примеру, взять Мулярчика, — сказал он.

— Кого, кого?

— Извиняюсь… — Мээн поспешно достал из внутреннего кармана пиджака журнал «Иностранная литература», ловко раскрыл его на нужной странице. — Джозеф Хеллер то есть, не Мулярчик! Американский писатель. В этом журнале роман его напечатали. Называется «Что-то случилось». Но этот Хеллер, может, и сам не понял, что же случилось, а наш Мулярчик все объяснил…

— Джозефу Хеллеру?

— Всем, кто грамотный! Вот, послушайте. — Мээн стал читать: — «Одна из наиболее унизительных и быстропрогрессирующих болезней нашего века — обезличивание, утрата человеком, вначале в восприятии окружающих, а потом и в своем собственном, веры в высокое назначение и уникальность своей личности». — Мээн сделал паузу и вздохнул, выражая этим вздохом всю глубину огорчения, осуждения, ну и так далее. — Во до чего докатились…

— Кто?

Мээн кивнул на экран телевизора:

— Вот эти! Так называемые маски.

— Вполне очевидная ошибка методологии… — буркнул Гей.

— Которые от мерзостей капиталистического мироустройства! — сказал Мээн с искренним пафосом и посмотрел на Гея.

— Yes, o, yes!.. — буркнул Гей.

— Но только ли от этих мерзостей? — долдонила свое Шепелева, ветеран социологов из Дедова.

— Хватит нотаций! — крикнула какая-то маска. — Нечего нам прополаскивать мозги! Мы живем в свободной стране, что хотим, то и делаем, и никто нам не указ! Между прочим… — Это маска вдруг подступила близко к Адаму. — Думаю, где я эту физиономию видела… Ты же вчера сгорел! На площади. Перед камерой телевидения. А?! Какого черта ты здесь разыгрываешь роль докатастрофического человека, если в твоей судьбе все катастрофы уже случились?!

Маски снова оживились.

— А и правда похож…

— Это он!

— В самом деле…

Адам не на шутку испугался.

— Я не сгорел!.. — И он поискал взглядом Еву.

Увы, не было рядом Евы.

Впрочем, как и газетчика. Того самого, который был похож на сутенера.

— Я не сгорел… — повторил Адам шепотом, отступая, как если бы его должны были схватить сейчас и бросить в костер. — Но, пожалуй, напрасно… — И вдруг он сказал, будто процитировал кого-то: — ВСЯКОЕ ДЕЛО, ЕСЛИ ОНО НЕ НАПРАВЛЕНО ПРОТИВ УГРОЗЫ ВНУТРИВИДОВОЙ БОРЬБЫ В СЕМЬЯХ, БЕССМЫСЛЕННО, БЕЗОТВЕТСТВЕННО, и так далее и тому подобное.

Кто-то весело крикнул:

— Гигантская мысль! Спиши мне в альбом!

Они засмеялись.

Мээн сказал досадливо, как бы жалея сейчас Адама:

— Насчет видовой — это он зря…

— Ошибка методологии?

Какая-то маска, которую Гей мог бы принять за продавца комиссионного магазина, спросила с большим чувством: