Древо человеческое - Патрик Уайт

Но женщина слабо и недоверчиво улыбнулась и покачала головой. Она была не только молчалива, но очень бела лицом, так как перед тем, как выйти на веранду, рассеянно и неумело напудрилась, и слой пудры еще больше подчеркивал ее отсутствующий вид, вернее, придавал ее лицу почти роковую отчужденность и бесстрастие, как у статуй в общественных местах. К тому же, сидя боком на жестком стуле, она казалась огромной.

Коммивояжер, уже готовый оборвать разговор на полуслове, вдруг опустился на одно колено.

– Знаете, попытка не пытка, – сказал он. – Вы хоть посмотрите, это же денег не стоит.

Коммивояжер был обескуражен, но все же у него осталось главное его оружие – наглость.

Большая белая женщина тихо смеялась над его развязностью и глядела вниз, на его руки. Он начал вытаскивать из одного чемодана куски материи.

– Просто поглядите несколько образцов. В машине у меня еще много других. Французских! Вот приятный рисунок, – сказал он. – Такой неброский. Нравится дамам со скромным вкусом. Но заметьте – изысканный. Вот еще симпатичный отрез. Красота! Яркий, но не кричащий. Или вот этот. Будет носиться всю жизнь. Но не надоест, потому что в глаза не бросается. Зеленый цвет носите? Дамочки бывают суеверные. Могу вам показать пояс к такому платью. Недорогой и со вкусом. Очень оригинальный. И пуговицы в тон. Ручная работа. А розовый? Очень нравится девушкам, сразу расхватывают. Но это не значит, что у меня его больше нету. Желаете розовый – пожалуйста, будет розовый. Главное – не торопитесь, мадам. Смотрите себе на здоровье. Выбирать надо спокойно, я всегда это говорю. У нас целый день в запасе.

Один за другим он вытаскивал из чемоданов отрезы, и, накидав на веранду, к ногам женщины целую кучу мягких разноцветных змей, он отвернулся и стал разглядывать трех кур, которые появились из-за угла дома, поскребли дорожку и, уставив глаза в одну точку, важно зашагали вокруг высохшего розмарина, не обращая на гостя никакого внимания. От нечего делать ему пришлось закурить сигарету из жестяного «под серебро» портсигара с надписью, по какому-то случаю подаренного ему приятелями много лет назад. Он поглядел на тыквы, уложенные рядами на крыше сарая. Глубоко затянулся сигаретой. Все, что было в саду и на окружавших его пастбищах, покрытых омертвелой травой, в ту минуту казалось ему неправдоподобным. Названий растений он не знал, и развлечься ему было решительно нечем. Он только и мог, что курить свою тоненькую едкую сигарету.

А женщина, окруженная этой красочной данью, перебирала пальцами ткани, тщетно пытаясь вызвать в себе интерес к ним, и наконец сказала:

– Извините. У меня все есть. Мне ничего не надо.

– Везет же некоторым, – сказал мужчина не сердито, но на грани раздражения.

Он принялся расправлять и складывать отрезы, пока не осталось только защелкнуть замочки чемоданов. Все было уложено. Женщина не отрываясь смотрела на его руки с табачными пятнами на пальцах. Мужчина был рыжеват. Рыжина в волосах и красноватая кожа. Какой противный, подумала она. Уже оброс жирком. Если б не бриллиантин, волосы его торчали бы щетиной. Но она не отрывала глаз от его ловких, как у фокусника, рук. Ее завораживала гладкая сигарета, из которой вился дымок.

Потом мужчина отпихнул от себя чемоданы, будто вдруг исполнился презрением к сложной технике своей скользкой жизни.

– Фу, – произнес он. – Ну и сушь тут у вас. – Шляпа его съехала на затылок, и голова стала казаться оголенной и жалкой.

– За те годы, что мы здесь, чего только нам не пришлось пережить, – сказала она, оглядываясь вокруг. – Наводнения, пожары, засухи. Но мы никогда не голодали.

– Чем вы это объясняете? – спросил он равнодушно.

Он стоял, упершись руками в бока, коренастый, довольно тучный, и она почувствовала, что доверять ему не следует. Вспомнив о муже – а она никогда не могла надолго оторваться от мыслей о нем, – Эми сказала:

– Мой муж верит в бога. По крайней мере мне так кажется. Мы никогда об этом не говорили.

– А, – произнес мужчина.

Женщина стояла на веранде и смотрела на него сверху вниз. Она подумала о чем-то своем, но мужчина заподозрил, что она хочет разгадать его мысли. Ну и пусть себе разгадывает. Он сжал челюсти и поиграл желваками. Она, должно быть, уже в том самом возрасте, мудреная бабенка, но безобидная.

– А вы верующая? – спросил он.

– Не знаю, – ответила она. – Не знаю, во что я верю. Пока что – не знаю.

– А я вообще как-то не думал об этом, – сказал мужчина.

Он сплюнул в кусты, но сейчас же спохватился, прилично ли это. Однако женщина и глазом не моргнула. Она была безмятежна. Никаких признаков недовольства не последовало, тишину нарушало только жужжание насекомых, роившихся под карнизом крыши, где темным комом прилепились соты.

Женщина тоже прислушивалась. Жужжание перешло в пульсирующий гул.

– У вас стаканчика воды не найдется? – спросил наконец мужчина, чувствуя, что его барабанные перепонки вот-вот лопнут. – Пить хочу до смерти.

– Найдется, – ответила она после некоторого колебания, подняв глаза, и улыбнулась, не разжимая губ.

Тронутая, наверно, подумал он, но бабенка интересная, еще сохранилась.

Вслед за ней он пошел по дому, сквозь интимную тишину и тиканье часов. Его франтоватые ботинки тяжело ступали по запыленному линолеуму. На каучуковых подошвах чуть поскрипывал песок. И везде раскрывался перед ним сумрак обжитого дома, обдавая еле уловимыми запахами жизни, запахами мебели и домашней утвари. Он вдруг подумал, что никогда еще не проникался так глубоко ощущением человеческого жилья, и меньше всего в своей пустой каморке, куда вообще входил редко, а войдя, тотчас же включал радио.

Женщина, идя вперед, чувствовала за спиной присутствие этого чужого человека в дорогом костюме. В полумраке коридора он казался массивным, и шаги его сопровождались множеством звуков – грузным шлепаньем каучука, басистым покашливанием и теми банальными словами, которых не может избежать ни один человек, обладающий даром речи. С тревогой и радостным волнением она раскрывала ему секреты своего дома, но все время сознавала, что он ей противен, противны эта красноватая кожа и эти рыжие волосы. И какие-то бесстыдные пальцы с табачными пятнами.

Они вошли в кухню, в ее сравнительно большую и просторную старую кухню. Простую, но удобную мебель приятно было трогать руками. И мужчина, как бы случайно, уперся костяшками пальцев в широкий, видавший виды стол, ожидая, пока женщина даст ему стакан воды, а она это сделала быстро, налив воду из брезентового мешка.

– Ох! – воскликнул он, откинув голову и вытянув шею, готовясь сострить. – Ну и напиток, прямо в ноги шибает.

Вода в стакане дрожала, и он пытался скрыть это. Потому что творилось нечто странное. Куда-то нас заносит, понял он, глядя в прозрачные глаза женщины. Ее гладкое тело подалось назад и дрожало, как эта бесцветная вода в стакане.

Он выпил стакан до дна, вода была прохладная. Великая чистота жажды и утоления вытеснила из кухни все остальное.

– Мне так хотелось, чтоб у нас был родник, как у соседей по нашей дороге, – заговорила Эми Паркер, выйдя из состояния транса, в котором она жила, очевидно, уже много лет, и слова полились у нее легко и свободно, поблескивая, как вода. – Видно, как вода пробивается из-под земли. Зачерпнешь рукой, а она прозрачная такая, ни водорослей, ничего. Надо всегда найти родник, а потом уж строить дом. Вода из чана – совсем не то.

Она даже запыхалась от быстрых слов и подошла к столу взять стакан. Слова помогли ей набраться смелости и преодолеть связанность движений.

– Да, – нетвердо сказал мужчина. – Нет ничего лучше холодной родниковой воды.

Он увидел, что она почти одного с ним роста.

Она заметила поры на его красноватой коже, которая надолго станет ее мучением.

Внезапно они кинулись друг к другу. Зубы стукнулись о зубы. Руки переплелись.

– А-а-х… – задыхаясь, крикнула женщина, Эми Паркер, когда она вспомнила имя, которое не могла вырвать из памяти. Она, наверно, еще смогла бы справиться с собой, но только на мгновение, перед тем как ринуться в пропасть.

– Что на нас нашло? – тяжело дыша, спросил полный мужчина, нисколько не нуждаясь в ответе.

Приникнув к телу женщины, он вернулся в свое отрочество, из которого когда-то исчезла поэзия и опять исчезнет навсегда.

Эми взяла мужчину за руку. Для каждого ощущение пальцев другого было неожиданным. Сейчас их обоих покинула воля, и они одинаково дрожали в прохладных комнатах. Но как только, сбросив одежду, они открыли свою наготу, в них вспыхнул огонь, и чем бы это ни кончилось, им предстояло гореть в его пламени, пока оно не иссякнет.

Они подошли к той честной кровати, где Эми Паркер спала почти всю свою жизнь. Перед ней все время маячили предметы, которые она сама своими руками отдавала на сожженье. Она закрыла глаза. Мужчина дарил ее телу восхитительные мгновения утоляемой страсти. Но когда она притянула к себе его голову в жажде слиться со всем его существом, она только ушибла губы о лобную кость. Это была голова ее мужа.