Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна - Том Бауэр

Ещё четыре года назад Жан Тодт в последний момент снял свою кандидатуру с выборов президента ФИА. Тогда они договорились, что Мосли останется ещё на один срок, а в 2009 году передаст полномочия Тодту. У француза испортились отношения с Монтеземоло, и он был готов переехать в Париж.

— Команды Тодта не поддержат, — сказал Экклстоун.

Его пугала склонность француза к бюрократизму и, главное, тот факт, что ФИА возглавит человек, на которого он не сможет никак влиять.

— Команды в выборах не участвуют, — многозначительно заметил Мосли.

Он знал, что Экклстоун ненавидит любые перемены и рассчитывает сохранить своё влияние, а потому поддерживает Мишеля Боэри — устроителя Гран-при Монако. По его словам, Монтеземоло тоже против кандидатуры Тодта. Услышав об этом, сам француз очень удивился, поскольку проработал с Монтеземоло шестнадцать лет, и тот обещал ему свою поддержку. «Сегодня он говорит: „Ты мой лучший друг“, — злился Тодт, которому Экклстоун как раз предложил важный пост в управлении „Формулы-1“, — а завтра уже выступает против. Я ему больше не верю».

Монтеземоло заявил, что не согласен с кандидатурой Боэри, и лишь тогда Экклстоуну пришлось уступить и нехотя признать, что сорок лет сотрудничества подошли к концу. «Я поддерживаю Жана», — сказал он, когда понял, что противиться бесполезно. Монтеземоло полетел в Париж принимать официальную отставку Мосли и улаживать все формальности.

— Ты знаешь, что я еврей? — спросил Тодт у Мосли.

— Конечно, — ответил тот, разом отметая все подозрения в антисемитизме.

Маккензи вздохнул спокойно. В субботу вечером он поверил: в «Формуле-1» наконец-то воцарился мир.

Зная, что на смену Мосли придёт его бывший подчинённый Тодт и что позиции Экклстоуна значительно ослабли, Монтеземоло вышел из офиса ФИА на площадь Согласия и направился прямо к корреспондентам итальянского телевидения. До этого момента за него всегда говорил Бриаторе, но теперь можно было уже не сдерживаться.

— Я сверг диктатора! — заявил Монтеземоло.

Его слова немедленно передали Мосли. Конечно же, он был диктатором. Кому ещё управлять автоспортом? Он как-то говорил Экклстоуну: «Люди слушаются только диктаторов».

И всё же злорадство Монтеземоло оскорбило раненого визиря. Он долгие годы помогал «Феррари», а недоброжелатели твердили, что Шумахер обязан двумя своими чемпионскими титулами именно благосклонности Мосли. Теперь же Монтеземоло отплатил ему чёрной неблагодарностью.

«Я никуда не уйду, — заявил он Экклстоуну. — Мне плевать. Если эти ублюдки хотят драки — пожалуйста, я готов. Я выставлю свою кандидатуру на следующий срок и выиграю. Пущу ко дну и Флавио, и Луку».

В отместку он моментально дал интервью той же самой итальянской телекомпании. «Лука просто bella figura{28}, — усмехнулся Мосли, намекая, что Монтеземоло всего лишь марионетка, — в Италии его никто и в грош не ставит».

Экклстоун подумал было, что его друг совсем утратил связь с реальностью, но тут в субботу, 4 июля, карты вновь смешались.

За несколько недель до этого известная политическая журналистка из «Таймс» Рейчел Сильвестр обратилась к Экклстоуну с просьбой об интервью, причём без особого повода — просто он показался ей вполне подходящим персонажем для традиционной субботней рубрики. У Экклстоуна не было пресс-секретаря, и Сильвестр названивала секретарше, пока тот наконец не согласился. Интервью в «газете для элиты», да ещё и с учётом его хороших отношений с шефом раздела автоспорта Эдом Горманом, выглядело отличной возможностью продемонстрировать свой по-прежнему высокий авторитет в «Формуле-1». Экклстоун, как обычно, не стал ни у кого просить совета. Его недоброжелатели потом скажут, что он отбросил свою всегдашнюю скрытность из любви к славе.

Сильвестр приехала на Принсес-Гейт в компании другой маститой журналистки — Элис Томпсон. Обе они были очень умны, привлекательны, но ни разу в жизни не посещали гонку «Формулы-1». Они не знали, что «королевские автогонки» раздирает убийственная распря, а Экклстоуну, пережившему четыре смены владельцев, предстоит уже в который раз доказывать свою состоятельность. Их просто интересовал семидесятивосьмилетний миллиардер, стоящий во главе второй по прибыльности спортивной отрасли всего мира.

К тому моменту Экклстоун уже раздал бесчисленное множество интервью. Он был всё тем же необразованным торговцем подержанными автомобилями, который в жизни не прочёл ни одной книги, а о событиях в мире судил по статьям в «Дейли экспресс» и популярным документальным фильмам. Впрочем, понимая, что его таинственность может кого-то раздражать, Экклстоун решил обезоружить посетительниц собственным обаянием. Журналистки были молодые, симпатичные, и он их попросту недооценил.

Тому, кто попадал в его кабинет на первом этаже, сложно было остаться равнодушным. Кожаная мебель; большой ухоженный сад за окном; броские сувениры и фотографии с королевой Англии, Нельсоном Манделой, Пеле и Фанхио — шестидесятилетняя карьера хозяина выдалась исключительной. Имелся там и шлем. Как объяснял гостям Экклстоун: «Я ведь работаю пожарным».

У себя в кабинете Экклстоун был не прочь поговорить о разных вещах, в том числе о политике. Он заявил журналисткам, что успехи «Формулы-1» были бы немыслимы без его диктатуры. Он критиковал вторжения в Ирак и Афганистан, скептически относился к западному миру: «Кстати, о демократии — она ведь не принесла особой радости очень многим странам, в том числе и нашей». Он вполне закономерно восхищался сильными политическими фигурами вроде Маргарет Тэтчер, которая «принимала решения быстро и всегда добивалась результата», и не любил «Гордона с Тони — они пытаются угодить всем одновременно». Развивая эту тему, он объяснил, что предпочитает быстрые решения долгим консультациям. Макс Мосли, по его мнению, стал бы отличным премьер-министром и «справился бы просто блестяще». Это оригинальное суждение он подкрепил словами поддержки в адрес писателя Джеффри Арчера, который как раз отбывал срок за лжесвидетельство — его Берни прочил в мэры Лондона.

Поскольку Экклстоун не жалел ярких фраз и явно предпочитал демократии диктатуру, его попросили назвать своего «любимого диктатора». Немного подумав, он ответил: «Как бы ужасно это ни звучало, мне кажется, Гитлера отвлекли и заставили заниматься тем, чего он сам ни за что бы не сделал. В остальном же он, надо признать, замечательно управлял большой страной и добивался достойных результатов». Он продолжал: «В конце концов он запутался, так что особенно уж хорошим диктатором Гитлер не был. Либо он знал, что творится, и поддерживал это, либо просто плыл по течению — в любом случае его нельзя назвать диктатором».

Журналистки ушли, довольные очень ярким интервью. Они прекрасно понимали, насколько спорными выглядят высказывания Экклстоуна. Тот даже не подозревал, что сам просунул голову в петлю.

Бессвязные мысли о Гитлере и диктатуре, несомненно, отражали идеи Экклстоуна об эффективном управлении. Его деспотизм, хитроумие и умение воспользоваться слабостью оппонента привели «Формулу-1» к успеху. Однако, развивая свою мысль, он чересчур уж сочувствовал этому злодею и убийце. Хуже того, он повторял аргументы неонацистов, что, мол, Гитлер не знал о творящихся от его имени злодеяниях.

Наверное, его высказывания можно было списать на нервозность. Экклстоун видел, что гостьи совершенно не интересуются «Формулой-1», и решил заинтересовать их громкими заявлениями. Столь искажённое понимание истории объясняется обычным невежеством. Все его знания по поводу Третьего рейха были почерпнуты из голливудских фильмов, и Экклстоун искренне полагал, что фюрер твёрдой рукой спас страну от банкротства, отстроил экономику Германии и вернул её народу веру в себя — совсем как Тэтчер. В понимании Экклстоуна, ничего особенно страшного не происходило до сентября 1939 года, когда бомбардировщики Люфтваффе завыли в небе над его домом в Дартфорде. Как говорили друзья, он просто не понимал, что такое нацизм, не знал, что немецкая государственная машина истребляла собственный народ с 1933 года, а Гитлер ещё до войны строил концентрационные лагеря и наполнял их невинными людьми.

К счастью для Экклстоуна, никто не знал про один из экспонатов его личной коллекции винтажных автомобилей в Биггин-Хилл — отполированный до блеска лимузин «Лянча-астура» с открытым верхом. В нём Гитлер и Муссолини вместе ехали по Риму перед подписанием «Стального пакта». Фотографии этого события в больших рамах стояли тут же, рядом с машиной. Муссолини преподнёс этот лимузин в подарок Гитлеру.

Однако субботним утром пробелы в образовании Экклстоуна никого не волновали. Он предстал перед публикой антисемитом, который восхищается Гитлером.

Уже с первыми лучами солнца он понял свою ошибку. Сенсационные высказывания цитировали по телевидению и радио. Мнение большинства выразил Мартин Соррелл из правления «Си-ви-си», который назвал откровения Экклстоуна «омерзительными». Ему вторил глава BMW Марио Тайссен. Соррелл сообщил «Дейли мейл», что Экклстоун будет уволен ещё до начала следующей гонки, которая, по странному совпадению, должна была пройти в Нюрнберге.