Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

Я отваживаюсь долго – то набирая, то удаляя текст, прогоняя смущение улыбкой, вновь сомневаясь и тут же ругая себя за трусость. И все же пишу: «Спасибо!» и даже добавляю веселый смайлик с подписью: «Это я». С надеждой жду ответ, и только вечером, когда общежитие засыпает, свет гаснет, а тонкий серп месяца разрезает рваные облака… когда я, закрыв ноутбук и забравшись с ногами под одеяло касаюсь наконец холодной щекой подушки, ты присылаешь короткое «Да, смайлик, ты», позволив мне наконец счастливо закрыть глаза.

Экзамен Игнатьеву сдан на тройку, и мне очень хочется верить, что оценка, пусть невысокая, заслужена честно. Ребята вновь собираются в клуб, приглашают присоединиться, Рябуха сыплет анекдотами, зажимает Петрову и обещает исполнить с девушкой в клубе грязные танцы, но я отказываюсь, сбегаю в общежитие и самостоятельно, день за днем упорно штурмую термодинамику, готовясь к экзамену. Хотя кому я вру? С нетерпением ожидая встречи с Ильей.

Я скучаю по нему, скучаю, и ничего не могу с собой поделать. Понимаю, что не должна, что так тосковать по парню неправильно, что ничем хорошим для меня влюбленность в Люкова не закончится, что у него таких девчонок, как я, дюжина и еще пучок… и все равно дни до шестого января тянутся невыносимо медленно, а каждый вечер, засыпая, я вспоминаю его тепло рядом с собой и голос. И когда оно все-таки наступает, когда первые осторожные солнечные лучи проникают сквозь тонкие шторы в комнату, я вскакиваю с постели и приникаю к окну, желая разделить с солнцем радость начавшегося дня.

– Женька, а давай с нами вечером в парк махнешь, скучно же одной! – предлагает соседка Лиля, помешивая длинной ложкой суп на плите в общей кухне и выдыхая сигаретный дым в сторону приоткрытой форточки. – Сначала посидим как люди за столом, а потом на елку! Я тебя с ребятами познакомлю из химико-технологического, думаю, будет весело. Опять же, Настьке кавалера найдем, а то никак у подруги с любовью не срастется. А может, и тебе. Ну, так как? Или у тебя планы?

Я достаю из духового шкафа румяные пряники и обмазываю их нежной глазурью. Выкладываю выпечку аккуратно на большой поднос, присыпая корицей.

– Мясо я замариновала – поставишь тушиться на огонь часа в два, с салатами сами справитесь. Да! Смотри пряникам дай хорошенько остыть, не то глазурь смажется! Не знаю, как получится с парком, Лиль, думаю, вернусь в общежитие часам к восьми, не раньше, так что вы вряд ли меня дождетесь. Но, если что, я перезвоню и найду вас, хорошо?

– Как знаешь, Жень, – передергивает плечами девушка, закрывая форточку. Скрестив на груди руки, закатывает глаза. – И вся-то ты в тайнах, Воробышек, в планах переменчивых. И раньше разговорчивой не была, а теперь и вовсе скрытной стала. Даже Крюкова отметила.

– Почему это? – я удивляюсь, вытирая руки о кухонное полотенце и выключая плиту. Кидаю быстрый взгляд на старенькие настенные часы, где маленькая стрелка медленно приближается к одиннадцатичасовой отметке. Интересно, если я приду к Люкову к двенадцати, не будет ли это слишком рано? Хотя мне еще приготовить и убраться надо. Да и в магазин забежать – очень хочется для Ильи сюрприз сделать, пусть и не оригинальный в рождественский вечер, но все же. – Не выдумывай, Лиль, – поворачиваюсь к девушке. – Скажешь тоже! Такая же, как всегда.

– Не знаю, не знаю, – вздыхает соседка. – Сейчас убегаешь от нас не пойми куда, в Новый год домой сорвалась, никому ничего не сказав… Хорошо хоть перезвонить догадалась из своего Гордеевска, а то мы тут с Танькой обыскались тебя. Как думаешь, Жень? Можно снимать или еще подержать? – спрашивает девушка, показывая пальцем на забранные в бигуди короткие волосы. – Вдруг стану кудрявой, как овца? Объясняй потом парням, что это красота неземная, – засмеют ведь. Мало им блеющей Настьки, не способной в мужском обществе внятно связать двух слов, так еще и я, соответствующая образу, так сказать.

– Снимай! – разрешаю я. – Пусть только попробуют посмеяться, Лиль! Вы с Настей у нас красавицы. Только воском после пройдись по концам, а то распушатся, – советую девушке и оставив ее продолжать в кухне праздничную готовку, убегаю в комнату, чтобы наконец одеться в привычный серый свитер, джинсы, закрутить волосы на макушке в луковичку, натянуть шапку, шарф, и, прихватив сумку, вылететь в день неприметной девчонкой. Не способной вызвать к себе у парней, подобных Люкову, интерес.

Вот и хорошо! Пусть! В конце концов, мне об экзамене думать надо. И о приличной зачетке. А не о колючих глазах!

Домовой сидит на дереве у знакомого дома на набережной застывшим рыжим пятном, дожидаясь хозяина. Упакованная в коробку пластиковая елка с игрушками в одной руке и утка с фруктами в другой заметно оттягивают руки, но я, уже ступив на крыльцо подъезда, все равно возвращаюсь к зимнему клену и зову кота:

– Эй, Домовой, узнаешь? Пошли, что ли!

Поспешно отступаю в сторону, когда он послушно слетает с ветки и мышью прошмыгивает возле моих ног и мимо припаркованных у тротуара машин к подъезду, оглашая улицу тоскливым мяуканьем. Пересекаю аллейку, прижимая елку к груди, готовясь открыть кодовый ключ входной двери и вдруг испуганно вздрагиваю, среагировав на громкий хлопок дверцы незнакомого темного автомобиля, неожиданно раздавшийся возле меня. Прозвучавший так яростно, словно человек за тонированным стеклом еле сдержал злость, внезапно передумав выходить.

Не оборачиваясь, чтобы не стать участником чьей-то ссоры, я взбегаю на крыльцо и исчезаю в доме, желая поскорее очутиться в надежной квартире Люкова.

– Здравствуйте, – здороваюсь с выглянувшей мне навстречу из-за дверей своей квартиры Семеновной и несмело улыбаюсь женщине, раздумывая, что бы такого вежливого сказать на ее вопрошающе-недовольный взгляд, остановившийся на мне. – Это снова я.

– Вижу, что ты. Надо же, задержалась, кто бы мог подумать!

– Да, как видите, – качаю я головой, вставляя ключ в замочную скважину.

– И девок не водит. Совсем.

– Хм…

– И ключи, смотрю, у тебя хозяйские.

– Послушайте, как вас там – Семеновна, кажется…

– Иди домой, Мусик! Немедленно! – неожиданно взывает пожилая женщина к Домовому, в нетерпении пристроившемуся у моих ног, и даже высовывает на площадку ногу в растоптанном домашнем шлепанце. – Между прочим, дорогуша, это мой кот! – заявляет категорично, уткнув кулак в бок, но я ныряю с котом в квартиру, щелкаю замком и с радостью показываю закрытой двери язык:

– Му-усик… Фу! До чего же эта Яга Семеновна противная!

– Мя-яу! – обреченно подтверждает Домовой и нагло шлепает мокрыми лапами в сторону кухни, оставив меня глупо улыбаться тишине знакомого дома.

Здравствуй, мир Люкова, это я!

Раздевшись и накормив кота, я обхожу квартиру, дотрагиваясь до стен, и принимаюсь за уборку с готовкой, получая удовольствие уже от того, что просто нахожусь здесь. Чувствуя кожей ментальное присутствие парня и отметая мысли, что это, быть может, странно и неправильно – ощущать чужой дом своим.

Холодильник полон, как и обещал Илья. Да так плотно полон, что в нем, пожалуй, хватит продуктов накормить целую дюжину крепких парней! А прямо передо мной на нижней полке стоят большой и белоснежный, в шоколадной крошке торт и коробка дорогих швейцарских конфет.

– Ну надо же! – удивляюсь я такому размаху хозяйской щедрости. – А еще говорил, что никого не ждет.

На миг щемящая грусть, сродни ревности, забирается в сердце, но я решительно отметаю ее прочь глубоким вздохом: разве я вправе решать, что волен покупать Илья и кого ожидать в гости? Правильно, не вправе. Зато вправе, раз уж я здесь, привнести от себя в его дом немного чистоты и уюта. А может, даже праздничного настроения!

Моя мама – отменная хозяйка, и рождественскую утку в медово-горчичном пряном соусе с яблоками, орехами и листиками свежего тимьяна я готовлю по ее рецепту. Крошу салат, заготавливаю нарезку, сушу немного гренок из белого хлеба к утке… Тушу жаркое с мясом – а вдруг и правда гости? Перемываю и выкладываю в корзину фрукты… Собираю и ставлю в гостиной на комод небольшую елочку, украсив деревце яркими игрушками.

Я долго решаюсь и все же снимаю с балконной бельевой сушилки несколько чистых рубашек Люкова, глажу их и убираю в шкаф, – это привычно для меня и совсем не трудно, я привыкла быть старшей сестрой своим братьям. Протерев пыль, пылесошу пол… Поливаю цветы, незаметно для себя оставляя за спиной утекающее прочь время. Больше не резиновое, но все еще ленивое от того, что Ильи нет рядом.

Когда раздается звонок в дверь, к столу уже все готово, и я с колотящимся сердцем и улыбкой бегу в прихожую, не в силах справиться с переполняющей меня радостью ожидания встречи с хозяином квартиры. Без колебаний щелкаю замком, распахивая дверь нараспашку, вылетаю в проем птицей…. чтобы мгновение спустя застыть соляным столбом, наткнувшись на взгляд стальных глаз.