Грозовой перевал - Эмили Бронте

– Я же уже сказал, что не против, – нетерпеливо ответил он. – Садись ко мне на диван и позволь опереться о твои колени. Так мама, бывало, проводила со мной все вечера. Просто сиди тихо и не разговаривай, но можешь спеть мне песню, если умеешь петь. Или прочитай мне наизусть длинную балладу, от которой дух захватывает, одну из тех, которым ты обещала меня научить, или расскажи какую-нибудь историю. Но лучше балладу. Начинай, я жду!

Кэтрин прочитала самую длинную балладу из тех, что смогла вспомнить. Обоим очень понравилось это занятие. Линтон попросил еще одну, а потом еще, невзирая на мои громкие протесты, и тут как раз пробило двенадцать. Мы услышали, как Гэртон входит во двор, возвращаясь на обед.

– Завтра, Кэтрин? Ты придешь ко мне завтра? – спросил юный Линтон, цепляясь за ее платье, когда она нехотя поднялась с места.

– Нет, – ответила я вместо моей подопечной, – ни завтра, ни послезавтра, ни в любой другой день.

Однако Кэтрин, видимо, дала ему иной ответ, потому что его лоб разгладился, когда она наклонилась и что-то прошептала ему на ухо.

– Завтра вы сюда не придете, и даже не мечтайте об этом, мисс! – строго сказала я, когда мы вышли во двор.

Кэтрин улыбнулась.

– Что ж, тогда придется глаз с вас не спускать, – продолжала я. – Я велю починить замок на калитке, а другим путем вам не улизнуть.

– Я могу перелезть через стену, – рассмеялась она. – Усадьба «Скворцы» – не тюрьма, а ты, Эллен, мне не тюремщица. Кроме того, мне уже почти семнадцать. Я больше не ребенок. Уверена, Линтон поправится очень быстро, если я буду ухаживать за ним. Мы прекрасно с ним поладим, ведь я старше его годами и разумом, разве не так? Я скоро смогу руководить им, если буду действовать уговорами и лестью. Когда он ведет себя хорошо, он очень славный и милый юноша! Если только он будет моим, то в моих руках он станет послушней воска. Мы никогда не будем ссориться – так ведь, Нелли? – стоит нам только немного притереться друг к другу. Он тебе нравится?

– Нравится?! – воскликнула я. – Да он самый противный, избалованный мальчишка из всех, которых я видела. Да и здоровье у него никудышнее! К счастью, как считает мистер Хитклиф, он и до двадцати не дотянет. Сейчас, мне кажется, ему и до весны не дожить. Впрочем, для его семьи это будет невеликая потеря. Слава Богу, что его отец решил взять его к себе. Мы бы с ним носились, как с писаной торбой, а этот несносный себялюбец тем сквернее себя ведет, чем больше заботы видит от других… Я рада, мисс Кэти, что у вас нет никакой возможности заполучить его в мужья.

Моя собеседница помрачнела после моих слов. Она была оскорблена в своих лучших чувствах из-за того, что я так легко говорю о его смерти.

– Он младше меня, – ответила она после довольно долгого раздумья, – получается, что и жить ему дольше, чем мне. Пусть так и будет! Он не умрет, пока я жива. Сейчас он такой же крепкий, как и в тот день, когда папа привез его к нам на север, я уверена в этом. Просто он немного простудился, как папа, только и всего. Ты говоришь, папа выздоровеет – почему же он тоже не может выздороветь?

– Хорошо, хорошо, – быстро согласилась я. – В конце концов, нам не о чем беспокоиться. А теперь запомните, мисс, потому как я больше повторять не стану: если только вы попробуете приблизиться к Грозовому Перевалу, со мной или без меня, я немедленно сообщу об этом мистеру Линтону и, коли он не даст своего разрешения, ваша дружба с кузеном возобновляться не должна.

– Но она уже возобновилась! – сердито воскликнула Кэти.

– Значит, она не должна продолжаться! – заявила я.

– Посмотрим! – бросила она в ответ и легко побежала вперед, оставив меня плестись сзади.

Мы обе вернулись домой еще до обеда, и хозяин, решив, что мы гуляли в парке, не потребовал объяснений нашей отлучке. Как только я вошла в дом, я тут же поспешила переобуться и надеть сухие чулки, но слишком долгое пребывание на Грозовом Перевале в мокрых башмаках уже сделало свое черное дело. На следующий день я слегла и целых три недели не могла выполнять свои привычные обязанности. В первый раз в жизни болезни удалось свалить меня с ног, но с тех пор такая напасть ни разу со мной не приключалась, за что я не устаю благодарить Создателя.

Моя юная госпожа вела себя как настоящий ангел: она ухаживала за мной и старалась подбодрить меня, так как меня очень угнетала необходимость оставаться в постели. Для меня – той, что привыкла каждый день проводить в трудах, – такая вынужденная праздность была вовсе не в радость. Впрочем, мне было бы грех жаловаться на свою сиделку. Как только мисс Кэти выходила из комнаты мистера Линтона, она тут же появлялась у моей постели. Она в буквальном смысле слова делила свой день между нами двоими, ни минуты не оставляя себе на развлечения. Девушка ела на скорую руку, забросила свои уроки, отказалась от игр и полностью посвятила себя уходу за больными.

В ее сердце жило столько доброты, что она, отчаянно и самозабвенно любя отца, находила достаточно времени и для меня. Я уже говорила, что она разделила свой день между нами, но мистер Линтон рано запирался в своей спальне, а мне после шести вечера обычно ничего не требовалось, поэтому по вечерам Кэти была предоставлена самой себе. Бедняжка! Я и представить себе не могла, чем она занималась после чая. Когда она заходила вечером пожелать мне спокойной ночи, я замечала, что щеки ее горят, а тонкие пальцы покраснели, но не от жаркого огня в библиотеке, как я наивно полагала, а от бешеной скачки на Грозовой Перевал и обратно прямо через холодные осенние пустоши.

Глава 24

По истечении трех недель я смогла наконец выйти из своей спальни и начать потихоньку передвигаться по дому. И в первый же вечер, когда мы с Кэтрин остались вдвоем, я попросила ее почитать мне, потому что глаза у меня за время болезни ослабли. Мы с ней сидели в библиотеке, а хозяин уже лег спать. Кэтрин согласилась, но как-то неохотно. Я решила, что ей скучны книги, которые нравятся мне, и потому предложила ей самой выбрать, что почитать. Она взяла одну из своих любимых книг и читала мне ее с час, а потом настойчиво принялась спрашивать:

– Эллен, ты не устала? Может, тебе лучше пойти прилечь? Ты опять заболеешь, если будешь сидеть допоздна, Эллен.

– Нет, нет, дорогая, я не устала, – каждый раз отвечала я.

Видя, что я не собираюсь идти спать, она решила другим путем показать, что не расположена больше к чтению. Начались зевки, потягивания, а потом она заявила:

– Эллен, я без сил!

– Тогда бросьте читать и давайте с вами просто поговорим, – ответила я.

Но и разговора у нас не получилось: Кэтрин не могла усидеть на одном месте, вздыхала, постоянно посматривала на часы, пока не пробило восемь, и наконец ушла в свою комнату, не в силах бороться со сном – так, во всяком случае, казалось по ее угрюмому, тяжелому взгляду и по тому, что она все время терла глаза. Следующим вечером она выказала еще меньше терпения. На третий вечер после моего выздоровления Кэтрин заявила, что у нее невыносимо болит голова, и оставила меня одну. Мне ее поведение показалось странным, поэтому, посидев какое-то время в одиночестве, я решила подняться к моей подопечной и узнать, не стало ли ей лучше. Я также хотела предложить ей сойти вниз и прилечь в гостиной на диван вместо того, чтобы скучать наверху в потемках. Но никакой Кэтрин ни в ее комнате, ни внизу я не нашла. Слуги уверяли, что не видели нашей юной леди. Я подошла к двери комнаты мистера Линтона и прислушалась – там было тихо. Тогда я вернулась в комнату Кэтрин, задула свечу и села у окна.