Откровение - Наталья Эдуардовна Андрейченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14. Уход бабушки
Хочется провести параллель между моим любимым учителем и моей любимой бабулей.
Батюшка Власий, несмотря на то что он был настоятелем Боровского монастыря, божественным человеком и учителем, также был монахом-схимником (он практически никогда не выходил из состояния молитвы). Моя бабуля также все время молилась. Помните, я вам рассказывала про ее комнату с оранжевым абажуром, которую я так любила?.. Так вот, в углу этой комнаты располагались иконы. У меня осталась только одна икона, мне мама ее дала. Икона серебряная, досталась от моего дедушки, и она всегда стоит на столике рядом с моей постелью. У бабушки были иконы старинные, в золотых окладах, и одну из них, видимо когда дедушку забирали, она успела спрятать и забрала с собой при выселении. Эта икона была уникальной, очень красивой, под стеклом, в окладе. Она источала невероятную энергию… Утром, когда никто не видел, бабушка стояла на коленях и молилась. Я не помню, чтобы она ходила в церковь. Возможно, когда-то и ходила. Но я думаю, что она уже вошла в то состояние, когда внутри были «звенящие колокольчики» (молитва шла постоянно). Я вспоминаю, что даже в 90 с лишним лет она стояла в своей комнате в Дегтярном переулке, опершись на деревянную палку, и молилась минимум семь часов в день. Вы представляете? Стоя, в 95 лет!
Я помню, как я со своими прибамбасами обратилась к другу-олигарху, владельцу газеты «Спорт-экспресс», и он дал роскошный лимузин. Мы с бабушкой поехали в храм Христа Спасителя. Боже мой, как ей там не понравилось! Она посмотрела, Ей было все интересно… Но энергетически ей очень не понравилось. И она практически побежала обратно к машине. Еще я возила ее в церковь, которая была расположена рядом с Дегтярным переулком, маленькую и очень милую. Но в последние годы помню, как я к ней обращалась: «Бабулечка, давай в церковь поедем? А? Машинка приедет длинная, комфортная, мы в нее сядем, ты же это любишь, и мы поедем в церковь». А она мне отвечает: «А зачем мне в церковь? Неужели ты не понимаешь, неужели не чувствуешь, ОН здесь живет?» – и показывает на свою квартиру.
И это была абсолютная правда. Когда я к ней приходила, мне сразу же становилось легче, это было очень намоленное место. Я просто приходила, и у меня все расслаблялось, и все проблемы куда-то исчезали… И мне хотелось там сидеть, сидеть, особенно в комнате, где она спала. Я была в восторге.
А уходила она абсолютно здоровой. Где бы я ни была, что бы ни происходило, даже если я в то время находилась в Лос-Анджелесе или шли съемки в Москве, я всегда была с бабушкой в ее день рождения. Частенько бабушка заводила со мной один и тот же разговор. Подходила ко мне деликатно и говорила:
– Внученька, я устала. Это ты меня здесь держишь своей любовью и мешаешь мне уйти. Ты должна это понять.
– Бабушка, как тебе не стыдно? Тебе так много лет, у тебя все так хорошо, у тебя ведь ничего не болит, с тобой все в порядке. Ведь Господь тебя выбирает, Он именно тебя выбирает – ты же наш краеугольный камень, ты понимаешь? Последний из могикан. И ты мне об этом говоришь? Неужели ты за это Богу не благодарна?
Я ее как-то успокаивала, и она соглашалась. И в этом была какая-то загадка. На самом деле все было просто: смысл был в ее пребывании.
15 февраля, в свой последний, 98-й день рождения, она меня сажает, берет за руку и говорит: «Мне пора идти. Пожалуйста, отпусти меня, я очень прошу, не держи меня своей привязанностью! Ты мне мешаешь уйти. Конечно, до лета я поживу еще чуть-чуть. Но к концу лета я уйду, я тебя предупреждаю». Я услышала ее абсолютно. Я согласилась и приняла эту ситуацию. Бабушка сделала несколько кругов по квартире, на какое время исчезла в своей комнате (видимо, молилась), вернулась ко мне очень встревоженная, смотрит своим чистым детским взглядом: «А как же я могу уйти, если у меня ничего не болит?».
Бабушка была уникальным человеком. В 86 лет она сломала шейку бедра, оказалась недвижима, лежала в больнице. Самым большим страхом в ее жизни было остаться лежачей. Этого она боялась больше всего на свете: стать бременем для окружающих ее людей, и особенно для меня. Она сказала всем врачам в больнице:
– Я буду ходить.
– Каким это, интересно, образом?
– Я полежу полгода, и у меня все срастется.
– Вы должны недвижимо лежать. Понимаете? Вы должны лежать.
– Ничего страшного.
Она пролежала шесть месяцев, потом взяла свою клюку и, чуть-чуть прихрамывая, пошла. Вот так вот!.. Молитвами бабушка излечилась в 86 лет. И не побоюсь повторить: ей было 86 лет.
В последнее время у нее появилась помощница: иногда приготовить, убраться в квартире, постирать. Этой женщине было 52 года. Я специально поставила ее постель в бабушкиной комнате, чтобы она была ее «стражницей»: если бабушка ночью соберется пойти в туалет, она помогла бы ей дойти, тогда бабушка не зацепится за порожек между ее комнатой и коридором.
Бабушка сама все готовила, стоя даже голову мыла сама. У нее были божественной красоты волосы, коса ниже талии, она всегда мне говорила: «Внученька, никогда не пользуйся тем, что у тебя стоит на полках в ванной, у тебя вылезут все волосы, вылезут… Никогда не ополаскивай волосы под душем, проточной водой. Волосы можно мыть только в тазике черным хлебом или яйцами, а затем ополаскивать только водой с уксусом». У нее были не волосы, а просто шелк, загляденье.
У меня сложилась непростая ситуация. В бабушкиной квартире надо бы сделать легкий косметический ремонт. Конечно, это было не очень хорошо, что я бабушку не предупредила. Бабушка очень любила летом переезжать в Долгопрудный к моей маме. Там был изумительный воздух, внизу великолепная скамеечка, на которой она любила сидеть, вокруг бегали маленькие дети с лопаточками, с ведерочками к своим песочницам. Бабушка делала дело: и за детьми смотрела, и радовалась жизни и свежему воздуху. Мне необходимо было временно вывезти из ее квартиры все самое ценное, а именно – мой огромный офис, который располагался в больших шкафах в соседней комнате. Вы поймите, в то время жизнь была
