Мрачные сказки - Ши Эрншоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Калла, ты как?
Я вижу, как Паркер разворачивается, отходит от нас в сторону на несколько шагов. Его тело сотрясает дрожь. Или это я так дрожу, что все перед глазами прыгает? Паркер исчезает за деревьями, и я сознаю: он пошел будить остальных, сообщить им, что случилось. А может быть, он побежит к себе домой, зароется в постель и заплачет в подушку? Слишком перепуганный тем, что наделал…
Резкая боль становится жгучей, прореха рваной раны пылает адским огнем. Я старюсь дышать. Моргая, обвожу взглядом деревья.
– Я смогу встать, – шепчу я, стараясь опереться о землю руками.
Я понимаю: времени у нас в обрез. Нам надо поскорее выбираться на волю!
– Нет, – запрещает мне Тео.
Его ладонь прижата к моим ребрам – к тому месту, где пуля пронзила плоть. Внутри меня засел кусочек металла, и кажется, что он впивается все глубже, как жук-короед в древесину ольхи. «Ничего страшного», – твержу я себе. Это только плоть и мышцы. Ну, быть может, раздробленные кости. Рану можно зашить, а кости срастутся. Но деревья надо мной начинают кружиться и менять форму. «Неужели я теряю сознание?» Би встает, но тут же надо мной склоняется Фея. Она что-то говорит Тео, но я не разбираю их слов – они не предназначены для меня.
Мой взгляд сосредоточен лишь на Би. Она идет к деревьям – туда, где скрылся Паркер, – и всматривается в темноту. В кущу вечнозеленых деревьев юркает еще одна фигура. Кто-то еще наблюдал все это время за нами, а теперь пытается ускользнуть незамеченным. Но Би его видит.
– Уходите, – оборачивается на секунду сестра. – Я вас догоню.
– Нет! – пытаюсь удержать я Би, но она больше не оглядывается.
Би подбегает к лесу, ныряет в темноту, куда не долетают всполохи огня, и исчезает из виду.
– Нам нельзя здесь оставаться, – говорит Тео.
Его лицо всего в нескольких дюймах от моего. Времени совсем не осталось. Вскоре сюда сбежится община. Люди наверняка услышали выстрел – его звук мог нарушить самый крепкий сон.
Фея разрывает что-то – лоскут материи. Обматывает им мои нижние ребра и туго фиксирует. От нажима тело пронзает кинжальная боль, и у меня вырывается стон.
– Я могу идти, – бормочу я.
Тео с Феей игнорируют мои слова. Поддев руки под мое тело, муж притягивает меня к груди и поднимает на руки. От малейшего движения мутит, но я утыкаюсь лицом в плечо Тео – глазами в ткань его рубашки. В голове проносится мысль: «Это все, что у меня есть: мои ресницы у мягкой, потертой материи его рукавов. Мое дыхание, обдающее его ключицу. Тела нет, и боли нет. Я – только легкие и ресницы, ощущающие тепло мужа. Кроме этого, ничего больше нет…»
– Ты должен уйти как можно дальше от границы, – говорит Фея, прикасаясь к моей спине между лопатками. – Я постараюсь их задержать.
– Спасибо тебе, – отзывается муж.
А затем пауза, обмен взглядами – молчаливое прощание Феи и Тео. Возможно, мы больше с ней не увидимся. Тео заходит в лес. И боль меня находит; она гложет мои ребра, устремляется по позвоночнику вверх, пытается вгрызться в сознание: «Я здесь! Я – пламя, выжигающее брешь в твоем теле. Я вспорю твою плоть, заставлю ее истечь кровью!»
Еще крепче прижимаюсь лицом к груди Тео, сжимаю зубы, прикусываю нижнюю губу. «Ты не сможешь донести меня до пикапа», – мысленно обращаюсь я к мужу. Или вслух?
– У нас нет выбора, – отвечает Тео.
Мы идем по тропинке вперед; первой движется Колетт, прижав к груди свою малышку. Я пробую снова открыть глаза, посмотреть из-за плеча Тео, не гонится ли кто за нами. Но не могу поднять веки.
Мы покидаем Пастораль. Мы оставляем в ней сестру. Да, я понимаю, почему она вернулась за ним. За ним.
В бессвязном потоке мыслей кристаллизуется одна: это он повинен во всем, что случилось. Во всем, чего мы не можем вспомнить. Человек, которого любила Би. И теперь она решила все исправить.
Би
Он чудовище! Это он поджег родильную хижину и наблюдал за тем, как она горела, зная, что внутри находились Фея и Колетт с ребенком. Он полагал, что если они погибнут, то никто больше не попытается уйти из Пасторали за помощью для малышки. И он видел, как Паркер нацелил пистолет на Тео. Вероятно, надеялся, что тот застрелит всех нас, не позволив нам покинуть общину. Мы для него – изменники, проблема, которую надо решить.
Для него лучше, чтобы мы стали мертвыми. Потому что, живые, мы можем раскрыть все его секреты. Но я теперь вижу! И впервые так долго всматриваясь в темноту, я следую за Леви по пятам. Его шаги эхом разносятся по затвердевшей летней почве; тень Леви блуждает среди высоких сосен.
С неба падают тяжелые капли; над долиной начинается гроза. Но я больше не страшусь дождя. Леви заходит в Пастораль с тыла, перед моими глазами появляются общинный сад. Дождь орошает ровные стройные ряды кукурузы и овощей, ярко-зеленые листья, и мой взгляд ненадолго задерживается на них, зачарованный зрелищем. Я уже позабыла, как мерцают дождевые капли; их блеск порождает во мне такой взрыв эмоций, что мне хочется и плакать, и кричать одновременно. Но Леви остановился на углу огорода, всего в нескольких ярдах от меня; его длинная косая тень замерла недвижно в лунном свете. Он наблюдает за мной! Похоже, он просек, что я пошла за ним, и завел сюда, в сад, подальше от других глаз. Где он может со всем покончить…
– Ты сумела сбежать из чулана, – говорит он тихо, с той вкрадчивой нежностью в голосе, от которой я раньше млела, а теперь меня только воротит.
Леви подходит ближе, но я не отступаю ни на шаг.
– Ты всегда отличалась волевым характером.
Мои челюсти сжимаются, зрение на миг мутнеет, но быстро фокусируется. Как бы мне не потерять его вновь! Меня страшит даже мысль о том, что это была лишь временная отсрочка от темноты.
– Ты позволил бы им заживо сгореть? – спрашиваю я Леви.
– Для сплочения и укрепления общины порой требуются жертвы.
– Меня ты тоже запланировал принести в жертву?
– Я еще не решил.
Тяжелая нижняя челюсть Леви ходит из стороны в сторону.
– Ты видишь, – констатирует
