Первая клетка. И чего стоит борьба с раком до последнего - Азра Раза

рака, которые не требуют подробного, глубокого понимания всех тонкостей молекулярных сигнальных путей в раковой клетке.* * *

Я не могла бы написать эту книгу в тридцать лет. Теперь, когда я проработала в своей области всю взрослую жизнь, я еще упорнее настаиваю на полном пересмотре сложившейся у нас современной онкологической культуры. Я понимаю, что голос мой не слишком громок и практически одинок, но все равно отказываюсь молчать. Еще в начале карьеры я получила урок важности личного вклада. В США проходила международная конференция, на которую, несмотря на жесткое сопротивление и угрозы бойкота, пригласили исследователей и врачей-онкологов из Южной Африки, где царил апартеид. Протестующих попросили не устраивать скандала, поскольку в медицине нет места политике, рак – проблема глобальная, и было важно дать докладчикам выступить именно поэтому – чтобы онкологи из разных стран имели возможность сравнить онкологических пациентов, принадлежащих к разным расам. Когда белые представители Южной Африки представляли свои данные, согласно которым рак пищевода у народа банту встречается чаще, чем среди белого населения, воздух в просторном зале звенел от напряжения. Когда доклад закончился, повисло полное молчание, а потом один молодой онколог-афроамериканец поднял руку и спокойно спросил громким, гулким и сдержанным голосом:

– Доктор Джонсон, вам не кажется, что частотность рака пищевода у народа банту так велика, поскольку от них требуют держаться так, словно они язык проглотили?

Общественная деятельность немыслима без отчаяния, а отчаяние немыслимо без надежды. Иногда отчаяние оказывается таким же мощным двигателем перемен, как и надежда. В случае Омара и Андрея невозможно было сделать правильный выбор. Для них вопрос был не в том, какой вариант лучше, а в том, как уравновесить отчаяние и надежду. Как только стало понятно, что первичные опухоли не удалось удалить полностью, они могли лишь выбирать, от чего умереть – от рака или от лечения. Что было бы менее мучительно? Обманчивые надежды и оптимистический настрой не дают ответа. Барбара Эренрайх очень красноречиво пишет в связи со своим диагнозом – раком молочной железы: “Как писал герой моего отрочества Камю, фокус в том, чтобы сделать источником силы «отказ от надежды и упорство в жизни без утешения»[28]. Освободиться от надежды – значит видеть льва в высокой траве, опухоль на КТ, и планировать свои дальнейшие шаги сообразно”.

Если надежда помогает некоторым выжить, казалось бы, вопреки всему, отчаяние подчас служит мощным катализатором для поиска выхода. Именно поэтому суфийские практики главным образом и состоят в том, чтобы радоваться невзгодам и преодолевать их. Отрицательные эмоции тоже могут быть полезны, если влияют на будущее, служа стимулом для преображения. Невзгоды и отчаяние позволяют сделать онтологический скачок, побуждают к действию, к поискам продуманных решений, к изучению вариантов радикально иного будущего. Если мы сопоставим все нерешенные научные проблемы в онкологии с неимоверным количеством человеческих страданий, это послужит орудием, которое проложит новые пути для критического мышления, для расширения кругозора в глобальном масштабе, для оптимистического взгляда на наш мир. Надежда, что мы можем добиться облегчения боли и страданий, которые приносит рак, – можем и добьемся, как бы ни развивались события, – обеспечит нам перемены к лучшему и на личном, и на общественном уровне.

Задачей этой книги с первых же страниц было описать потаенные стороны рака, о которых молчат те, кто испытал на себе его тяготы. Меня побудила написать ее абсолютная убежденность, что движителем квантовых скачков в научном и общественном прогрессе в противоположность невыносимо медленному поступательному движению служит сострадание. Только неизмеримые мучения онкологических больных обладают силой, способной зажечь факел сострадания, который высветит дорогу к быстрым и решительным переменам. Только сострадание способно переубедить узколобых и пробить стену мнимой логичности – бич современной онкологии. Будущее – в профилактике рака за счет выявления первых маркеров первой раковой клетки, а не в погоне за последней. Я твержу об этом с 1984 года и буду продолжать говорить об этом, пока не найдется тот, кто выслушает меня.

Для имеющих глаза заря уже занимается.АЛИ ИБН АБУ ТАЛИБХаттам-шад

Благодарности

Черновик “Первой клетки” я написала за три месяца. Мой племянник Азад Раза заметил:

– Ачи, ты писала эту книгу тридцать лет. А за три месяца просто скачала.

Так и есть.

Я целиком и полностью обязана созданием “Первой клетки” моим пациентам, оказавшим в последние тридцать лет колоссальное влияние на мою жизнь. К сожалению, при всем упорстве и преданности делу мне почти не удалось улучшить результаты их лечения, и хвастаться особенно нечем. Поэтому я начинаю этот раздел с признания своих ошибок и прошу прощения у всех пациентов за то, что мало сделала для них.

Но я пыталась. Я говорила на эти темы при каждом удобном случае, я постоянно писала о самых разных проблемах и недочетах современной онкологической парадигмы, выступала на радио и по телевидению, сделала доклад на TEDx, давала интервью и записывала подкасты. И что же? Мне почти никого не удалось переубедить. Все слушают, сочувственно кивают и возвращаются к прежним занятиям. Некоторого успеха я добилась лишь в 2014 году, когда в ответ на ежегодный вопрос фонда Edge Foundation “Какую научную идею пора отправить на свалку истории?” написала “Хватит делать из мыши слона”. Это понравилось СМИ и привлекло внимание к моей персоне, поскольку мои утверждения вызывают споры. Даже отрицательная реакция лучше никакой. Как писал Оскар Уайльд, “конечно, плохо, когда о тебе говорят на каждом углу, но еще хуже, когда о тебе вовсе не говорят”[29]. Меня пригласили на Эн-Пи-Ар. Взяли интервью на радио “Фрикономикс”. Время от времени я стала получать письма от единомышленников. Мои старания разоблачить недостатки редукционистского подхода и критику моделей на мышах при разработке противораковых средств поддержал и Алан Шлехтер из Национальных институтов здравоохранения, и Роберт Перлман из Чикагского университета.

Однажды вечером ко мне на обед пришел Джон Брокман, основатель фонда Edge Foundation и владелец “лучшего веб-сайта на свете”, и привел свою жену Катинку Матсон.

– Вам нужно, чтобы у ваших пациентов появились лучшие перспективы. Вам нужно, чтобы исследователи перестали впустую возиться с моделями на мышах. Вам нужно, чтобы онкологи иначе лечили пациентов. Вам нужен ни много ни мало сдвиг парадигмы в онкологических исследованиях и противораковой терапии. Напишите книгу. Подобные вопросы имеет право поднимать только такой человек, как вы, знающий эту отрасль изнутри. Если вы изложите свои соображения убедительно, общество это заметит. И тогда, вероятно, начнется диалог, – мягко уговаривала меня очаровательная Катинка. А Джон, известный своей жесткой прямотой, не стал тратить слов впустую и просто похлопал меня по спине:

– Солнышко, хватит ныть, займитесь делом. Пришлите нам заявку на книгу. К началу следующей недели.

Мое расписание и так забито под завязку – мне нужно и принимать пациентов, и руководить лабораторией по исследованиям рака, где кипит работа, к