Атлантическая премьера - Леонид Влодавец

Гранит — порода весьма и весьма твердая. Когда я, сняв с себя все оружие и снаряжение, начал долбить острием камень, то понял, сколько трудов стоило Эрлиху пробить 30 ярдов за семь с половиной лет. Топча его кости, рассыпавшиеся в желтоватую труху, я представлял себе, как он с раннего утра до позднего вечера по кусочкам откалывает гранит и, отмерив пройденный за день участок, возвращается к своим сокровищам. Надо же! Семь с половиной лет этот несчастный наци был обладателем состояния большего, чем весь бюджет гитлеровской Германии! Он мог мочиться в золотые горшки, расшить свой эсэсовский мундир изумрудами и жемчугом, сделать себе панцирь из серебра или золота… Никто ему бы в этом не помешал. Он был безраздельным владыкой этих сокровищ, но увы — ни одно из них он не мог съесть или продать, чтобы купить лишнюю банку мясных консервов. Если бы кто-то явился и предложил ему ящик с сухарями — он обменял бы его на бочку с изумрудами, а бочку соленой сельди — на бочку с золотым песком. Вот такова цена вещей!

То, что моя работа бессмысленна, я понял с первого удара, когда острие кирки выбило из гранита кусочек весом в две унции — не более. Тем не менее я бил, бил, бил, бил, отводя душу, пытаясь усталостью заглушить страх. Взмокнув, как мышь, я прикинул: мне удалось за полчаса углубиться не более чем на пять-десять дюймов. Передохнув, стал бить снова, откалывая все такие же маленькие кусочки. Еще перерыв, еще серия ударов. Бренные останки Эрлиха скрылись под кучкой щебня, который я отколол от стены. Все сильнее и сильнее меня охватывало чувство безнадежности.

Застрелиться я бы мог неоднократно. Во-первых, было много патронов, во-вторых, три ствола, а в-третьих, желания продолжать жизнь до упора не было совсем. Я уже поглядывал на «парабеллумы», и если что меня по-настоящему останавливало, то не мысль о Божьей каре за самоубийство, а вид черепа Эрлиха с большим проломом на месте выходного отверстия. Мне очень не хотелось, чтобы мой труп выглядел также.

Я долбил уже третий час, а может быть, чуть меньше. Что меня заставляло продолжать это бессмысленное занятие — неизвестно. Наверно, Господь Бог. Только Божьим промыслом я смог бы объяснить то, что затем произошло. После очередного удара тяжкий треск вдруг раскатился по нашему с Эрлихом туннелю. Глубокая трещина вдруг пробороздила каменную стену, но и это было не главное. Сквозь щель забрезжил неяркий свет.

Я немного не поверил, но сил у меня от этого прибыло. Удары мои стали настойчивее и сильнее. Вскоре от одного из них гранитный кусок весом в добрых десять фунтов упал не к моим ногам, а куда-то наружу. Еще тремя ударами, нанесенными с такой яростью, будто я был рыцарем, убивающим дракона, в перемычке появилась дыра, в какую я мог просунуть голову.

Свет шел из отдушин какого-то мирного подвала, где стояли ведра, щетки, ящики с гвоздями и пластиковые бочки с цементом и краской. Прямо перед моими глазами была лестница и небольшая дверь. Не думаю, что воздух в этом подвале был свежим, но лично мне он показался пьянящим и насыщенным кислородом.

С удвоенной силой я принялся крушить гранит, расширяя пролом, и через какие-нибудь двадцать минут смог протиснуться в подвал, взбежать по лестнице и одним ударом плеча высадить хлипкую деревянную дверь вместе с петлями, замком и частью филенки.

Яркий дневной свет меня чуть не ослепил, а свежий, пахнущий морем и джунглями воздух замутил сознание. Я даже вынужден был сесть, до того кружилась голова. Когда свет перестал резать мне глаза, я огляделся и обнаружил, что нахожусь в лагере ооновских бразильцев. Подвал, в который я прорубился, находился под приземистой постройкой, ярдах в пятидесяти от флагштока, где реял голубой флаг Мирового Сообщества. Чуть дальше был вертолетный круг, где маячил вертолет с буквами «Ю Эн», а еще дальше — ангар, в котором, как я помнил, ребята Соледад заперли бразильцев и индийца-инспектора.

Направляясь к ангару, я вдруг еще раз вспомнил гауптштурмфюрера Эрлиха. Бедный немец! Он даже не знал, что застрелился, всего на десять дюймов не дорубившись до спасения. Впрочем, скорее всего это было не так. Вероятно, это ооновцы, сооружая свой лагерь, лишь чудом не докопались до входа в пещеру, а это могло быть уже много лет спустя после того, как Эрлих застрелился.

На двери ангара висел замок с всунутым в него ключом, эту услугу пираты, уходя по моему приказу, переданному Соледад, оказали тем, кто захочет спасти бразильцев.

Я отпер дверь ангара и крикнул по-английски:

— Выходите, вы свободны!

Первым, щурясь, вышел индиец-инспектор, следом шестеро небритых и помятых солдат с нашивками «Бразил».

— Это вы, сэр? — спросил индиец, озабоченно поглаживая курчавую щетину на лице. — Где эти, в черном?

— Они уплыли на Хайди, — сказал я, — но сейчас дело намного сложнее. Здесь, на острове, высадился диктатор Лопес с Хайди…

— Это нарушение международных соглашений, — очень строго сказал индус, — согласно конвенции 1967 года президенты Хайди и Гран-Кальмаро не имеют права прибывать на остров в качестве официальных лиц. Я обязан его выдворить от имени Мирового Сообщества.

— Для начала, сэр, — заметил я, — вам следует связаться с Нью-Йорком, выяснить обстановку. Я знаю, что вам приходило несколько шифрограмм, которые перехватывали пираты. Кроме того, мне нужно как можно скорее на во-он ту горку, там стоит мой вертолет! У вас есть пилот, который мог бы высадить меня туда?

— Пилот есть, — кивнул индиец, — сеньор Перейра!

Один из бразильцев подошел к нам.

— Осмотрите вертолет, — сказал инспектор, — его могло повредить ураганом, заправьте и постарайтесь зависнуть вон там, где стоит маленький вертолет.

— Есть, сэр!

Пока Перейра осматривал вертолет, а затем заправлял его с помощью двух солдат, мы с инспектором, которого звали Шанкар Шарма, пошли в радиорубку поста, где нас, а также радиста ожидал весьма неприятный сюрприз — рация и практически все оборудование были разбиты. По пути я постарался рассказать мистеру Шанкару Шарме все, что мне удалось выяснить о подземной гавани и сокровищах. Не знаю, насколько понял все из моего предельно сжатого рассказа индиец, но лицо его посерьезнело.

— Надо попробовать спуститься туда, — заявил он, — и предложить мистеру Лопесу немедленно покинуть территорию Сан-Фернандо.

— Вы знаете, господин инспектор, — заметил я, — диктаторы, изгнанные из собственной страны, могут быть весьма опасны. У него может быть не менее сотни вооруженных людей и подводная лодка. Лопес и его подручный Хорхе дель Браво повинны в массовых убийствах. Лишние семь-восемь человек для него — сущие пустяки.

— Но мы представляем ООН, — с сознанием собственной значимости произнес Шанкар, словно era пятнадцать минут назад не выпустили из ангара, где он просидел более двух суток.

— Ведь хайдийские пираты тоже знали это, — позволил себе не согласиться я, но в это время подошел Перейра и заявил, что можно лететь. Третьим полетел с нами бразилец-бортмеханик.

Перейра очень недурно вывел свой «Си Кинг» на цель и подошел к верхушке горы, где переночевала наша маленькая стрекоза. Она стояла там же, где я ее посадил, трап был привязан к тому же месту, но Марселу я не заметил. Тем не менее, когда Перейра завесил вертолет примерно в сорока футах над площадкой, а бортмеханик выбросил за борт трап, я довольно проворно спустился вниз, чуть в стороне от стоящего на скале вертолета. Механик втянул трап в «Си Кинг», Перейра накренил вертолет и увел его к лагерю.

Марсела никуда не девалась, она просто забралась в кабину и, свернувшись калачиком на двух сиденьях, спала сном праведницы, сжимая в руках «токи-уоки». На ее мордочке было несколько влажных полосок, оставленных слезинками, и я понял, что бедная девочка перед тем, как заснуть, долго ревела. Тем не менее спала она так крепко, что даже шум ооновского вертолета ее не разбудил. Я тоже не стал это делать и предварительно вытянул из шахты трап с привязанной веревкой. Честно говоря, я не очень опасался, что кто-нибудь полезет за водопад и в конечном итоге доберется до шахты, но теперь решил подстраховаться. Лишь убрав трап и веревку в кабину, я решился побеспокоить спящую красавицу.

— Это ты! — взвизгнула Марсела и повисла у меня не шее. — Как я рада! Я уж думала, что ты пропал… Почему ты не отвечал?

— Это долго объяснять, — отмахнулся я и защелкал тумблерами на приборной панели. Одновременно я размышлял о том, куда вести вертолет. Лететь на Гран-Кальмаро? Но я не знал, где там садиться и хватит ли у меня топлива. Искать «Дороти» — тем более. Уже запустив двигатель, я решил, что приземлюсь на посту ООН.

Когда я поднял вертолет и повел его над островом, Марсела, глядевшая на меня влюбленными глазами, спросила:

— Ну, а золота ты, конечно, не нашел?

— Почему? — обиделся я. — Нашел…

— А почему же мы улетаем? — возмутилась эта маленькая ведьма. — Я тоже хочу посмотреть!