Моя жена – ведьма. Дилогия - Андрей Олегович Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Задуши его подушкой! — воодушевленно пустилась издеваться Наташа. — Заставь наглотаться нечищеных орехов и дай слабительного. Посади в сарай и корми только семечками. Напои пивом, а в туалет не пускай. Загони под шкаф и…
— …подпилить ножки? Старый чукотский метод охоты на тараканов. Старо как мир… Родная, кроме шуток, я — поэт, а не коммандос.
— Как скажешь, милый… Тогда заколдуй его.
— Но у меня нет стихов о перевоспитавшихся самодурах.
— Плохо, надо что-нибудь придумать…
— Слушай, — я присел на траву и обнял жену, перебирая пальцами серо-серебристую шерсть, — когда наконец кончится вся эта беготня? Ты не скучаешь по старому Петербургу, по нашей маленькой квартирке, по работе… Эй! Тебя уволят за прогулы!
— Ерунда, с директрисой я разберусь. Мы не можем вернуться, пока у Сыча мой талисман. Пока ты был здесь, медведи еще раз обшарили его избушку, они почти разобрали ее по бревнышку, но бабушкиного креста не нашли.
— А без него нельзя?
— Без него я слабею… — Наташа положила голову, ткнувшись холодным носом мне в ладонь. — Я никому об этом не говорила, даже самой себе… Как ведьма, я теряю силу. Мне стало труднее произносить заклинания, некоторые уже не срабатывают. Я боюсь, что однажды не смогу сменить облик и буду вечно скитаться в волчьей шкуре. Сережка, милый, родной, единственный, нам обязательно нужно его вернуть, или… мы потеряем друг друга навеки.
— Вот вы где спрятались, зоофил с мохнатой… ой! Молчу… О жене хозяина только хорошее, и не потому, что она ведьма, а так, на всякий случай… Серега, двигай в дом, тебя все ищут — барин опять собрался на охоту.
— Как? Я полагал, что без охотничьих псов…
— Вот так! Похоже, у него пунктик на этом деле, а графиня с пеной у рта требует своего домашнего учителя, доброго герр Ганса. Короче, целуй супругу, прощайся — и за дела. Я отвернусь, чтобы этого не видеть…
— Любимая, тут Фармазон пришел.
— За тобой? — печально вздохнула она.
— За мной. Возвращайся в лес, подготовь всех, у меня предчувствие, что этой ночью что-то будет.
— Береги себя.
— Ты тоже.
Когда я вышел из сада к барскому дому, на площадке у входа толпились разгоряченные охотники с обрывками упряжи в руках. Все возбужденно галдели, а Павел Аркадьевич вновь наливался красным, пока не приобрел свекольный оттенок. Мы с чертом намеревались его обойти, но не успели. Барин цапнул меня за рукав, разворачивая лицом к дворне:
— А ну стой, немец! Вот ты мне скажи, при всех скажи: у вас в Европе поганой такое бывает?!
— Бывает, — решил я. — А что именно?
— Запорю всех, скоты! Всю дворню в батога! Всю жизнь мне испоганили… поубиваю!!!
— Смилуйся, барин. — Егеря толпой рухнули на колени.
— На, полюбуйся! — Едва не задыхаясь от ярости, хозяин усадьбы швырнул мне в руки целый пук непонятных кожаных кружев. Я потянул одну ленточку и ахнул от восхищения! Ни одно французское белье не могло сравниться тонкостью узора с ажурной работой крысиных зубов. Нет, я их явно недооценивал. Такие вещи надо на всемирных выставках народного творчества демонстрировать с гордостью за отечество.
— Ну, чего молчишь? Это же моя лучшая упряжь была. Поводья, чепрак, оголовье, шлеи, недоуздки, подпруги, даже вожжи — все изгрызено!!! Бывает такое в Европе вашей, а? И ведь так мне всю конюшню подчистили! Ни одну лошадь не запряжешь… Че ты скалишься? Че скалишься, немец? Охоты не будет. Смешно тебе, да?! А кто виноват, я спрашиваю!
— Он, — спокойно сказал кто-то.
Мгновенно повисла гробовая тишина. Потом все взгляды напряженно сошлись на мне. На всякий случай я деланно улыбнулся и фамильярно похлопал барина по плечу:
— Зер гут! Тре бьен шутка! А кто это тут, собственно, такой умный?
Из-за спин дворни показался старый Сыч, перемотанный бинтами, с костылем под мышкой и прежней злобой в глазах.
— Сереженька, все пропало, бегите! — трагическим голосом посоветовал ангел с правого плеча.
— Не надо паники, Циля, — мгновенно парировали слева. — Куда он побежит? Пусть здесь помрет героем. Ты ведь давно мечтал записать его в великомученики?
— Эй, старик! Ты ведь мой лесничий, кажется? — проснулся барин. — А ну говори, говори все, что знаешь об этом человеке.
Сыч, естественно, не стал упускать ситуацию и выдал с размахом во всю ивановскую:
— Я знаю его. Этого негодяя давно разыскивают власти шести стран за мошенничество, разбой и воровство детей! — Все ахнули и подались назад. — Он не кто иной, как знаменитый Гамельнский Крысолов! У него есть волшебная дудочка, стоит в нее подуть, сразу все крысы и мыши идут за ним гурьбой, выполняя все его приказы. Он страшный колдун! Наверняка ему удалось наслать порчу на ваших собак. Конечно же именно он заставил крыс сгрызть всю упряжь. Его надо схватить и сжечь!
— Павел Аркадьевич, ну кого вы слушаете? — начал было я, но осекся… Барин смотрел на меня с такой нездоровой подозрительностью, что оправдываться было бессмысленно. Егеря подталкивали друг друга локтями, однако не двигались с места.
— Так вот ты что за птица, немец-перец-колбаса, — недобро начал отставной самодур, хватая меня за рукав. — А коли мы тебя в полицию сведем, так, поди, и награду дадут? Говори, подлец, сколько за твою голову в шести странах уплатить обещают?! У, немчура проклятая…
— Пустите меня, думкопф! — Мою шальную голову захлестнули ничем не оправданный гнев и уж совершенно непонятная гордость за свою «родину Германию». — Их бин честный немец! Я не позволю вам позорить майн фатерлянд! Зиг хайль! Унд дер офици-и-рен!..
— Взять его! — заревел Павел Аркадьевич, первым бросаясь на меня с кулаками.
В общем, мы подрались немного… Он разбил мне нос, а я ему дал в глаз, очень удачно. Потом еще успел пнуть пару раз, после чего подоспели дворовые холопы, меня, естественно, скрутили и очень деликатно понесли на конюшню. Старый Сыч прихрамывал рядом, грязно ругался, истошно требуя моего немедленного сожжения. Видимо, тот факт, что инквизиция меня не дожгла, не давал ему покоя. Но русские мужики оказались куда более рассудительными людьми.
— Побойся Бога, что ж мы, нехристи какие? Живого человека жечь… Вот ужо полиция приедет, так там в уезде и разберут, а то жечь… Иди отсюда!
Удобно уложив меня на охапке сена, егеря принесли хлеб, яички, молоко в
