Червь - Джон Фаулз

О: Я было хотел пророчествовать Его пришествие, но им мои речи не по нраву. И слушать не стали.

В: Говорили вы, что людям вам подобным, кого мните вы истинными христианами, считаться с мирскими властями не пристало? И что сами власти мирские суть наиочевиднейший пример нечестия, которое навлечёт на этот свет погибель?

О: Я говорил, не пристало считаться с мирскими властями лишь тогда, когда они велят поступать или клясться против нашей совести. Противиться же им в иных случаях я не призывал. Когда так, разве пришёл бы я сюда по твоему требованию?

В: Я слышал, будто вы желали бы обратить все богатства и имущество в общее имение и возглашали это открыто.

О: Я пророчествовал, что таков будет порядок у тех, кто спасётся, когда свершится отмщение Господне, а не предлагал установить его немедля.

В: И вы положительно утверждаете, что таковое установление переменило бы мир к лучшему?

О: Положительно утверждаю, что это установление переменит мир к лучшему. И по изволению Божиему будет так.

В: Это через переворот-то мир сделается лучше?

О: Сам Христос учинил переворот. Мы имеем верное ручательство.

В: Мятежи и смуты умышляете?

О: Докажи. Нету таких доказательств.

В: Сколько же вас, «французских пророков», в этих краях?

О: Человек сорок — пятьдесят. В Болтоне, откуда я родом, тоже имеются. И в Лондоне горстка.

В: Всего-то и войска?

О: По капельке море, по зёрнышку ворох. За Христом вначале шло меньше.

В: Не оттого ли и воздерживаетесь вы произвести возмущение, что не имеете довольно сил одержать верх, а будь вас больше, вы бы подлинно встали мятежом?

О: Нет, господин законник, меня лукавыми «если бы да кабы» в силки не заманишь. В мирских делах мы мирских законов не преступаем и никаких сокрушений людям не причиняем, разве что их совести. Правду говоришь, мы умышляем мятеж — против греха: против греха обнажим мы меч. А это деяние душеспасительное, ни одним законом не запрещённое. Но и когда силы наши умножатся, мирскому бунту не бывать, ибо все увидят, что мы живём во Христе, и придут к нам своей волей. И станет на земле мир и в человеках благоволение[154].

В: Закон велит повиноваться господствующей церкви и её пастырям, так или нет?

О: Так. Но ведь и Римская церковь некогда имела у нас господство.

В: Господствующая протестантская церковь нашего королевства столь же порочна и растленна, как и Римская? Вы это разумеете?

О: Я разумею, что всякая церковь есть собрание людей. Всякий человек есть плоть, а плоть по природе своей тленна. Говорить же, будто все до единого в господствующей церкви люди растленные, я и не помышлял. Читал ли ты «Строгое увещание»? Вот ведь сочинитель его Уильям Лоу[155], из числа ваших пастырей, — не скажу чтобы дурной человек. Мало кто ещё из вашей церкви с ним сравнится: к свету Христову слепы, как кроты.

В: Иными словами, недостойны своего сана? Такие речи — прямой призыв к бунту против нашего духовенства. В такие-то заблуждения вдались, такой-то нетерпимостью воспылали и предки наши в прошлом столетии[156]. Не доведут вас эти рассуждения до добра. Сама история тому порукой.

О: И от твоих рассуждений добра не будет, коль скоро ты людей негодных, слепцов объявляешь достойными сана за одно то, что они этот сан носят. Этак и дьявол у тебя выйдет благим и достойным. Мяса, поди, у негодного мясника покупать не станешь и к человеку моего ремесла, который шьёт скверно, тоже не пойдёшь, а не мерзишься слушать, как предают слово Христово, как перечеканивают его чеканом фальшивомонетчика. Прицепит беззаконник к воротничку ленточки, а к имени своему собачий хвост из буковок — ты его и числишь в достойных.[157] А что пьёт, блудит, ни в чём себе не отказывает, тебе и нужды нет.

В: Так-то вы учиняете мир и в человеках благоволение? Придётся довести это до мистера Фотерингея.

О: Так-то ты не желаешь затевать споры о моих верованиях? Что ж, пускай послушает да вразумится.

В: Довольно. Мне желательно узнать следующее. Не случалось ли Ребекке Ли пророчествовать у вас в собраниях?

О: Нет.

В: Не объявляла ли она, будь то в приватной беседе или во всеуслышание, что же подвигло её вернуться на путь благочестия?

О: Рассказала лишь, что тяжко грешила и душа её уязвлена жестоким стыдом за прошлую жизнь.

В: Не называла ли она какого-либо происшествия, которое сделало в ней такую перемену?

О: Нет.

В: А время либо место оного?

О: Нет.

В: А иных особ, бывших с ней при этой оказии, буде такие имелись?

О: Нет.

В: Верно ли?

О: Она, как ей и подобает, блюдёт смирение. И живёт во Христе. Или чает жить во Христе.

В: Как, только ещё чает? Разве она не довольно ещё в вашей вере утвердилась?

О: Она ещё не имела побуждения к пророчеству. Дар этот усвояется нам благодатью Христовой, о ниспослании которой мы молимся.

В: Это чтобы и девица гремела пустыми словесами вместе с отборнейшими из вашей братии?

О: Чтобы и ей было дано говорить славным языком внутреннего света и возглашать его, подобно жене моей и прочим.

В: Пока же она показывает себя к этому неспособной?

О: Пока вот не пророчествовала.

В: Не оттого ли, что она перед вами лукавит?

О: Зачем бы ей лукавить?

В: Чтобы, оставаясь прежней в душе, уверить вас, будто переменилась.

О: Нынче она живёт для Христа в надежде через то прийти к жизни во Христе. Их с мужем нужда заела, достатков у них — что травы на камне. Всех его заработков едва хватает на прожиток. Так какая же ей корысть лукавством обрекать себя на нищету, когда она могла бы жить иначе, в роскошестве и разврате, как и живала некогда в твоём Вавилоне?

В: Оказываете ли вы им вспоможение?

О: Когда имею чем. Братья и сёстры во Христе их тоже не забывают.

В: Это им лишь изъявляют такое милосердие либо всякому, терпящему нужду?

О: Всякому. Ибо заповедано Джорджем Фоксом и первыми блаженными братьями: прежде чем внидет в душу свет истины, надлежит достойным образом одеть и напитать вместилище души. И вот почему так заповедано: они усматривали вокруг неисчислимое множество людей, пребывающих в нищете, в состоянии ничтожнее скотского; и видели других — тех, кому можно бы и должно подать помощь страждущим, потому что богатство их много больше, чем нужно для удовольствования себя и своих домашних в одежде и пропитании, но они от скаредности и суетного себялюбия никому не помогают. И ещё видели они, что немилосердие это смрадом падали достигает до Господа нашего Иисуса Христа и послужит слепцам к погибели. По-твоему, мы мятежники — что ж, пускай. Это и есть наш мятеж, и даяние своё мы почитаем стократ благим и братским, лучшим подражанием истинному благодеянию Христову. И если по-твоему мы мятежники, тогда и Он у тебя выходит мятежник.

В: Христос — иное дело! Он давал из сострадания, вы же своими подачками подбиваете людей малоискушённых отвращаться от подобающего им состояния.

О: Голодать и носить рубище — это им подобает? Прошёлся бы ты по той улице, где живёт сестра наша Ребекка. Оглядись вокруг, или у тебя глаз нет?

В: Как не быть. И глаза мои удостоверяют, что в вашем убогом городишке она имеет и стол и кров и надёжно схоронилась за вашими серыми юбками.

О: Изрядно схоронилась, коли ты её нашёл.

В: Её искали много месяцев.

О: Взгляни: вот гинея. Выручил не дальше как вчера за два камзола своей работы. Приложи к ней ещё гинею от своих щедрот, и я отдам их людям с Тоуд-лейн — тем, кто, по твоему разумению, пребывает в подобающем им состоянии, а живёт впроголодь, хуже нищих. Что, не желаешь? Такого ты, сударь, худого мнения о делах милосердия?

В: О тех, что пойдут прахом в первом же кабаке, — подлинно худого.

О: Как и о дне грядущем. Вон ты какой осмотрительный. Послушай, разве Иисус Христос не отдал за тебя то, что ценой много превосходит одну гинею? Вообрази же, что и Он взял бы ту же осмотрительность и сказал себе: «Я, пожалуй, этого человека искупать не стану. Он слаб: Я за него кровь отдам, а старания Мои пойдут прахом в первом же кабаке».

В: Вы забываетесь! Оставьте свои дерзости при себе.

О: А ты — свою гинею. Мы и квиты.

В: О девице есть подозрение, что она повинна в страшном преступлении.

О: Что родилась Евой — вот единственное её преступление. Ты не хуже моего знаешь.