Куда уходит любовь - Гарольд Роббинс

– Все было словно Неделя Доброго Старого Дома. – Прикрыв двери, я сел напротив нее.

Разлив коньяк по бокалам, она протянула один из них мне. Обхватив ладонями его выпуклые бока, я повращал напиток, чтобы согреть его, и вдохнул аромат. Букет был богатым и теплым, и от него защипало в носу.

Нора внимательно наблюдала за мной.

– Ну? – спросил я.

Подняв свой бокал, она отпила небольшой глоток. Когда она заговорила, голос у нее был хрипловатым.

– Я хотела бы, чтобы ты помог вернуть Дани в тот дом, откуда она родом.

Мне показалось, что гора пошла к Магомету.

– Почему именно я? – наконец спросил я. Голос у нее по-прежнему был хриповат.

– Потому что мы сможем справиться с этим только вместе. Ты и я. Мы сможем вернуть Дани домой.

Я отпил коньяк.

– Ты забыла одну вещь. Я тут больше не живу.

– С этим мы можем справиться, – мягко сказала она.

Я сидел, глядя на нее, и внезапно мне стало отчетливо ясно, что она совершенно не изменилась. Законы, по которым она жила ныне, были такими же, как и всегда. Для нее имело значение лишь то, что ей хотелось. Для нее было неважно, что она рушит чьи-то судьбы, причиняет кому-то боль и страдания.

– Ну-ну, – пробормотал я.

– Подумай об этом. Дани будет куда лучше с нами, чем с моей матерью, и уж, конечно, куда лучше, чем в одном из этих исправительных заведений. Гордон считает, что, если мы будем действовать руку об руку, нам это удастся. Доктор Вайдман оценит ситуацию с точки зрения психологии, и суд будет вынужден согласиться.

– Неплохая идея, если бы я по-прежнему был один. Но это не так.

– Ты говорил, что твоя жена из тех женщин, которые все понимают. Она должна понимать, как ты относишься к Дани, иначе она не отпустила бы тебя сюда. Мы можем так все организовать, что она останется вполне довольна. Ей никогда в жизни не придется больше беспокоиться о деньгах!

– Не трать попусту слов, Нора, – перебил я ее. – Это невозможно. Поставив на столик бокал, я встал. Склонившись в кресле, она схватила меня за руку и, подняв голову, уставилась мне в лицо.

– Люк.

Я смотрел на нее сверху вниз. От ее пальцев, вцепившихся мне в руку, словно било электрическим током. Я не проронил ни слова и спокойно стоял, глядя на нее.

– Помнишь, как мы были с тобой, Люк? – мягко спросила она.

– Помню.

Она еще сильнее сдавила пальцы.

– Это может вернуться, Люк. Никогда ни с кем у меня не было так, как с тобой.

Я чувствовал себя, словно под гипнозом.

– Нет.

– Мы снова можем быть счастливы.

Я яростно одернул руку, но злился я больше на себя, чем на нее. Мне не стоило выходить из себя, и Нора была такой же, как всегда.

– Нет, – хрипло повторил я. – Ничто не может повториться. И в прошлом, какое бы оно ни было, мы чурались правды. Мы закрывали глаза на действительность. И я не могу возвращаться, чтобы жить рядом с ложью.

– Так оно и было, Люк! Мы не должны были так жить. Но ты не понимаешь, что теперь у нас не осталось никаких иллюзий? И мы сможем все устроить наилучшим образом.

– Не будь такой идиоткой, Нора!

– У меня есть моя работа, – продолжала ворковать она, по-прежнему глядя на меня. – У тебя – твоя. Я говорила с братцем Джорджем. Он сказал, что с удовольствием возьмут тебя обратно. И что самое главное, у нас есть дом, куда Дани может вернуться.

Она откинулась на спинку стула, отвела глаза от меня и, когда она вновь заговорила, голос был совсем другим.

– Ты так плакался над судьбой дочери, – резко бросила она мне, – о том, как ты ее любишь, как много ты хотел бы сделать для нее. А теперь, когда у тебя есть возможность действительно что-то сделать для нее, ты и пальцем не хочешь пошевелить!

Господи, я только сейчас стал многое понимать. Элизабет давно все поняла, и поэтому-то она и сказала, что хочет моей поездки домой, чтобы я наконец избавился от призраков, которые так долго терзали меня. Она, видно, предвидела, что у нас состоится и такой разговор, когда мне придется выбирать между ею и Дани.

И я почувствовал, как у меня сжалось сердце. Она все знала, и все же отпустила меня. Это было больше того, что любой мужчина может требовать от своей жены.

Я посмотрел на Нору, и мне показалось, что я в первый раз по-настоящему вижу ее. Сэм Корвин был прав, когда говорил, что единственное, чем она по-настоящему была увлечена, было ее искусство. Кроме него, для Норы никого и ничего не существовало.

– Я приехал помочь Дани, – тихо сказал я. – Но не для того, чтобы разрушать чью-то жизнь.

– До чего благородно. И теперь, насколько я понимаю, ты будешь изливаться мне, как ты любишь свою жену!

Я задумчиво посмотрел на нее. Внезапно я улыбнулся. Она сама все обрекла в слова.

– Это верно, Нора, – подтвердил я. – Я в самом деле люблю ее.

– И что же, как ты думаешь, останется от ее любви, после того, как она увидит те снимки, которые я ей послала?

Я ждал этого. И ничего не ответил.

– И какая тогда у тебя будет причина отказывать мне?

– Самая убедительная в мире. Я не люблю тебя, вот и все. После таких слов любовь не может больше существовать. Она умирает. Она сгорает, уничтожая саму себя в пламени слов, полных ненависти и взаимных обвинений.

Ее разрывает на части гнев и насилие. Но и после взрыва от нее остаются останки, терзая сердце и память воспоминаниями о несбывшихся надеждах, о чувствах и страстях, которые так и не принесли плодов. И затем, когда звучат простые, словно бы сказанные ребенком, слова, она умирает окончательно.

Исчезают все призраки, испаряется чувство вины. Все встает на свои места, как и должно быть. Что бы ты ни сделал.

Направляясь обратно в мотель, я опустил окна в машине. Свежий ночной воздух охладил даже ненависть, которую я старался изгнать из души. Теперь Нора ничего не значила для меня. Больше ничего не значила.

17

Вернувшись в мотель в четверть одиннадцатого, я сразу же направился к себе в номер. Ровно в одиннадцать часов раздался стук в дверь. Я открыл ее.

С испуганным выражением на лице в дверях стояла Анна Страделла. Я сделал шаг назад.

– Входите, Анна, – сказал я, пропуская ее. – Почему он послал именно вас?

– Он подумал, что если тут будут полицейские, вы не передадите меня им.

– Не стоит так боятся. Тут никого нет.

В глазах ее появилось выражение облегчения.

– Я и не думала, что меня встретят полицейские.

– Вы принесли письма?

Молча она открыла сумочку, вынула оттуда письма и вручила их мне.

– А что, если я скажу, что у меня нет денег? Она пожала плечами.

– Это не имеет значения.

– Что же вы скажете своему брату?

Она повернулась ко мне лицом, и я увидел, что глаза ее полны скрытой боли.