Обещание - Ольга Романовская

Губы Льлеи тронула загадочная полуулыбка; зелёные глаза лукаво, не мигая, смотрели на Маркуса. Она поднесла руку к губам и дунула на пальцы — и, порожденные дыханием, искристые, разноцветные бабочки разлетелись с её ладони.

Танец вещей прекратился, комната приняла обычный, будничный вид.

Шемма опустилась на стул и бессознательно начала теребить воротник.

— Испугались? — Льлея взяла принца за руку и подвела его к инструменту, стоящему в простенке между окнами.

— Чтобы немного загладить свою вину, я Вам сыграю. — Она погладила его по руке и, усадив на стул, опустилась на круглую скамеечку, покрытую вытершимся бархатом.

— Это клавесин, — объяснила Льлея. — Он очень популярен в Дабаре, да и не только. Надеюсь, — улыбнулась она, — я умею на нём играть.

Из-под её пальцев, ударявших то по одним, то по другим клавишам, полилась та самая музыка, которая очаровала Маркуса ещё там, на улице, та самая, что лилась из открытого окна.

Льлея всё так же загадочно улыбалась, изредка бросая косые взгляды на принца.

Искусство — великая сила; музыка, затрагивающая самые потаённые глубины души, заставляет забыть о том, кто играет. Какая разница, кто эта музыкантша, когда она играет, она всё равно богиня, даже больше, чем богиня, потому что играет не на клавесине, а на струнах человеческого сердца.

И тут Льлея запела, окончательно изгладив из головы Маркуса неприятные воспоминания вечера.

Берега туманные, далёкие,

Тают в дымке голубой.

Дни короткие, недолгие

Дали боги нам с тобой.

Ветер гладил меня ласково,

За тебя слова шептал.

И мучительно-прекрасно ты

Руки мои целовал…

Она пела, временами то запрокидывала голову, то резко вскидывая, чуть поводя плечами. Принц слушал, затаив дыхание, и ему казалось, что лучше и чище её нет никого на свете.

Между тем Шемма подошла к столу, аккуратно собрала и разложила по стопочкам разбросанные по нему бумаги. Поправляя на ночь занавески, она задержалась возле одного из окон.

— Вам пора, Маркус, — с сожалением сказала Шемма. — Мильна только что погасила свет.

И музыка, и пение тут же оборвались.

— Что ж, спокойной ночи, — улыбнулась Льлея и, обратившись к сестре, добавила: — Проводи его, Шемма, — как бы чего не случилось.

— Вам у нас понравилась? — спросила на прощание маленькая проказница, готовясь унести с собой яркое пятно масляной лампы.

— Очень, — прошептал Маркус.

— Тогда не стесняйтесь, заходите еще. Спокойной Вам ночи!

Шемма ушла. Постояв немного, принц тихо хлопнул калиткой и, крадучись, подошёл к входной двери Мильны. Дёрнув за ручку, он убедился, что она не заперта. Натыкаясь на мебель, принц в полной темноте побрёл в свою комнату. Замок на входной двери за его спиной захлопнулся. Непривычно, но он ведь в доме ведьмы.

— У Льлеи были? — раздался откуда-то из темноты голос Мильны.

Маркус предпочёл промолчать.

— Значит у неё. — Лица её он не видел, но ему показалось, что она улыбается. — К ней ходят все образованные люди. Жаль, — вздохнула Мильна, — их у нас немного! А Льлея девушка утончённая… Давайте я Вам посвечу.

В руке у принца оказался огарок. Маркус огляделся — хозяйки рядом не было. А была ли она вообще? Может, это всего лишь оставленная ею галлюцинация? Но, как бы то ни было, ему хотелось спать, а не размышлять о таких банальных для Фарендардуш-Гарда вещах.

Глава IX

Несмотря на абсурдность слов Мильны, на следующее утро Стелла чувствовала себя намного лучше; плечо почти не болело.

Она проснулась в небольшой комнате, обставленной старинной мебелью, выкрашенной под розовое дерево. Мебель была плохонькая, безвкусная, но добротная. На низеньком пузатом комоде, стоявшем рядом с кроватью, выстроились в ряд статуэтки, в том числе, изображения Эмануэлы и Дрегона — довольно странное соседство.

— Интересно, — подумала принцесса, — а кому из них она поклоняется?

Вопрос действительно заслуживал внимания, учитывая нетривиальный выбор божеств на комоде. Хотя, Дрегон — это не злой бог, как кажется невежественным людям, он вообще не бог. Наверное. Стелла привыкла считать его ужасным драконом, пожирающим грешников и параллельно зорко охраняющим свои бессметные сокровища. Жил он под землёй, в епархии Мериада, и, наверное, был просто чудовищем. А, может, и нет. В конце концов, поклоняются же ему люди. Может статься, что и у него есть человеческий облик — Дрегона никто не видел, ну, кроме тех несчастных дрожащих душ, которые приводил ему Плорициндомарт.

Заскрипела дверь, и в комнату вошёл Маркус.

— Доброе утро! — Он присел на край кровати. — Я только что говорил с Мильной, и она казала, что мы скоро сможем уехать.

Принцесса обрадовалась. Ей хотелось быстрее покинуть место, где часто появляется Наамбра и живут одни ведьмы.

— В этом городе нужно держать ухо востро. — Принц снял с комода одну из фигурок и повертел в руках. — Я вместе с Мильной был на главной площади (она покупала какие-то травы), видел башню и гостиницу. Между прочим, к коновязи был привязан гнедой монтен. Всё бы ничего, но у его ног лежал ридог. Вряд ли это совпадение.

— Так в Фарендардуш-Гарде на рынке продают травы? — удивилась Стелла.

— Нет. Рынок здесь есть, но травы там не продают. На центральной площади стоит большой дом, где живёт некая Гаярана…

— Она, случайно, не родственница Гаяры? — На эту мысль её навела поразительная схожесть имён.

— Да. Я не слишком вникал, но, кажется, это её дочь. Как сказала мне Мильна, она управляет домом Наамбры, которой принадлежит весь этот город.

— Никогда бы не подумала, что попаду в город Наамбры!

— Так вот, вокруг того дома разбит сад, где выращиваются травы для зелья.

— Действительно, город колдунов!

— Скорее, колдуний.

Девушка села.

— Может, отвернёшься? Я хочу одеться.

Принц, насвистывая, отошёл к двери, сделав вид, что внимательно рассматривает щербинки на её поверхности.

— Маркус, не надо ломать комедию! Говорить я тебе не запрещала.

Она вылезла из-под одеяла и быстро натянула на себя штаны и рубашку.

Накинув на плечи шерстяной платок (он висел на спинке стула), девушка весело сказала:

— Можешь поворачиваться. И оставь в покое дверь!

Маркус обернулся и, окинув её придирчивым взглядом, заметил:

— Ты в этом замёрзнешь. Давай я принесу тебе шерстяную безрукавку? Кажется, у тебя было что-то подобное.

— Ты, что, рылся в моих вещах? — притворно ужаснулась принцесса.

— Вовсе нет. Делать мне больше нечего! — обиженно пробурчал принц.