Дороги. Часть первая. - Яна Завацкая

— Господи! — произнесла пораженная Ильгет, — Иволга! Ты о чем?!

— Да ни о чем... сама понимаешь... решила я вступить в вашу компанию.

— Ой... подожди... — Ильгет отставила свою чашку, — это так неожиданно! Конечно, я все сделаю... и не надо всех дожидаться. Зачем им вообще знать, что ты не крещена?

— Да пусть знают, чего врать-то...

— Да, ты тоже права. Но все равно...

— Я могу и со всеми, Иль. Мне без разницы. Просто я подумала, чего дожидаться, когда еще на Квирин попадем... и доживем ли... знаешь, сагон жив, все может случиться.

— Да, ты права, конечно!

Ильгет помолчала.

— Иволга, а когда ты решила? Когда тот мальчик... выздоровел?

— Нет, раньше, — немедленно ответила Иволга, — с дэггером.

Она опустила голову и продолжала глухо.

— Я тогда уже все поняла. Думала ведь, что все, умрем... и вдруг меня как пробило — есть Он, есть! Любит нас. И потом вот эта мысль, что надо попробовать дэггера на себя переключить. И когда мне это удалось, я поклялась, что обязательно крещусь. Я не все у вас понимаю... Только я теперь знаю, что Он есть. А вот сейчас, знаешь, тебя слушаю, и вроде бы все уже можно принять.

Ильгет решила поторопиться с крещением. Хотя дел было очень много, ложиться приходилось за полночь, а вставать с рассветом — ежедневно она проводила очередное занятие по катехизации. Заставила учеников выучить (повторяя хором) несколько основных молитв — ей самой пришлось перевести молитвы на гэллани (впрочем, тут помогла Иволга, переводы были ее коньком). Наконец Ильгет сочла, что подготовки достаточно, по крайней мере, для того, чтобы принять крещение. Предупредила лишь, что занятия будут продолжаться.

Она решила крестить своих учеников в реке. По идее, можно использовать любую посуду и любую воду, но кто его знает... на Квирине освященная купель, святая вода, священник. А здесь что — корыта из-под воды, которой они омывали викотные язвы. Нет даже Святого Писания, благо, Ильгет помнила почти все Евангелия наизусть, и с помощью Иволги перевела их на гэллани. Лучше в реке, думала она, Богом созданные вода, лес, небо, пусть и не освященные — это все же лучше, чем затхлый дом и старые корыта.

Для женщин они сшили альвы из местного кружева, чтобы покрыть головы, все оделись в обычную беленную ткань, и как-то ранним ясным утром большой процессией двинулись к Агенору. Ильгет держала в руках крест, сколоченный Ганиксом, домохозяином из Мапы. Эннори следовал за ней шаг в шаг, глаза его неудержимо сияли.

Агенор был чист и нетороплив, и на галечном пляже все, у кого была обувь на ногах, разулись. Кроме женщин — у гэла считается невозможным для женщины обнажить ступни. Ильгет вошла в воду прямо в лыковых киппах, сразу отяжелевших и наполнившихся водой, подол коты тоже намок. Но это все мелочи. Глядя на учеников, собравшихся на берегу, Ильгет начала читать молитвы.

Она только приблизительно помнила текст обряда, и вчера просидела несколько часов, составляя его на гэллани из известных ей молитв и библейских изречений. Она решила совсем отказаться от вопросов крещаемому и прочих формальностей, просто хотелось, чтобы люди восприняли это как настоящий праздник.

И так оно и получилось. Синеватая, медленно текущая вода реки, склоненные ветви ив с трепещущими серебристыми листьями, сияющее, как купол храма, бездонное синее небо. Выточенный из дерева крест установлен на берегу. И еще, казалось Ильгет, лица всех гэла и Иволги наполнены сегодня каким-то сиянием, светом, радостью, какой на земле не бывает.

Ильгет назвала имя Иволги. Та медленно вошла в воду, и не просто наклонила голову, чтобы Ильгет было удобнее поливать, а прямо в воде встала на колени, полностью промочив свою одежду. Похоже, она этого и не замечала. Ильгет набрала воды полные горсти, визарское солнце сверкнуло в горстях, и струйка скользнула на склоненную светловолосую голову Иволги, терранки и бойца ДС.

Ильгет знала, что ей предстоит произнести всего лишь сокращенную формулу «необходимого крещения» — однако оно настолько же действительно, как и церковное, полноценное. Дрогнувшим голосом, стараясь говорить громче, Ильгет произнесла.

— Крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Один за другим подходили гэла, и поливая чистой речной водой, Ильгет превращала их в христиан — первых на этой планете.

Ильгет вспомнила в молитве весь отряд ДС, работающий сейчас на Визаре, всех по именам, потом стала молиться за Питу, и за себя, она уже привыкла с этим обращаться к Пресвятой Деве, чтобы та молила Бога послать Ильгет любовь и разум, настоящую любовь к собственному мужу, и разум, чтобы вести себя с ним правильно. Эти молитвы она повторяла каждый день. Беспокоило ее, как сейчас живет Пита... не нашел ли себе еще кого-нибудь? Ильгет поспешно запретила себе думать об этом. Она верит в Питу, верит в то, что все будет хорошо, что он ждет ее.

Ильгет вспомнила свою мать и отца, которого не знала, и всех своих родственников, и родственников со стороны мужа, и всех своих друзей по Ярне. Как хорошо, когда есть возможность даже во время акции вот так спокойно помолиться.

Ильгет помянула и всех, кто был рядом с ней сейчас, и тэйфина Панторикса, о котором ходили самые разноречивые слухи, и князя, и всех горожан Агрены, и свою маленькую общину — в особенности ее и всех ее членов. И потом помолилась за погибших.

Она прочитала молитву Святому Духу, перекрестилась. Поднялась с колен и пошла в соседнюю комнату, где Иволга раскладывала лекарства для завтрашнего приема больных. Подруга обернулась к Ильгет.

— А, это ты... Рида спать уже легла.

— И нам бы пора, — Ильгет присела к столу.

— Завтра надо к Гэссу смотаться, я с ним поговорила, ему доставили уже весь наш заказ. Давай я сама съезжу?

— Хорошо, — согласилась Ильгет.

— Может, чайку еще выпьем? — Иволга присела рядом с ней. Ильгет кивнула и отправилась за кружками.

Чай на Визаре был чуть горьковатым и пряным, из местных луговых трав, и еще имел он странный, но приятный привкус глиняной посуды. Иволге этот привкус не нравился, и она упорно наливала себе чай в цилиндрическую пустую упаковку из-под виталина. Ильгет, наоборот, с удовольствием пила из визарской кружки. Закусывали лепешкой, суховатой, лежащей еще со вчерашнего вечера, размачивая ее в чае. Ильгет нравились такие посиделки вдвоем с Иволгой, только с ней, как будто снова на Квирине...

— Сегодня приходил из города еще один, шорник, — сказала она, — хочет тоже вроде бы креститься.

— Здорово, — сказала Иволга, — это уже будет всего пятнадцать человек, считая наших. Честно говоря, на такой эффект ДС вовсе не рассчитывала.

— Ну раз уж получилось, — улыбнулась Ильгет, — думаю, ругать нас не будут.

— Тебе надо подумать о том, кто тебя заменит на занятиях, — заметила Иволга, — когда мы улетим. Эннори?

— Нет... знаешь, насчет Эннори у меня другие планы. Им ведь нужен настоящий священник!

— Ого! Забрать на Квирин? — поняла Иволга.

— Да. А занятия... Рида может вести или Ганикс, у них и язык подвешен. Эннори, думаю, вернется в следующий раз. Им нужно причастие, церковь...

— Разве может быть так, что Церковь построена на одном только человеке с этой планеты? — спросила Иволга, — я думала, надо с Квирина кого-нибудь прислать, тут рукоположить кого-то...

Ильгет рассеянно и тихо улыбнулась.

— Да, это может быть и так, Иволга. Ведь как получилось со святым Квиринусом? Жил он на Терре, и случайно попал на Эдоли. Там ничего не знали о Христе, и Квиринус был единственным, кто им об этом рассказал. И какая там Церковь возникла!

— А теперь, выходит, все основано на твоих рассказах, — заметила Иволга. Ильгет покраснела. Такая мысль ей не приходила в голову. Потом она сказала.

— Спасибо Господу, какие только пути Он не находит... А Эннори вполне сможет стать священником.

— Я тоже так думаю, — согласилась Иволга.

Они допили чай и сидели молча, в полутьме, озаренной лишь неровным пламенем десятка свечей. И хорошо было так сидеть вдвоем, даже спать идти не хотелось.

— Как там Арнис сейчас, — тихонько сказала Ильгет, мысль эта — об Арнисе — постоянно присутствовала где-то на дне сознания, она чувствовала себя связанной с другом особым образом, и знала, что Арнису сейчас очень тяжело.

— Да уж... наша-то миссия скоро закончится. А вот ему еще долго мучиться, — сказала Иволга.

— Господь его сохранит, — почти прошептала Ильгет.

— А к мужу... ну вот честно — тебя сейчас тянет? — спросила Иволга.

— Честно — тянет, — сказала Ильгет, — он ведь родной мне, понимаешь?

— Но ты ведь не хочешь быть с ним, так? Ну честно?

— Иволга, — тихо сказала Ильгет, — а кто сказал, что наши желания — это некий эталон, самое главное, то, что обязательно должно выполняться? Ты думаешь, мы всегда знаем, как лучше?